Смертью храбрых. Моему деду посвящаю...

      
Мы широко отмечаем День Победы 9 мая, порой забывая о том, что Вторая Мировая закончилась в сентябре 45-го…
Мой дед, давно ушедший из жизни, не любил смотреть фильмы про войну и рассказывать то, что пришлось пережить самому в лихие сороковые. Очень часто, когда я приставал к нему с расспросами, желая услышать, что нибудь героическое, он ловко уходил от ответа, и лишь единожды, когда я был уже достаточно взрослый, он поведал мне эту историю. Его памяти я и посвящаю этот рассказ.

Пыльная дорога, а вернее просто набитая по пустыне колея, юркой змеей извивалась между ярко желтых песчаных барханов. Стояла неимоверная жара, шофера Витю, клонило в сон, и, скорее всего он бы, в конце концов, заснул прямо за баранкой, но чувство голода было настолько сильным, что перебивало даже накопившуюся за двое бессонных суток, усталость. А тут еще, на небольшой выбоине, грузовик подкинуло так, что в кузове гулко звякнули фляги, наполненные подсолнечным маслом, которые Виктор вез в расположение своей части. Этот металлический звук переполнил чашу терпения, заставив нажать на тормоз и остановить машину.
- Эх, была, не была, - Виктор резво выскочил из кабины прямо в кузов, и с трудом открыв флягу, начал жадно пить теплое, противное масло. Чувство голода немного утихло, уступив место тошноте, и даже ядреная солдатская махорка не могла перебить мерзкий масляный вкус. Ужасно хотелось пить, но вода во фляге давно кончилась, а найти даже небольшой ручеек в пустыне было весьма проблематично. Наконец, на далеком, плывущем в раскаленном воздухе горизонте, показалась покосившаяся хижина бедняка - скотовода. Полуторка, подняв клубы пыли, устало скрипнула тормозами.
- Отец, попить бы, - все еще борясь с приступами тошноты, попросил Виктор, старого обоженного суховеями и палящим солнцем, китайца. Тот не проронив не слова, ушел в хижину, и буквально через минуту вернулся с кружкой горячего молока.
- Батя, мне бы воды, - Виктор с детства не мог терпеть кипяченого молока.
- Неможено, никак не можено. У русс живота болеть будет, моя расстрел повидут. Молоко вкусно, пей.
Витя знал, что до всех местных жителей был доведен приказ советского командования, что если по их вине, солдат будет маяться животом, то это считается диверсией против Советской армии, и по законам военного времени, действительно, грозит расстрелом. Спорить было бессмысленно и Виктор, зажмурив глаза, залпом опустошил кружку.
- Спасибо отец, будь здоров! -, Витя немного подумав, взял у старика кружку, и запрыгнув в кузов, зачерпнул в нее из фляги.
- Держи батя, лепешек нажаришь, может, когда снова поеду, глядишь, и на обед попаду. Ну, бывай!
Снова потянулась монотонная, скучная степь. И только к вечеру раскаленная на солнце полуторка, покрытая толстым слоем рыжей пыли, прибыла в расположение части.
Сдав груз, и доложив командиру, что поездка обошлась без происшествий, Виктор пошел спать. Разбудили его автоматные очереди. Схватив винтовку, Виктор резво выскочил из темной, душной палатки, и побежал к штабу, на ходу пытаясь выяснить у спешащих туда же солдат, что произошло. Никто из них толком ничего не знал. Уже подбегая к командирскому домику, бойцы увидели, как у одной из хижин, собралась толпа солдат и местных жителей, и все ринулись туда.
- Что тут у вас, - спросил Витя угрюмого солдата, молча стоящего в толпе.
- Капитана Смолина убили, и Петьку Лиховцева.
- Кто?
- Васька Березин.
Уже через несколько минут, все знали о том, как произошла трагедия. Бравый солдат Березин, весельчак и балагур, заслуживший в боях с немцами две медали «За отвагу», был тайно влюблен в китаянку Катю, которая жила на окраине села, где стояла войсковая часть. В тот вечер, Василий, раздобывший в санчасти спирта, решил признаться Кате в своих чувствах, и дабы сильно не робеть, изрядно принял «на грудь». Придя в дом китаянки, Вася стал признаваться молодой девушки в любви, да только ее родители, испугавшись Васиного напора, выбежали на улицу, и стали звать на помощь. В это время, мимо проходил дежурный наряд, которым командовал капитан Смолин, и естественно бойцы решили узнать, в чем дело. Что заставило Березина, дать очередью в дверной проем, в котором показались люди, он и сам не знал, да только капитан и Петька Лиховцев, с которым Березин прошагал пол Европы, скончались тут же, на пороге дома.
На утро всю часть выстроили на окраине села. Перед свежевырытой могилой стоял бледный Березин. Командир зачитал приговор и дал последнее слово Василию.
- Братцы, дайте закурить напоследок, - едва слышно произнес тот. Что толкнуло тогда Виктора дать папиросу Ваське? Может быть память о том, как там, под Сталинградом, тот, под шквальным огнем немецкой пехоты, вынес его, контуженого юнца, первый раз попавшего в бой, из под обстрела? Или воспоминания, как Березин бывало, выпив сто грамм, рассказывал о своих дочурках, оставшихся в далеком сибирском селе? Но до самой смерти не забудет шофер Витя, что Василий Березин, получив папиросу, даже не смог держать ее в руках, так как разъяренные бойцы, подоспевшие на помощь своему капитану, переломали пьяному Ваське все кости.
- Простите братцы! – это были последние слова солдата, которые захлебнулись в винтовочном залпе.
На следующий день в Советский Союз ушло три похоронки, в которых говорилась, что капитан Смолин, старшина Березин и рядовой Лиховцев, пали смертью храбрых в боях за освобождение Японии…