Каркуша

               
             Как-то по весне, в мае, мы  с моим приятелем Сергеем поехали в деляну пилить  дрова. День выдался на удивление теплый и солнечный.  Дорога  пролегала  между   полями, на которых шмелями  гудели трактора, таская за собой  сеялки и поднимая  длинные шлейфы густой серой пыли.  Вдалеке за полями, виднелся  лес, уже подернутый прозрачной вуалью нежно зеленеющей листвы, которая на горизонте сливалась с  яркой синевой весеннего неба. Где-то там, за этим зеленеющим лесом и находилась деляна. Но добраться до нее оказалось делом далеко не простым. В эту пору все лесные дороги были  сплошь размыты талыми водами, и  пришлось изрядно  поколесить по объездным  стежкам-дорожкам и  чересполосице, пока мы не наткнулись на межевой столб лесничества с нужным нам номером  квартала. Двигаясь вдоль просеки, на которой находился этот столб, мы вскоре выехали к небольшому  березовому колку, на  деревьях которого красной краской были намалёваны какие-то знаки. Это и была деляна, где предстояло нам заготавливать дрова. А знаки на деревьях означали инициалы работников предприятия, где тогда трудился Сергей. Обойдя колок по периметру и сделав топорами  необходимые  зарубки на  деревьях,  мы приступили к делу.    
           Работа долго не ладилась из-за частых поломок мотопилы, но, в конце - концов, приятелю удалось что-то наладить в капризном дружбовском механизме,  после чего все сразу  пошло как надо. К обеду мы  спилили  около половины помеченных нами деревьев. Затем решили сделать перекур и слегка подкрепиться.  Ревевшая доселе безудержным и натужным воем пила, наконец, заглохла. В лесу воцарилась  непривычная тишина, от которой первое время буквально  звенело в ушах.   Мы с Сергеем  развели из валежника небольшой костер и поставили на него чайник. Приятель остался ковыряться с пилой, а я пошел к видневшимся на краю колка кустам, чтобы нарвать для заварки чая  побегов дикой смородины. Проходя мимо  поваленных  деревьев, я вдруг услышал над собой отчаянный крик  птицы. Подняв голову к небу, я увидел, что надо мной кружится большой черный ворон. Не  обращая на него  внимания, я пошел дальше по направлению к кустам, и уже на подходе к ним, увидел как по траве, растопырив крылья и широко раскрыв клюв, бегает другой ворон. «Вороненок»,  -  мелькнуло у меня в голове, - «Стало быть,  это  мать его  кружилась надо мной».  Мне не составило никакого труда поймать птенца, поскольку  летать он еще не умел. И тут я  совершил самый бессмысленный и самый вредный по отношению к дикой природе поступок, за который впоследствии  крепко себя ругал. Сунув вороненка под телогрейку, я принес его к костру. Приятель, оценив мою находку,  не на шутку разозлился:
             - Ну, и на  кой чёрт  ты  подобрал этого зверя?   
              -Да, вот,  в кустах нашел, - стал оправдываться я. – Видно из гнезда выпал, когда   хлыстом по   дереву  ударило.
             - Надо было там его  и оставить, -  не соглашался со мной Сергей. – А  теперь хана  ему будет, - без матери он  издохнет.
               Вороненок был величиной с небольшую курицу. Выпущенный из-под        телогрейки на поляну он никуда не убегал, а напротив  - сидел смирно с растопыренными крыльями и  широко раскрытым клювом, и внимательно наблюдал за нами, вращая бусинками своих  темно-лиловых глаз.
             - Но что же теперь с ним делать? - спросил я Сергея, пытаясь закрыть рукой раскрытый клюв вороненка.
             - Лучше будет, если ты отнесешь его обратно. Может быть, ворона еще  вернется.
              - Но он же голодный, разве ты не видишь? - возразил  я.
              - Если мать за ним вернется, то сама  и позаботится обо всем.
          Согласившись с  доводами  приятеля, я отнес вороненка на то место, где его нашел.      
              Уже вечерело, когда мы с Сергеем закончили  работу в деляне. И когда  уже укладывали свое снаряжение  в  коляску мотоцикла, я  решил еще раз сходить на то  место и посмотреть, что сталось с вороненком.  К моему удивлению вороненок, едва завидев меня, истошно закричал и бросился  мне навстречу с раскрытым клювом. Его матери-вороны нигде поблизости не было. Очевидно, она больше не прилетала на место разоренного гнездовья. Может,  решила, что  ее птенец погиб под  стволами спиленных деревьев, а может быть, она руководствовалась иными соображениями, например, инстинктом самосохранения вида. Ведь природа в таких случаях бывает довольно жестока. Возможно, у этой вороны  были еще  птенцы, и она позаботилась об их спасении, а этого бросила, как безнадежного. Кто ее знает? Но, как бы там ни было, а мне стало жалко голодного и всеми брошенного вороненка, и я решил его  взять домой.
             Дома тоже не обрадовались моей находке. Увидев, какой он здоровенный, жена сразу же задала мне провокационный вопрос: «А чем ты его собираешься кормить?»      
              - Как это чем? – вопросом на вопрос ответил я,  не находя в ту минуту никакого разумного объяснения,  – ну, знаешь ли, чем уж придётся… Может мышами? - у нас  вон  их  сколько бегает по сараям!
             - Ну, смотри, смотри! Как бы потом  он   нас не сожрал вместе с твоими мышами. 
              На ночь вороненка  пришлось запереть в пустой сарай. А утром я занялся изготовлением для него капитального жилища из  старой кроличьей клетки.  После небольшой переделки клетка получилась добротная и вместительная. Выпущенный в нее вороненок, сначала забился в самый темный угол, а потом, освоившись, начал стучать носом в металлическую сетку дверцы и после каждой серии ударов широко раскрывал клюв, выпрашивая у меня пищу. Мышей я ему, конечно, по известным причинам ловить не стал, но  попробовал накормить  свежей рыбой, что нашлась в холодильнике. К моему изумлению вороненок за один присест  проглотил пять среднего размера карасей и только после этого успокоился и снова отошел в темный угол клетки. «Вот это обжора!», -  подумал я, но отступать было уже  поздно.
         Прошло две недели. Вороненок освоился в своем новом жилище и совершенно перестал бояться людей. Иногда я выпускал его из клетки и он бегал по ограде, гоняясь, то за кошками, то за моей пятилетней дочерью Алисой. Она-то и  назвала его  Каркушей.  Каркуша за это время очень подрос и, судя по всему, ему  уже пора было становиться на крыло, но почему-то летать Каркуше совершенно не хотелось. Да и кто бы мог его научить этому? Взяв на себя обязанности его приемной матери, я неоднократно засаживал его на самую высокую ветку яблони; он некоторое время сидел там неподвижно, но потом всегда планировал на землю и снова деловито вышагивал по ограде, высматривая что-то в траве. Самостоятельно взлететь на ветку Каркуше не приходило в голову.
       Однажды утром я дал вороненку корм и пошел на работу. При этом клетку  оставил открытой, полагая, что свобода вороненку больше пойдет на пользу, чем заточение. «Может так он быстрее научится летать, - подумал я. – И тогда его можно будет отвезти в лес и выпустить на волю». До своей конторы я всегда добирался пешком: сначала через огород, а затем через  территорию сельхозтехники. Весь путь занимал от силы пять минут и, мне нравилось, что работа находилась так близко от дома.  Но я никак не мог предположить, что это может понравиться еще кому-нибудь кроме меня. 
        Летом рабочий день в нашей организации начинался в половине восьмого в кабинете начальника, где все специалисты  собирались на получасовую планерку. И это утро не было исключением. В тесном помещении собралось столько народу, что уже через десять минут нечем было дышать от воцарившейся  в кабинете невообразимой духоты. А кондиционеров  тогда почему-то не ставили. Поэтому начальник молча встал из-за стола и открыл одно из окон, выходящих на территорию предприятия.   
         Как раз напротив  этого окна находился электрический столб. И как только окно открылось, на столб сразу же опустился большой черный ворон и  начал каркать. Сначала никто на его карканье не обращал внимания, - мало ли какая птица могла облюбовать электрический столб?  Но минут через пять карканье  ворона стало действовать начальнику на нервы. 
        - Да что это за чертовщина такая?  - громко возмутился начальник.  – Ну, совершенно невозможно проводить планерку! - и,  высунувшись в окно, подозвал двух рабочих и дал им задание немедленно согнать ворона со столба.
          Я тоже  украдкой выглянул в окно и сразу узнал в сидящем на столбе вороне своего питомца. С одной стороны я был рад, что он самостоятельно научился летать, а с другой стороны стал опасаться, что рабочие, выполняя приказ начальника, могут по неосторожности его покалечить. Мне было видно, как двое парней принялись кидать в него камни, но столб был высокий и ни один из камней в вороненка так и не попал. Видя безуспешность своих попыток, парни принялись отчаянно колотить по столбу палками.  Поднятый рабочими шум и удары палками, наконец, возымели свое действие, и я с облегчением увидел, как вороненок перелетел со столба на крону близстоящего дерева, в густой зелени которого он стал совершенно недосягаем для своих преследователей.
          После работы я застал вороненка уже дома. Он сидел на самой высокой ветке старой яблони и каркал. Причем каркал он как-то методично и ровно,   ни на минуту не замолкая, и через какое-то непродолжительное время это карканье действительно начинало  действовать  на нервы.  Первая не выдержала  соседка  баба Нюра. Вечером она заглянула к нам  во двор. 
       - Ты, подумай-ко, Кольша, - обратилась она ко мне. – Что это за ворона целый день тут кричит у вас на дереве?  Я давеча хотела ее прогнать хворостиной, но достать не могла. Может не к добру она кричит? 
         Пришлось объяснять соседке, что это не взрослый ворон, а всего лишь птенец, который только-только начал летать. И поэтому его не следует бояться.  Однако про себя решил, что в ближайшие дни нужно срочно избавиться от Каркуши, увезти его  подальше  в  лес, откуда  бы он ни смог найти дороги назад. «А что?» - рассуждал я, - «Летать он уже умеет, значит,  пора  попытаться вернуть его в привычную среду обитания, пока  он окончательно не  попал в полную зависимость от человека».
          Наступила суббота. Я встал пораньше и напоследок как следует покормил Каркушу  рыбой.  Когда тот осоловел  от еды, сунул его в мешок и поехал  в сторону моревского болота. «Места там глухие, урманистые, - думал я. -  Авось оттуда ему не выбраться». Через полчаса мы были уже на месте. От дороги до болота было с полкилометра.  Машину оставил на обочине, а сам с  мешком на плече направился к опушке леса, где начиналось болото. Выбрав кусты погуще, вытряхнул вороненка из мешка и тут же, не оборачиваясь,  побежал  обратно к машине, нарочно выбирая путь через густую чащу, чтобы вороненок не мог определить направление моего движения.  У дороги остановился перевести дух, и, убедившись, что меня никто не преследует, спокойно уехал домой. В тот же день мы с Серегой отправились на рыбалку.      
            С рыбалки вернулись только на следующий день рано утром. Развесив на заборе мокрые сети, мы с другом спокойно выбирали из них  улов, и весело обсуждали свои ночные приключения, как вдруг со старой яблони раздался знакомый крик вороненка. Через мгновение он, слетев с дерева,  уже сидел у ведра с рыбой, и пытался стащить из него самого крупного карася. Но карась был тяжелый и скользкий и никак не поддавался вороненку. Я был крайне  раздосадован его неожиданным возвращением. Выбрав несколько рыбок помельче, все же бросил их  Каркуше. Он тут же их проглотил и стал громко кричать,  требуя добавки.
       -  Что, в лесу-то не кормили тебя? -  засмеялся Сергей, обращаясь к вороненку и закуривая  сигарету. - Опять к своей «мамке» прилетел?  «Мамка-то» тебя, небось, накормит, -  продолжал он зубоскалить, под  «мамкой»  подразумевая меня.
      -   Ну, хватит  трепаться!   –  резко оборвал я друга. – Вечно ты со своими глупостями лезешь.
      -   А  что я тебе говорил? – не унимался Сергей,  – Не надо было  брать его из леса. Пусть бы сама природа  и  определила  – погибнуть ему или выжить.
      -   Да что уже теперь об этом говорить. Давай-ка лучше сначала с сетями разберемся, - предложил я приятелю, стараясь сменить  тему разговора. -  А то опять провозимся  до  вечера  и  некогда будет баню истопить.       
             Нужно сказать, что  следующие несколько  дней после возвращения Каркуши стали для меня настоящим кошмаром. По утрам  приходилось ходить на работу,  пробираясь задворками и глухими переулками, чтобы обмануть вороненка не оставлявшего своих попыток сопровождать меня. Его  уже невозможно было водворить в клетку, потому что в руки он больше никому не давался, - видимо перестал доверять людям. Жил он теперь на яблоне, откуда спускался только за кормом. А по вечерам я  вынужден был выслушивать бесконечные упреки и жалобы соседей, которых  не на шутку стало раздражать высокохудожественное «пение» моего питомца. Короче, наступило время, когда Каркуша   «достал» всех.   
           А дальше вышло и вовсе не хорошо. Соседка баба Нюра купила на базаре цыплят. На  день она стала их выпускать на солнышко в  вольер, устроенный прямо под забором ограды, а на ночь заносила домой. С боков вольер был обнесен высокой и частой сеткой, а вот крыши у  него не было вовсе. Это сразу  заприметил со своей яблони востроглазый Каркуша  и повадился таскать цыплят прямо из под носа бабы Нюры. Соседка каждый  день горевала, что кто-то таскает ее цыпочек, но никак не могла взять в толк, кто это делает, и во всем виноватила придуманного ею же хорька. Но однажды на месте преступления с поличным попался крылатый виновник кражи. Шуму, конечно, было много, - дело-то, как говорится, соседское. Вороненка загнали в угол вольера и просто забили палками. Вот так печально и  закончилась вся эта история с приручением  ворона, неосмотрительно взятого из дикой природы, которая и была его настоящим и единственным домом.