Одиночество большого города

Джеймс Александр Даркфорс
   Одно из самых больших противоречий человеческого существа – это тяга к общности («стадный инстинкт»), сочетающаяся с глубоким индивидуализмом (эгоцентризм). Как ни странно, эти две составляющие человеческого сознания вполне позволяют нормально жить и контактировать с другими представителями человеческого сообщества. Эти два качества странным образом позволяют людям работать на оптимальной базе взаимодействия равно свободных – то, что можно назвать «принципом Тайцзы» (символ даосизма, в просторечии называемый «Инь-Ян») или обозначить, как Гебо (скандинавская руна, входящая в Старший Футарк). Именно так: никто не затеняется, но никто и не затеняет других. Но эта форма взаимодействия тоже не идеальна: она работает только там, где возможно близкое общение тех, кто хорошо знает всех, и кого хорошо знают все. Чаще всего это – небольшой, устоявшийся коллектив, в котором связи давно налажены, и все друг к другу притёрлись.
   Но человечество укрупняло свои поселения с развитием цивилизации. Города были мощными торговыми точками или крепостями, в которых укрывались от нападений врага. В силу того, что деньги и оружие – это инструменты отчуждения, это было спроецировано на менталитет жителей городов. В эпоху феодализма, когда города освобождались от «сеньоров» (фактических хозяев города) города стали собирать в себе тех, кто уходил от крепостного гнёта. Человек, сумевший прожить в городе год и один день, освобождался от зависимости от помещика, чьим крепостным он был. В силу этого город любого «искателя счастья» встречал неприветливо, и все смотрели на новичков с подозрением (следствие постоянных войн). Это родило мощное отчуждение между людьми. И чем больше становился город, тем сильнее было это отчуждение.
   «Одиночество большого города» – это тогда, когда ты даже в большом  скоплении людей чувствуешь себя в одиночестве. Создаётся такое впечатление, что всё это – люди, город, пространство, – является декорацией огромного спектакля (движение ситуационистов даже ввело в употребление термин «Общество Спектакля»). Это особенно хорошо чувствуется вечером, когда наступившая темнота скрадывает часть пространства, позволяя воображению что-то домысливать (чему очень хорошо помогает иллюминация – рекламные огни, светящиеся вывески). Воображение не всё берёт «снаружи», по большей части оно работает на «платформе» персонального мышления. То есть работает, исходя из сознания индивида. И это даёт то самое ощущение одиночества даже в толпе, когда ты понимаешь, что ты здесь один и никому не нужен, что вся вежливость и все этические нормы – это разученный спектакль, и на деле эти люди знать тебя не хотят, им хватает своих проблем, которые они не выставляют напоказ всем встречным, потому что это не принято. А вежливость продавцов в магазинах и обслуги в кафе и барах – это их работа, то есть деньги, которые дают тебе искусственную, дежурную вежливость, отчуждая от тебя человека, который обслуживает тебя. Эта искусственность играет роль жидкого жира во время морского шторма: на время это притушит бурные волны, но когда корабль пройдёт, они станут злее, и тот, кто осмелится сунуться туда, рискует потерять всё в морской пучине. Так и здесь – на момент дежурная вежливость притушила ощущение одиночества, а когда ты осознаёшь эту искусственность, ты понимаешь, что ты одинок, с большей силой и остротой, рождающей потребность в средствах, снимающих приступы реальности (наркотики, алкоголь, сервис в области иллюзий – искусство, проституция, удобная религия).
   Из этих же корешков растут и группировки больших городов, позволяющие не чувствовать себя изгоем, если ты не попал в число элиты. На первый взгляд, они решают проблему, но загвоздка в том, что чаще всего это объединение – «дружба против». В силу этого множится отчуждение, и между обитателями города всё меньше остаётся общего: социальные, идеологические, религиозные группировки дружат «против остальных», и это только усиливает отчуждение, так как конфронтация на этом фронте очень жёсткая, и человек, не готовый всю жизнь нести крест участника группировки, однажды из неё выпадает, а многие группировки и сами по разным причинам разваливаются, оставляя проблему одиночества в мегаполисе нерешённой.
   Мегаполис странным образом меняет полюса в отношениях между людьми, делая далёкими отношения, которые традиционно расцениваются, как самые близкие, а взамен средства коммуникации и система группировок дают некое «плацебо» – то, что ты в силу условностей этики не можешь сказать в семье, ты говоришь там, и зачастую здесь ты получаешь стократ большую поддержку, чем в семье. Интернет, который почему-то обвиняют в этом пороке мегаполиса – не причина, а следствие этих проблем. Ведь Интернет позволяет создавать хотя бы какое-то подобие идеала в отношениях и даёт возможность осуществлять хотя бы виртуально мечты, которые иным способом осуществить не представляется возможным. Но, как и иные искусственные методы коммуникации, он оказывается очередной «дружбой против», и отчуждение возрастает. Ведь ты не можешь поехать в Австралию, чтобы общаться там с теми, кто тебе духовно близок, потому что для тебя духовно далеки родные и близкие. У тебя могут быть какие-то причины, по которым ты объективно не можешь этого сделать. И отчуждение возрастает, усугубляясь неверием в возможность того, что ты искал где-то в неведомых мирах. Одиночество, одиночество, одиночество – и нет никакого выхода. Только небытие или искусственно заданные иллюзии.
   И они провоцируются методом химического изменения сознания или погружения в виртуальную реальность – благо, технологии в наше время развиты достаточно хорошо, и даже дороговизна их не останавливает желающих испытать счастье, которое несравнимо с реальной жизнью, чтобы потом разрываться между ужасом последней и мечтой об идеальном блаженстве (чему активно способствует реклама, обрушиваемая на тебя со всех сторон). У кого нет компьютера и денег на психоделические препараты – тем помогает телевизор. Но искусственный идеал на практике почти невозможно воплотить.
   Очень остро это почувствовали радикальные группировки середины и конца XX века: леттристы, ситуационисты, киберпанки. Отрицание условностей «общества спектакля» и культуры, как «извращения жизни», которые заменял вечный праздник, помноженный на «экономику траты» стали основой леттризма и ситуационизма, дав толчок таким явлениям, как всевозможная антикультурная деятельность и психогеография (как создание или воображение в городе иного пространства). Киберпанки вообще ушли в компьютерный мир, живя в нём по своим законам, отвергающим условности даже в пространстве компьютерных сетей. Но Система сумела нажить капиталы и на этом, пользуясь Интернетом и ему подобными сетями для проникновения в сознание масс и внедрение в это сознание своих условностей – тех, которые вызвали проблему «одиночества большого города». Отсюда и философия обречённости, которая многими воспринимается, как главная идея панк-рока, провозгласившего отсутствие будущего и разрушение всего, включая себя (тезис очень даже спорный, его многие пытаются опровергнуть, но это многие воспринимают, как главную идею панка).
   Другой альтернативой «миру No Future» стала жизнь в отрезке времени и пространства «Здесь и Сейчас», когда жизнь протекает в режиме того, что ты действуешь так, как считаешь нужным именно здесь и именно в данный момент – остальное не имеет смысла и значения. И дело здесь не в панк-роке (хотя и он здесь важен, как идея), а в мышлении, которому следуют очень многие люди. Прошлого нет, будущее творится у нас на глазах. Нет никакого смысла ценить какие-то условности, тем самым, упуская время, за которое можно есть жизнь большой ложкой (одна из основ мышления так называемого «Поколения Икс»). Игнорировалось всё, что было связано с поисками идеалов и контактов – всё это существует здесь и сейчас. Или не существует. Ты просто живёшь, как это у тебя получается. Но эта философия имеет очень большой недостаток: время от времени ты задумываешься над тем, что видишь, и пытаешься спрогнозировать, как это будет развиваться дальше, да и на прошлое опираешься, аргументируя то, что будущего нет. В эти моменты ты острее чувствуешь то, как давит одиночество, от которого не спасают никакие бравады. Обычные выходы из этой ситуации – погружение в мир иллюзий или самоуничтожение. Но порой эти выходы кажутся  ложными – и появляется агрессия, сбивающая в стаи или просто выводящая на тропу войны с миром. Результаты известны, и вряд ли их надо напоминать тем, кто видит всё это на экранах телевизоров и на собственных улицах.
   О том, как избежать вредных иллюзий на эту тему, разговора не будет – универсальные панацеи всегда были химерой. Так что на данной оптимистичной ноте и закруглимся...