Книжник из Смерш. Галерея родственников

Сергей Цлаф
За окном квартиры на втором этаже панельной «хрущёвки» стремительно темнело. Зажглись уличные фонари, и стали заметны редкие снежные  «мухи». Их становилось всё больше, пошёл снегопад. Первый снегопад в декабре 1966 года. В открытой форточке засвистел ветер, начиналась метель, а в комнате было тепло и уютно. На стеллажах, плотно прижатые друг к другу,  стояли книги по философии на русском и немецком языках, томики стихов русской поэзии, и самые любимые книги владельца кабинета. Основная часть библиотеки располагалась в соседней комнате, по-совместительству играющей роль столовой и гостиной.

Мой дядя, Владимир Соломонович  Библер, дописывал статью для журнала «Новости философии», а я разглядывал ножи из его коллекции, составленной в основном из азиатских образцов. Дядя любил, когда к нему заходил непутёвый племянник, у которого было, по его мнению, не так уж и много достоинств, но того, что он умел слушать, отнять было нельзя.

Я сидел и ждал, когда статья будет дописана, дядя заварит крепчайший чёрный чай по своей секретной технологии, мы перейдём в кухню, и, попивая волшебный напиток, хрустя сушками, перейдём к главному, а именно, рассказам о былом. Не в первой мне было выслушивать интереснейшие истории из насыщенной приключениями дядиной жизни, и по мере моего взросления, они становились всё серьёзнее.

Дядя Володя был известным философом, но был известен более за рубежом, нежели, в СССР, где с каждой последующей статьёй к нему нарастало внимание чинуш из Комитета Глубинного Бурения (КГБ).  Это внимание достигло своего апогея в 1968 году, когда дядя выразил на одном собрании своё несогласие  с вводом войск стран Варшавского договора в Чехословакию. Было много неприятностей, нареканий, протоколов, выговоров, но, не более того. Почему, не более? Скорее всего, ответ кроется в названии рассказа, который совсем о другом времени, других событиях и людях.

Я отложил очередной нож, встал, и подошёл к книжному стеллажу. Моё внимание привлекла толстенная книга в плотном переплёте ручной работы. На книге готическим шрифтом было много чего написано, но мне удалось прочитать только одно слово – Kant. С умным видом, вернувшись к дивану, сел, и открыл том. Забавно…Сложно читать книгу на незнакомом языке, а философию, тем более. Тем более, философию Канта. Дядя искоса посмотрел на меня, и по его губам проскользнула ехидная улыбка: «Ещё минут двадцать, и будем пить чай. Как тебе книга? Нравится?» «Солидная…» - промямлил я, и перевернул книгу. В переплёте чернело круглое отверстие. С любопытством открыл книгу снова. На две трети толщины том был пробит чем-то очень острым, и с огромной силой, так как диаметр отверстия  практически не изменялся. «Что это? – спросил я дядю, подняв книгу в воздух, и быстро листая пробитые отверстия – Как это получилось?» Дядя поставил точку в последнем предложении, снял очки, потёр пальцами уставшие глаза, и сказал: «Ну, племянник, пошли чай заваривать! На кухне расскажу об этом случае».

……………………………………..Книжник из СМЕРШ…………………………………………………………

Ты знаешь, что означает фамилия Библер в переводе? Закрой рот, я сам скажу. В переводе означает – Книжник. Библия – книга. Книжником меня в контрразведке и прозвали. Не только за фамилию, но и за то, что всё свободное время, которого было в обрез, я читал. Серёжа, ты на английском языке читаешь? Нет? Плохо…А на французском? Нет? Ещё хуже! А на немецком? Вопрос риторический. Хорошо, что покраснел. Как чай? Замечательный? Подлиза!

А вот меня родители очень серьёзно учили немецкому языку. Следили, как в школе дела идут, а потом дополнительно предложили заниматься. Попросили одну знакомую преподавательницу из института иностранных языков меня подтянуть. Подтянула…И стал я говорить на высоко-культурном немецком языке – Хох-дойч.

На филфаке МГУ очень язык пригодился. Немецкая философия, как ты знаешь, лежит в  основа…тебя по спине похлопать? Как ты знаешь, лежит в  основании многих взглядов на развитие науки до сих пор, и, кроме того, что? Это я тебя спрашиваю, что? Сушки, да, вкусные! Так, что? Развития гуманистических  мировоззрений конца ХУ111, начала Х1Х веков. Поэтому, было очень приятно читать в оригинале…кого было приятно читать в оригинале, племянник? Ванда, я его совершенно не мучаю! Видела бы ты его щёки! Как у хомяка! Гегеля, Шопенгауэра и Канта! Ну, что? Откуда взялось пулевое отверстие в томе Канта?

1. Том Канта.

Началась война, и 26 июня меня призвали в армию. На комиссии заинтересовались моим немецким, позвали кого надо, и я с ним около часа разговаривал. На немецком, естественно. В тот день отправили меня домой, сказав, что вызовут дня через три. Так и получилось. Надеялся, что на фронт пошлют, но, нет…Отправили в спец.школу. После МГУ капитана присваивали, а как на место прибыл, переодели в курсантскую форму, и в этот же день подготовка и началась. Спец.предметы. Стреляли, кололи…Не это главное, а развитие внимания, причём, к мельчайшим деталям. Фотографии, рисунки, планы, карты топографические. Через десять дней группу разделили. Аналитики и оперативники. Меня в аналитики. Вначале обидно стало, но, физические кондиции не совсем подходящие были. Другие спец.предметы пришлось изучать. Какие – сказать не могу, но, интересно было. Мы многого в поведении людей не понимаем, принимаем всё, как видим. И часто видим в искажённом свете. А нас обучали, за милыми улыбками видеть нечто иное, опираясь на другие факторы – вторичную мимику, движения, взгляд…Интересно…

Месяц, ещё один. В конце второго месяца вызывают меня в штаб, и приказывают отбыть в распоряжение созданной контрразведки СМЕРШ, в Москву, за назначением. Прибыл. Опять часовые беседы, и…спец.курсы. Обидно ужасно стало! На фронтах страшные вещи происходят, а тут спец.курсы! Началось обучение на спец.курсах, и понял я, что спец.школа – цветочки, а ягодки-то, вот они…

Обучение закончилось, вызывают меня и говорят: «Капитан Библер, изучив личное дело, и табели занятий, принимая во внимание уровень немецкого языка, направляем Вас на борьбу с агентурой диверсионно-разведывательных школ СС» Вообще-то, могли и на направление Абвера бросить, с теми же словами. СС, так СС.

Практически ничего по этим школам известно не было, а гадили агенты в тылах фронтов, сам понимаешь как. Что, как? По-разному. Об этом потом. Дали мне день, Заехал домой, посидел с родителями, взял кое-что, в том числе, вот эту книгу, и отбыл на фронт. Ад кромешный с полной неразберихой».

Здесь хочу прервать на некоторое время повествование моего дяди, и сказать следующее. Прошло уже очень много лет с того нашего разговора. Открыто много источников информации о спец.службах России и СССР военного, и не только, времени. Я же пишу так, как помню рассказы моего дяди.

«Спустя некоторое время с неразберихой стало легче, но ад остался. Читать было абсолютно некогда, а, если, и выпадали спокойные часа два-три, то валился, или, на тюфяк на полу, или, на кровать, и засыпал мёртвым сном. И так около полугода.  В начале 1942 г. стало несколько легче. Немцы стали перестраивать систему подготовки агентов, сократив на время количество забросок. Серёжа, ты всё понимаешь? Угу? Хорошо. Так вот, появилось свободное время, и я достал из чемодана вот этот томик Канта.

Однажды ночью не спалось, сел за стол в кабинете, выделенном мне в кабинете завуча, одной из школ в Можайске, и стал читать. А через час приводят на допрос захваченного агента. Привёл его один знакомый мне оперативник ещё по курсантской школе, шепнув на ухо, что фигурант непростой. Взяли с трудом, положив ещё двух. Ванда, не мешай. Я о войне рассказываю. Оперативник посадил немца на стул передо мной, а сам несколько сзади и сбоку на табуретку уселся. Немец, когда мой немецкий язык услышал, удивился, и на несколько вопросов даже ответил, но, потом, опять в молчанку стал играть. И тут мне один документ принесли очень интересный, где этот агент значился под другим именем, но тем же лицом на фотографии. Может быть, тёртый агент, что-то по моему лицу прочитал, то ли, что-то другое его к такому действию подтолкнуло, но загнул он правую руку за голову и из-под гимнастёрки маленький пистолет достал, и мне в лицо выстрелил.

Знаешь, племянник, бывают странные поступки, которые объяснить сложно, но, они нередко спасают жизнь. Мне захотелось переложить том Канта с правой стороны стола на левую. Взял я книгу в руку, а мне в лицо ствол смотрит, машинально томом прикрылся,  сразу пуля в него вошла. Выстрел прозвучал, как в ладоши громко хлопнули. И сразу за ним грохнул ТТ оперативника. Пуля агенту чуть правее уха в голову вошла, тело качнулось вперёд, и он на стол лёг. Всё в крови, в ушах звенит, в дверь народ ломится с пистолетами в руках…А я на книгу смотрю с удивлением и, как ты, палец в отверстие пытаюсь засунуть. Это сейчас, племянник, смешно, а тогда…Одна мысль: «Надо же, пронесло…».

Оперативник-то понял, что погорячился, мог бы и так вырубить, но, рефлексы…Рефлексы? Это когда тренированный человек действует автоматически, в соответствии с появлением угрозы. Пистолетик был четырёхзарядный, следующий выстрел был бы  направлен в него, вот он и опередил. Дали нам за труп в кабинете по выговору. Несправедливый выговор. Почему? А не надо агентов на допрос вооружёнными приводить! Правда, тут и выявилась одна оперативная недоработка.

Когда гимнастёрку на трупе задрали... Ванда, а на «мертвеце» лучше звучит?! Серёжа, закрой дверь! Так вот, обнаружили, что пистолет крепился к спине между лопаток пластырем рукоятью вверх. Очень удобно. Ребята впервые такое видели, но сразу оценили опасность, и дали ориентировку во всем подразделениям. Интересная особенность потом выявилась. Пистолет изготавливался из стали, на спине быстро коррозировал под воздействием пота, особенно, женского, и начинал издавать характерный запах. Позже, опытные офицеры по запаху определяли наличие этого оружия. Немцы про это узнали, и стали пистолет никелировать.

Я часто на этот том смотрю, племянник, как на напоминание об очень тонкой границе между жизнью и смертью. И ещё на этого деревянного Буратино. Почему на Буратино? Давай по чашке чая с сушками! Всё готово? Дело было так…

2. Замок СС.

«Серёжа, в СС очень мистику любили. Двенадцать замков, в каждом по двенадцать залов. Вокруг огромных столов двенадцать кресел, двенадцать обергруппенфюреров СС. Рот закрой. В 1944 году вошла армия в Восточную Пруссию. Вызывают меня в штаб СМЕРШ, и приказывают один из замков осмотреть, на предмет принадлежности его к СС. Дали мне виллис с шофёром, и сержанта. У них ППШ, у сержанта наган дополнительно, а у меня штатный ТТ. Поехали. Водитель – молодой ефрейтор, недавнего набора, под огнём не был, болтливый и весёлый. Сержанта я знал давно. Очень выдержанный, молчаливый. С ним было скучно, но, надёжно.

Через час, по лесным дорожкам, до замка доехали. Пока ехали, больше молчали, да по сторонам смотрели внимательно, а болтовни шофёра не замечали. Понимали, что он так напряжение снимает. Подъехали к центральному входу в замок, мы с сержантом из виллиса вышли, и, по моему приказу, шофёр его к задней части замка отогнал. Чтобы не светился, мало ли что…Напомнил я перед этим молодому, весёлому об осторожности. «Есть, товарищ капитан!»

Вошли с сержантом в замок. Оружие на готове держим. Тишина полная. На полу бумаг с орлами полно раскиданных, ящики армейские. На втором этаже то же самое, и на третьем не лучше. Я бумаги быстро читаю, но ни намёка на принадлежность к СС не нахожу. Сержант ППШ на плечо повесил, я пистолет в кобур вложил, и так на четвёртом этаже, распахнув большие двустворчатые двери, в зал  и зашли.

А как зашли, так и остолбенели. С середины зала до огромного камина стол стоит, а за ним офицеров немецких немеренно. Вернее, потом посчитали,  пятьдесят семь человек. И сказать, что не трезвы, означает, что совсем ничего не сказать.  Знаешь, племянник, как страшно смотреть в несколько десятков стволов? Чтобы ты этого никогда не увидел! Глаза на сержанта скосил, а он стоит, за ППШ не лезет, и ждёт, когда я что-нибудь предприниму. А что я могу?! Откуда что берётся… «Господа офицеры, замок окружён танковым десантом. Во избежание пролития крови предлагаю вам сдаться. Жизнь гарантирую. Для решения даю одну минуту» - голос свой не сразу узнал. И начали стволы опускаться. Сдались.

Построили мы с сержантом немцев, провели на первый этаж, вышли из замка, и стали огибать здание, чтобы выйти к виллису. Я иду и думаю о болтуне за рулём. Увидит шествие, и поймёт, что нас взяли. Схватится за ППШ, тут «и сказке конец…». Не верил я, что всё оружие немцы сдали. Том Канта в памяти всегда со мной был. Выходим к виллису. Какая красота! Шофёр ноги на баранку забросил, голову на ручки положил. На солнышке греется, как кот…Услышал шарканье ног по гравию, посмотрел в зеркальце заднего вида…Серёжа, я таких белых глаз больше никогда не видел. Ни на допросах, ни в тяжёлых ситуациях. А среди немцев ропот пошёл. Головами вертят, десант высматривая. А как его можно увидеть? Нет десанта. И стала атмосфера накаляться. Сержант стал в сторону отходить, и я к нему подтягиваться начал. А немцы напружинились, к броску готовясь. И в эту минуту, раздался рёв двигателей, и из леса выехал танковый десант. Три танка с пехотой на бортах. СМЕРШ соседнего фронта послал замок досматривать.

Как их увидел, так и обмяк. Гимнастёрка, хоть отжимай. У сержанта лицо красными пятнами пошло, а шофёр хотел поболтать, но с сержантом взглядом встретился и затих. Немцев вдоль стены построили, стали обыскивать. Спросил разрешения подойти ко мне один офицер. Подошёл, и говорит: «Господин гауптман, мы оценили Ваше мужество. Должен  сказать, что оставалась у Вас несколько секунд жизни. Мы уже поняли  свою ошибку, и были готовы её исправить. Наверняка Вы догадались об этом. На память об этом счастливом для Вас дне, я хочу сделать подарок» И с этими словами достаёт из кармана вот этого деревянного Буратино. Эта была игрушка дочери, но он понимал, что её отберут.

Вот, племянник, том Канта, вот, деревянный Буратино. Это для меня не просто книга и игрушка. Это две глубокие зарубки в памяти о войне. Жив – мёртв. Бутылка с фрегатом внутри? Нет, это уже после войны. Тоже подарок. Тоже немецкого офицера. Вернее, адмирала германского ВМФ. Это память об одной тайной операции, в которой мне пришлось участвовать сразу после окончания войны. Но, об этом рассказывать ещё рано. Лет, так, через десять.

Серёжа, теперь можешь открыть дверь. Ванда, какую очередную глупость сказал Брежнев?»