Седьмого апреля 1997 года из почтового ящика Березниковской городской прокуратуры было извлечено нечто, похожее на взрывное устройство, обернутое задрипанной бумажкой. На бумажке написано:
«Мы, вкладчики «Березниковских новостей», требуем помочь нам вернуть наши деньги. Вы толкаете нас на преступление, есть шесть человек взрывников, которые решили взять свои деньги у городской власти, потому что с её согласия были обмануты люди. Правда, так получится ни себе ни людям, но деньги все равно придется выложить. Лучше верните вкладчикам! Раньше собирались около горисполкома, а теперь собираемся в другом месте и решим свои проблемы.
Мост через Каму (один пролет) взорвем с 15-го по 20 июня.
31.12.97 г. – линию электропередачи.
Теплотрассу – по морозу – около горисполкома».
Записка была написана явно женской рукой. Так пишут домохозяйки в спешке, отправляясь в магазин за покупками: не забыть купить маргарин, спички, соль. Впрочем, может быть, так же пишут психи-одиночки – торопливо, несвязно, без всякой логики.
В Березниковской прокуратуре решили, что письмо написано от имени хорошо организованной террористической организации, которая слов на ветер не бросает. А потому к расследованию была привлечена Федеральная служба безопасности. Люди из ФСБ очень скоро доказали, что не зря едят хлеб. Их напряженный поиск увенчался успехом: похожий почерк был обнаружен на договоре одной из вкладчиц «Березниковских новостей» Г. М. Григорьевой, 1953 года рождения, русской, домохозяйки.
Григорьева жила в гражданском браке с неким Галимзяном Давлятшиным, вдовцом, 1939 года рождения, электромонтером Второго березниковского рудоуправления, татарином, имеющим пять классов образования.
Ознакомившись с результатом проверки, прокуратура немедленно выдала ордер на обыск квартиры Давлятшина. Под покровом ночной темноты началась напряженная работа по подготовке разоблачения преступной группировки. Выждав, когда хозяин квартиры отправится на работу, группа захвата незаметно проникла в подъезд и вскоре в присутствии понятых приступила к выполнению своего профессионального долга.
Оружия и взрывчатки в квартире обнаружено не было. Зато найдено великое количество болтов, шурупов, проволочек и прочих гаек. На вопрос: «Для каких целей все это хранится?», – домохозяйка ответила просто: мол, её муж тащит домой что ни попадя – в хозяйстве все сгодится.
Но это были цветочки. Лицо гражданки Григорьевой вытянулось от удивления, когда ей было предъявлено главное обвинение: подметное письмо в прокуратуру с угрозой теракта. Запираться было бесполезно, и она под тяжестью улики призналась во всем.
А дальше – дело времени и техники. Без проблем следствие получило признание и от главного организатора подрывной акции – Галимзяна Давлятшина. Он тоже ни в чем не запирался. Более того, всю вину за случившееся взял на себя, признав, что письмо в прокуратуру было написано женой под его, Давлятшина, давлением.
И вот какая картина после следствия и судебного разбирательства предстала перед ошеломленной общественностью.
* * *
Галимзян Давлятшин родился в семье, где было восемь детей. В школе проучился лишь три года, а дальше мать не отпустила – надо было водиться с младшими братишками и сестренками. «Пять классов» – это он придумал сам, когда устраивался на работу в шахту. Иначе бы не приняли.
В 1987 году у Галимзяна умерла жена после операции в больнице. Он остался с двумя несовершеннолетними дочерьми. Коротать жизнь вдовцом было трудно, девочки нуждались в женском внимании – и он решился на повторный брак. Новая жена, Галина, родила Галимзяну еще одну дочку.
Это обстоятельство, конечно же, отразилось на благосостоянии семьи, однако не настолько, чтобы она стала бедствовать. Привыкший с детства много работать Галимзян хоть и с трудом, но достойно тащил на себе груз семейных проблем. При этом пособия на детей, выплачиваемые государством за утерю кормильца (матери), отец не тратил: знал, что рано или поздно эти деньги дочерям пригодятся. С 1994 года, когда он выработал шахтерский стаж, стал и свою пенсию откладывать к накопленной сумме.
В том же, 1994, году Галимзян совершил одну из главных в своей жизни ошибок: он стал вкладчиком рекламно-информационного агентства «Березниковские новости». Отнес в редакцию все свои сбережения – 14 миллионов рублей. Еще два миллиона принесла сюда же его жена Галина.
– Понимаете, – объясняет Г. Давлятшин, – я и мысли не допускал, что березниковские газеты и власти могут обманывать своих земляков. Не верил «Хопру» и Мавроди, а вот нашим – поверил…
* * *
РИА «Березниковские новости», начавшее свое восхождение с благословения городской администрации, через год лопнуло как мыльный пузырь. Более пятисот вкладчиков Березников и других городов Верхнекамья оказались обманутыми. Без малого три миллиарда рублей, собранных учредителем РИА Сергеем Трифоновым, бесследно изчезли.
Был суд. Мошенника на пять лет посадили на нары. В пользу пострадавших вынесли справедливые решения: их иски подлежат удовлетворению.
Только вот кто будет «удовлетворять»? Удар на себя принял глава Березниковской администрации Александр Мошкин. Градоначальник заявил твердо и недвусмысленно:
– Коли администрация города выступила гарантом погоревшей фирмы, значит, ей и возвращать долги. И мы их вернем!
И это решение тут же было зарублено прокурором Березников В. Бевхом.
– Незаконно! – строго сказал он. – Городской бюджет не благотворительный фонд.
Конечно, он прав. Не надо путать свою личную шерсть с государственной. И потом, с какой стати налогоплательщик должен оплачивать азартные игры своего соседа? Он ведь своими выигрышами с ними не делится…
Так-то оно так. Но поди объясни это обманутому человеку. Обманутый Г. Давлятшин для начала хотел именно объяснений. Почему он, имея на руках решение суда о выплате ему собственных денег (да еще с процентами!), не может добиться даже частичной компенсации? Чего стоят в таком случае решение суда и гарантии администрации? Почему чиновники, обязанные по закону разделить ответственность за свои обещания, ходят на свободе? Так ли уж они чисты?
Но на свои «подлые» вопросы малограмотный татарин ответа не получал. Секретарь прокурора дальше прихожей его не впустила: «Надоели вы со своими заявлениями! Сами разбирайтесь».
Ну, сам, так сам... Вернувшись невыслушанным из прокуратуры, Галимзян, по свидетельству жены, впал в депрессию. А тут, как назло, по местному телевидению уважаемый прокурор, защитник интересов всех березниковцев, Виктор Петрович Бевх объяснял, отчего и почему нельзя выплачивать деньги из местного бюджета обманутым вкладчикам.
В ярости схватил Галимзян лист бумаги, ручку и приказал жене: «Пиши!» И продиктовал известное послание. Затем, порывшись в кухонном столе, он достал «адскую машинку», завернул её в написанную женой бумажку и отправился снова в прокуратуру.
– Я думал, что хоть таким образом привлеку внимание властей к нашим проблемам, – объяснил свой поступок на суде «террорист».
«Думу» Галимзяна и её материальное воплощение без всякого смеха следствие квалифицировало как заведомо ложное сообщение о готовящемся теракте. Это во-первых. Во-вторых, электродетонатор, принесенный 20 лет назад Г. Давлятшиным с работы, был признан взрывным устройством, его хранение дома – незаконным. А это, батенька, уже другая статья Уголовного кодекса, которая грозит тремя годами тюрьмы. Ну и что из того, что старый детонатор без запала – что жених без женилки? «Женилку» при желании можно было тоже где-нибудь найти.
В общем, по совокупности, государственный обвинитель требовал для березниковского «террориста» два с половиной года лишения свободы. Произнося последнее слово, Галимзян не смог сдержать слез: «Простите меня. Я больше так не буду».
Он плакал, а во мне против этих слез протестовало все человеческое естество. Господи, чего «не буду»? Он, добросовестный и исполнительный работник, отпахавший в шахте всю жизнь (по характеристике с места работы), добропорядочный семьянин, отец-одиночка, поднявший двух дочерей и воспитывающий в трудах третью (по свидетельству соседей), законопослушный гражданин, не имеющий ни одного привода в милицию (по данным УВД) – он, этот человек, плакал и как ребенок обещал суду: «Больше не буду».
Чего «не буду»? «Не буду» возмущаться этой властью, которая продает и предает своих граждан ни за понюх табака? Но ведь именно она, эта власть, толкнула и толкает сотни, тысячи таких же, как Галимзян, на отчаянные и опрометчивые шаги. И она, эта власть, требует теперь безропотного молчания.
Вы только задумайтесь: с чего это великие профессионалы ФСБ и прокуратуры, так оперативно сработавшие в выявлении березниковских «террористов», не смогли (и наверняка не смогут) найти два миллиарда рублей, исчезнувших вместе с «Березниковскими новостями»? Ведь не в швейцарских же банках крутились эти деньги, не московские «подсадные утки» организовали массовый обман в Березниках.
Увы, должен посыпать голову пеплом и я сам, профессиональный журналист, до суда не вставший на защиту несчастного террориста.
Судья В. Исаев, рассматривавший дело Г. Давлятшина, бросил по этому поводу горький, но справедливый упрек журналистской братии:
– Почему это пресса в таком количестве сбежалась на этот суд? Почему бы журналистам не написать о том, что березниковский прокурор Виктор Петрович Бевх получил от администрации новую четырехкомнатную квартиру в элитном доме? И сейчас за счет средств местного бюджета (о котором он так радеет) по решению городской администрации (которой он запретил бездумно тратить денежки) в его квартире строители ведут отделку в европейском стиле. Наверное, не 14 миллионов будет затрачено на этот «ремонт»…
Что ж, Вадим Павлович, упрек принят, мне крыть нечем. Но позвольте любезность за любезность. Понимая явно заказной характер суда над Галимзяном Давлятшиным, почему вы не оправдали его?
* * *
В числе первых на эту газетную публикацию откликнулся бывший березниковский прокурор В. П. Бевх.
Поскольку он требовал публикации своего письма без купюр, редакция так и сделала, сохранив орфографию и стиль.
«Бесспорно, я должен был прореагировать на вашу "критику", опубликованную в номере газеты "Звезда" за 29 ноября 1997 г. в статье "Несчастный террорист", где вы стали на защиту одного из вкладчиков РИА "Березниковские новости", анонимно заявившего в прокуратуру г. Березники о готовности взорвать мост через Каму, линию электропередач и теплотрассу. И форма реагирования должна быть аналогичной – право публикаций опровержения либо своей позиции должно быть предоставлено любому человеку, чьи честь и достоинство опорочены журналистом. Это не только требование закона, это еще и разумный подход к делу, когда право высказаться предоставляется и другой стороне. Надеюсь, на страницах вашей газеты найдется несколько строк для изложения моей позиции. Да, Геннадий Петрович? Это ведь не 1991 год, когда подобного рода «объяснения» в связи с искажением вами высказываний прокурора, не публиковались даже по требованию.
Да, я забыл обратиться публично к вам, чтобы читатели поняли, к кому обращены эти слова. Обычно обращения начинаются словами: "Уважаемый..." Нет, не подходит, не уважаю я вас, Геннадий Петрович, не как человека, а как журналиста. Хотите знать, почему? Потому, что сколько раз мы с вами не общались, вы не разу не написали объективно о том, о чем я вам сообщал в интервью. Может быть, из-за этого вы держите зло на меня, ну и давай его, прокурора, «критиковать»? А может быть критиковать прокурора гораздо лучше, чем какого-нибудь простого мужика? Чем сильнее мира сего задеваем, тем авторитетнее становимся, популярнее! Хотел было добавить – профессиональнее, но усомнился, а может быть – просто несчастнее, ну, прямо как тот «террорист», которого вы защищаете? Итак, уважаемый, не получается. Господами я никого не величаю, назвать вас гражданином – можете обидеться, подумав – вот на что прокурор намекает. Не думайте неладное, сейчас в условиях изоляции от общества называют по имени и отчеству. Выбора нет.
Итак, товарищ Селиванов Г. П.! Несколько слов о деле, которое вы считаете заказным – правовую оценку этому делу даст Пермский областной суд, кроме оценки Березниковского районного суда, постановившего обвинительный приговор. Публичный анализ доказательств и самого деяния не добавит ему правовой силы. Да, смею вам заявить, что законодатель подобного рода действия оценил, как преступление и прокурор обязан во всех случаях принять только одно решение – решение о возбуждении уголовного дела и привлечении виноватого к установленной законом ответственности. Ну, а покровительство таких лиц ничего хорошего не сулит.
Итак, у вас со мной личные счеты, я из-за наших с вами отношений даже не хотел сотрудничать с другими работниками «Звезды», однако не все из ваших коллег со мною «сводят счеты», были и другие публикации. Со мной ясно, но зачем вы так судью Исаева В. П. подвели? Не бросал он упрека журналистам в том, что у прокурора квартира шикарная и на её ремонт идут бюджетные деньги. Да и про евроремонт квартиры Исаев впервые прочитал из вашей публикации о своих же высказываниях. Некрасиво, Геннадий Петрович сталкивать нас лбами, нехорошо это.
А квартиру-то я, Геннадий Петрович, еще не получил. Вдруг администрация города обидится на меня, узнав из вашей публикации о том, как я запрещаю им тратить деньги. И тогда век придется у пруда жить. Хотя, не скрою, квартира мне обещана и строится по смете и ничего там европейского, имеется ввиду зарубежного нет. Все то, что в каждом новом доме.
Несчастный вы, Геннадий Петрович, журналист, обидели ни в чем не повинного человека, да не одного. Теперь мы с вами и не товарищи. Не думал даже, что мог так вас разгневить.
Помнится, недавно вы были у меня в гостях и подарили свою книжицу с автографом. Жаль, нет у меня её под руками. Хотел бы я в нее сейчас заглянуть, не повторяете ли вы чьих-то ошибок, ошибок героев рассказов. Ну, да ладно, времени нет, служебных дел очень много и времени свободного на переписку с вами тоже нет.
Ну а в гости, Геннадий Петрович, заходите. За книгой…! Я её не читал.
В. П. БЕВХ, прокурор г. Березники,
советник юстиции»
Вместо комментария к этому письму «Звезда» опубликовала мой краткий ответ березниковскому прокурору.
«Не знаю даже, как к вам обратиться, Виктор Петрович. Господами я тоже никого не величаю. Сказывается рабоче-крестьянское происхождение. «Товарищ» для меня – понятие святое. «Нет уз святее товарищества» (Н. Гоголь). Остается «гражданин». Тем более, что в «условиях изоляции от общества» это обращение привычное. Выбора нет.
Итак, гражданин прокурор! Честно говоря, непонятно, что именно вы хотите оспорить в опубликованной корреспонденции, о каких «личных счетах» пишете?
Побывав на заседании суда и побеседовав с подсудимым Г. Давлятшиным, я убедился, что «несчастного террориста» довели до опрометчивого поступка обстоятельства, от него не зависящие. Об этом я и написал.
Мораль и закон в жизни могут расходиться, и это естественно в человеческих отношениях. Но неестественно, когда справедливость формально заменяется статьей закона.
И это – тема для серьезного разговора, а не для личных обид.
Что касается слов судьи В. Исаева в ваш адрес… Слова эти были произнесены в присутствии других журналистов, и, кроме того, в редакции имеется диктофонная запись, подтверждающая заявление судьи. Официально или неофициально оно было высказано – это дело второстепенное. Двойной морали у правосудия быть не должно.
И последнее. О, если бы мы знали, что о нас думают и говорят за глаза! Вы не знаете этого, Виктор Петрович, и поэтому вы – счастливый человек! Приятно общаться со счастливыми людьми. Однако «в гости» за собственной «книжицей» к вам я не зайду – не в моих это правилах. Жаль, конечно, что вы «книжицу» проигнорировали. Прочтите все-таки на досуге».
На этом история и закончилась. Остается только сказать о «книжице», которую припомнил мне прокурор. Речь идет о сборнике фельетонов и юмористических рассказов под названием «Как избавиться от идиотизма».
1997