Будущим бойцам мало что снилось в ту ночь, многие не спали, не могли заснуть. Многие плакали, кто-то читал молитву. Кройкс не спал, разговаривал и помогал своим словом ребятам, которые через одного подходили к нему с полуисповедью и за советом. Он едва ли управился до трех часов ночи, когда уже все, кто хотел поделиться своей горечью и болью – поделились ею, те, кто не хотел, давно не стали бороться со сном.
Кройкс вышел из душной палатки и вдохнул чистого прохладного горного воздуха. Природа юга будто черная птица расправила крылья под темным звездным небом. Обилие спящей темной зелени пробудило в Кройксе желание жить. Несмотря ни на что.
Из палатки вышел не спавший ни минуты, слушавший все, о чем рассказывалось у Кройкса, Захар. Он присел на завалинку рядом с другом:
- Табаку не хочешь? – закуривая самокрутку, спросил парень, заранее зная ответ Кройкса, который мало пил и совсем не курил.
- Давай, - был сухой ответ согнувшегося, будто потерявшего опору, ослабшего после нелегкой душевной работы друга.
- Жарко, да? – протягивая ему сигаретку, спросил Захар, неожиданно разочаровавшись в «святости» Кройкса, который вдруг закурил.
- Есть немного, - сказал тот, прикурив у друга сигаретку и затянувшись, сказал: - хороший табачок, небось сам вырастил? Не обращай внимание… я пробовал курить еще в школе. Потом отвык. Гены прокуренные. Трудно отказаться. Даже снится иногда, что я курю, прикинь? - как бы оправдываясь, сказал пристыженный Кройкс.
- Не узнаю тебя. Твоя религия, наверное, запрещает это?
- Наверное… Но я не хочу представать перед людьми неким святошей. Я обычный человек, ты видишь? Редко курю и пью в меру… хотя надо кончать и с тем и с другим. Просто тяжело сейчас, потому и не выдерживаю. А почему ты не спишь? Надо бы набраться сил перед завтрашним… - посмотрел на него Кройкс.
- Не хочу. Предчувствие такое, что жить надо каждый отпущенный час, каждую секунду, - совсем с не радужной интонацией прозвучал голос Захара.
Молодой человек согнулся так, что казалось, его плечи не выдержат нагрузки. Слишком много печали спустилось на них.
- Ты что, дружище. Не надо так… - устало сказал Кройкс, затушив недокуренную сигаретку, - Мы не должны вбивать себе в голову выдуманные нами самими мысли. Ты можешь сказать, что чувствуешь, что пришел твой срок. Но я уверен, что Божественное провидение знает лучше, кому жить, а кому придется умереть. Мы не знаем, какой путь отмерил нам Господь. Понимаешь, человек предполагает, а Бог располагает. Это ты сам мне, по-моему, говорил.
Но мрачные круги под глазами сельского парня сказали Кройксу – это не пустое предчувствие, это – почти сбывшаяся правда.
- Ты - мой дружбан, Крис. Знаешь, как я прикипел к тебе… - угрюмо и максимально откровенно сказал Захар, - вот моя ладанка. Если со мной что-то случится, это надо будет передать ей. Ты же найдешь ее, да?
- Я найду ее. Только я очень хочу, чтобы ты сам ей отдал все, что захочешь, - но Захар уже зашел в палатку. Кройкс не хотел верить, но в глубине души предчувствовал, что это были последние слова, которыми обменялись друзья наедине.
Но он хотел изменить это. Отчаянно хотел переломить ситуацию…
Парень посмотрел на темно-синие чернила неба и подумал, как сложна жизнь. Как мы не ценим такие моменты ниспосланного нам счастья, когда живем в мире, покое и радости, не зная настоящего горя. Как придумываем себе беды на пустом месте и силимся решить мировые проблемы, не вставая с дивана, негодуя на всех и вся. Как нелепы людские обиды перед ликом смерти. Как мелки повседневные дела обывателей по сравнению с разворачивающейся перед ним драмой молодой жизни.
В его голове никак не укладывалось то принятое на войне положение, что кто-то когда-то, может быть, совсем скоро, возьмет тебя на мушку и лишит жизни. Просто так. Потому что он не хочет знать ни твоего рода-племени, ни имя-отчества, ничего о тебе и твоей судьбе. Его волнует только то, что ты - его враг. А он – твой.
Война не дает право на обоюдный интерес. Она отрицает интерес. Она убивает интерес к людям и интерес к чужой жизни…
Кройкс уснул на своей койке и во сне ему привиделась его душа. Это была девушка с живым взглядом, похожая на интересную голливудскую киногероиню. Девушка неподвижно лежала в длинной плетеной корзине, глаза ее были рады увидеть подходящего человека. Верхняя часть лица еще сохранила молодость и красоту. Рот же был растерзан и опух, увеличившись до невероятных размеров. Остальное тело Кройкс не решился осмотреть, так как предчувствовал, что оно будет синим, как один большой синяк.
Он очнулся в холодном поту, когда все еще спали. «Боже мой! – взмолился он, закрывая глаза, - неужели это моя душа? Господи! Не дай ей погибнуть, прошу тебя!»
В воздухе таилась прохлада влажного предрассветного лета, Кройкс вспомнил, что переживает самые лучшие дни в своей жизни. Потому как это были дни правды.