Часть 1. Пролог.
И вновь память выводит из настоящего, и опять в те 90-е годы, когда произошли наиболее радикальные изменения не только в обществе, но и в собственной жизни. Скорость тех изменений была настолько космической, что нехватало минут на то, что бы оглянуться назад, и события всплывают на поверхность из того бурного водоворота только спустя многие годы.
И нет необходимости выдумывать и досочинять детали. Вспоминая, я и так погружаюсь в ту эпоху вместе с вибрациями души и замиранием некоторых органов моего туловища.
Справившись с набросками картины рейсов периода Западной Африки, нельзя не упомянуть тот отрезок жизни, когда сменив пароходы-четырёх-пятитысячники, мои ровесники, немецкой постройки с незабываемым запахом стареющей виниловой обивки внутренних помещений, я волею судьбы попал радистом на новый гигант-балкер постройки Николаевского завода и водоизмещением 50 000 тонн.
Новая каюта с душем и санузлом делала многомесячное пребывание на железе уютным и комфортным, если эти слова можно применить к судовым каютам.
Радиорубка, состоявшая из трех помещений общей площадью около 50 кв. метров с выностными пультами ДУ приёмников и передатчиков, спутниковой радиостанцией, хорошим кондиционером и мягким ковролином на полу, сменила то узенькое помещение в 13 квадратов с СВЧ волноводами, идущими в сантиметрах над головой, что называлось радиорубкой у старых трудяг грузовозов.
Что говорить об оснащении ходового мостика и штурманской рубки! Та красота навигационного оборудования с цветными телевизионными картинками на импортных радарах, кучей разноцветных лампочек привлекала внимание и вызывала восхищение даже у непосвященных в морские дела сухопутных гостей парохода.
Вы помните те грохочущие, огнедышашие машинные отделения (МО), где несли раньше свои тяжкие вахты судовые механики и мотористы? Если честно, я всегда спускался в МО по многочисленным тёплым железным трапам, к самому телу деловито ухающего судового двигателя как в преисподню, и ни в одном из них не мог находиться дольше полу-часа. Выйдя от туда, оглушенный, я еще долгое время после этого вряд ли мог нести свою слуховую радиовахту.
И вот, как маленький механический рай для безгрешного судомеха, являлось на балкере новое МО с шумоизолирующими стенами и окошками, и где несли вахту механики в чистейших комбинезонах в полной тишине у большого пульта с громадным количеством лампочек-датчиков.
И все эти чудеса, от пайол МКО до штурманской рубки, соединял между собой лифт с восемью кнопками этажей!
Как видите, друзья, нам было чем гордиться. что мы с удовольствием и делали, устраивая экскурсии по пароходу для каждого гостя, посетившего это новое чудо современного отечественного судостроения.
Что касается рейсов, то мы были перевозчиками того самого скандально известного зерна, которое ком. партия закупала в Канаде и США, в то время, как отечественная сельхоз продукция сгнивала на полях и элеваторах страны. Об этом все мы узнали потом, когда грянула во всей красе перестройка и гласность. А пока - переходы через Атлантический океан и пятидневные стоянки на отдаленных от городов элеваторных терминалах Америки.
Часть 2. "Интерклуб Barbours Cut"
Все прелести нового судна омрачались краткосрочными стоянками, длинными двухнедельными переходами, когда карта у штурмана не меняется, оставаясь лишь белым листом, на котором переписывались лишь координатные сетки.
И даже в короткие дни стоянок добраться до города было делом чрезвычайно трудным, ибо сеть рейсовых автобусов америки не охватывала отдаленные терминалы, подразумевая лишь автомобильное сообщение. Несчастный американский народ, эксплуатируемый американскиой буржуазией, мне кажется от этого страдал не очень. Что не скажешь про нас.
И вот в один из самых заурядных рейсов мы оказались на отдаленном терминале порта Хьюстон (Houston). Отрезанные от большого города и цивилизации с морскими интер-клубами, барами, музеями и прочими удовольствиями, мы, надеясь на скорую погрузку, торопили время в привычных за рейсы кофейных посиделках и скуке.
Надо отметить, что владение английским языком не являлось самым главным достоинством всего экипажа, а те, чьей обязанностью было его использование в работе были чаще всего заняты на стояночных вахтах и погрузке судна. Конечно, основной причиной выбора моей специальности для меня не было то, что радист на стоянке является самым свободным членом экипажа, но, что и говорить, это было приятнейшим фактом в моей профессиональной деятельности.
Поэтому, когда вахтенный по трансляции вызвал меня к трапу, это означало приход на борт парохода посетителей, время на которых мог в избытке потратить только радист.
Посетителями оказались представители маленького и никому неизвестного интерклуба, которым по самодовольной традиции нашего судна мне было поручено провести экскурсию в помещениях нашего красавца. По заврешении которой наши гости предложили доставить на их минивэне всех свободных от вахты и работ в клуб, погостить, поиграть в бильярд и попить пива-кофе. Чем мы и воспользовались.
День переставал быть скучным. Берег наконец-то принял на свою землю наши советские подошвы, и мы поехали в местечко-городок с названием Barbours Cut Хьюстонской области.
Когда мы приехали в маленький домик с гордым названием "Интер-Клуб", мы были удивлены скромненькой комнатой-гостинной и отсутствием барной стойки с кассовым аппаратом, пивных кранов и сигаретных витрин. Однако в буфетике стояла кофеварка, наполненная горячим кофе, микроволновка и холодильник.
Элизабет- женщина, представившаяся директором клуба, предложила нам отдыхать, играть в бильярд, и не забывать наливать себе кофе, делать себе гамбургеры, разогревая их в микроволновке.
Я перевел народу обращение американских граждан и тишина зазвенела в воздухе тревожной струной. Обросшие заскорузлой советской нищетой, люди приняли это, как сигнал тревоги:
"Оппаньки! Попали! Надо будет платить! А на хера нам это? Нас на борту обед ждет с макаронами!"
Не надо сразу винить в скупердяйстве и дикости наших мужиков, которые в отрыве от семьи многие месяцы пашут для того, что б привезти домой те крохи, те подачки, которые платила власть морякам в те годы. Их зарплата отличалась от зарплат моряков остального мира в ДЕСЯТЬ раз! И описываемый мной период попадал под то время, когда дополнить свой бюджет за счет привезенных и проданных шмоток уже было не рентабельно, а зарплаты, позволяющие жить на них, выполняя только свою работу и не ведя свой маленький бизнес, еще не пришли на флот.
-Ты сначала спроси почем коврижки, - пробурчал старый промаслянный моторист Степаныч.
Перевод не потребовался. Было понятно и так.
- Это все для вас, это все для того, что б вы отдохнули и чувствовали себя как дома, - сказала Элизабет. - Это бесплатно. Это наш вам подарок!
Вот тут мы напряглись еще сильнее. Блям-с! В чем подвох? Кажись нас вербуют за бутерброды.
"Мы прошли все капиталистические страны и нас бутильбродкой не купишь!" - подумал каждый подкованный советский моряк, не забывая о всевидящем оке "Большого брата" в лице первого помощника капитана, присутствия которого нам по причине оттепели в дисциплине увольнений на берег удалось избежать в эти времена.
Прошел не один час разговоров с американцами, когда с помощью моего корявого перевода в наши прокуренные мозги пришло понимание ситауции. Интерклуб был организован церковной общиной для отдыха моряков в благотворительных целях и на средства прихожан.
Работающие там были волонтёрами (работниками без зарплаты).
Мы долго думали потом о взглядах и жизни на таких далеких от нас землях, о том, что мы никогда уже не сможем быть такими как они, что нам еще много предстоит понять и переосмыслить.
Через час прихала служебная развозка, и мы все вместе выгружали лотки с пирожными, такими красивыми и вкусными, от которых за месяц судовой жизни мы изрядно отвыкли.
"Часть 3. "Примирение народов или "полные штаны""
Несколько дней стоянки на Хьюстонщине прошли в интересных встречах и экскурсиях, на которые нас забирал приезжающий из интер-клуба микроавтобус.
Самое интересно, что я несколько раз посетил в те дни - это центр космических полётов NASA. Не хотел бы я быть на месте работников Хьюстонского центра. Они работают в кабинетах из стекла, а вдоль витрин ходят экскурсанты, как в зоопарке. Может я несправедлив к ним? Пусть пополняется бюджет. Тоже способ.
А сыну оттуда - маленький пластмассовый Шаттл.
Провел и я несколько экскурсий по нашему красавцу балкеру. В одну из них, на которой было, как в том страшном рассказе - человек десять негритят, Элизабет подошла и сообщила программу на завтра.
- Serg, вас приглашает в гости на Пасху (Easter) одна знакомая мне семья. Очень надеюсь, что вы не откажетесь. Возьми с собой одного человека, и я за вами завтра заеду.
И вот на следующий день мы ехали по Техасу и впереди нас ждал пасхальный пирог.
Семья состояла из мужа, жены, парочки детей и главы семьи - седого дедушки, в теле которого прослеживалась военная выправка.
На мой ответ, откуда я родом, он произнес:
- Да, я знаю, ваши города: Ленинград, Минск, Киев, Москва. И даже очень хорошо.
-Откуда?, - он отвел глаза, - картография и прочее. По работе.
Уточнять я не стал, ибо в такой суматохе, которую подняли дети, запуская в воздух змея и какие-то ракетки, все внимание переключилось на соседнюю крышу, куда они это летающее добро успешно отправили.
Примечательно, что жители Техаса считают, что у них должно быть все самое большое (поручик, молчать!).
Представляя домашнюю выдру (или еще кого-то из зверюшек) они говорили:
- Это наша маленькая техасская мышка!
На собаку размером с буйвола - ну вы и сами поняли - маленькая техасская такса.
Странный комплекс, а может просто обычай гордиться хоть чем-то (поручик, молчать, я сказал!).
Прием был очень теплый, я бы сказал, по-домашнему уютный, и даже мой угрюмый спутник из нашего экипажа оттаял и улыбался, правда, не понимая ни слова.
Одно только смущало мою гордую душу - это то, что я понимал изначальные цели визита. Есть такая традиция в западном мире - на христианские праздники приглашать к себе за стол неимущих, бездомных. Как бы платя дань небесам, некий налог за то, что у них есть этот дом, этот стол... Для этой роли отлично подходили моряки. А что? Моряки хоть и не очень бедные (американцы не знали всей пропасти благосостояния между нами), зато вдали от дома и нуждаются, по их мнению, в том, что б в светлый праздник Пасхи ощутить тепло домашнего очага.
Быть в роли объекта благотворительности не очень вязалось с моим независимым и гордым характером.
Но эта мысль пришла в голову позже, а атмосфера их праздника в тот момент не дала повода к этим печальным размышлениям.
Заканчивался день. Нас привезли на пароход вместе со всем их семейством. Что и говорить, непременное алаверды в виде экскурсии по пароходу состоялось.
Была еще одна традиция на судне. Каждый гость, посещавший наш борт, оставлял в Гостевой книге свой отзыв.
И как организатор этих экскурсий, я отдал главе семейства на подпись эту огромную книжицу в красивом переплете. Читать сразу мне показалось неудобным, и я отдал её штурману после внесения записи от наших американских друзей.
Проводы были долгими. Обе стороны были довольны интересно проведенным днем. Расставались очень трогательно, тепло и по-дружески.
...
Вечер того же дня. Стук в каюту.
На пороге третий штурман с фолиантом в руке. Хмуро положил книгу на стол.
- Я перевёл только первую фразу, - выдавил он, - дальше стало стрёмно.Смотри!
И я начинаю читать последнюю запись. Вам известно чувство свободного падения? Мне с того момента оно стало доступно. Но стоп. Поймут не все мои читатели.
Если ты, дорогой читатель этих заметок, был взрослым в 1989 году, если ты знаешь, что такое Особый отдел, и знаком с процессом получения визы на выезд из СССР, то только в этом случае ты поймешь, что значит жить в условиях повышенной шпиономании.
А тем более - быть моряком загранплавания.
Для тех кто понял, вот первые строки перевода этой записи в книге отзывов:
... Всю свою жизнь я посвятил работе над созданием оружия против Советского Союза....
Всё. Тушите свет, сливайте воду. Гудбай америка. Наверное, теперь я шпион. Хрен с ним, но визы не видать как собственные гланды.
Теперь можно было и набухаться...
После третьей, штурман предложил дочитать крамольную запись агрессора.
И тут... мы хохотали, как пьяные бакланы.
Этот остроумный человек продолжил свой отзыв об экипаже судна так:
"... и в первый раз за всю свою жизнь я понял, что все труды моей жизни были сделаны ЗРЯ! Я понял, что моя работа не нужна! Нам нельзя воевать друг с другом, ведь теперь по другую сторону океана у меня есть замечательные друзья, с которыми судьба меня познакомила сегодня...
Часть 4. Эпилог.
У меня была традиция - когда мы выходили из устья реки Миссисипи в Мексиканский залив, я по громкой связи судовой трансляции на все палубы включал Наутилуса с его "Гудбай, америка...".
И каждый раз думал и надеялся, что это не в последний.
Пролетели лихие годы. Начинаю вспоминать только теперь. Старость, что ли?