«Мама! Мама! Прочему наши комнаты все такие белые и блестящие? В них ничего нет!» – плакал утром маленький мальчик, Сережа, который проснулся уже, но глаза пока не открыл и отчаянно звал мать. Молодая женщина склонилась над сыном: «Все на месте, Сережа! Все на месте. Открой глазки и посмотри. Видишь, это твоя комната! Вот и календарик твой висит на стене, и все твои игрушки на месте. Посмотри: машины, медвежонок, конструктор…» «А цифра на календарике почему лежит, почему она не стоит прямо?» – продолжал всхлипывать Сережа. «А это для того, чтобы и ты поклонился этой цифре. Она ждет твоего поклона, Сережа! Ведь сегодня – 21 сентября, Рождество Пресвятой Богородицы».
Сережа приоткрыл глаза. Яркое солнце освещало мамино лицо, в уголках глаз которого уже крошечным веером видны были морщинки. Но пока они еще не старили ее, они даже словно шли ей, ее молодому лицу, молодым глазам, - потому что придавали ей такой ласковый, домашний вид, такую доброту, что хотелось, чтоб она улыбалась всегда, и чтоб всегда тонкая кожа около глаз, почти на висках, собиралась в тонкие, еле видные, ниточки будущих настоящих морщин.
Яркое солнце освещало и комнату с игрушками и календариком, где краснело число 21. Сережа осторожно, из-под век оглядел все вокруг, проверил, на месте ли его старая машинка-такси, у которой пластилином приклеена передняя дверца, и сидит ли в углу медвежонок, верхняя коричневая лапка которого пришита к мягкому туловищу крепкой белой ниткой. Сережа эту нитку закрашивал фломастером, он она потом опять белела, словно рассказывая каждому о том давнем случае, когда медвежонок оказался без лапки, а мама взяла белые нитки (потому что они были самые крепкие) и пришила ее.
Он вздохнул и открыл глаза. Мама вышла из комнаты, а Сережа стал вспоминать свой странный сон, где были комнаты пустые, блестящие, словно изнутри горящие ярко-белым светом. Это было похоже на то, когда мир только рождается. Еще нет ничего – один бесконечный свет. И вот из него постепенно рождаются люди, города, машины, деревья. Рождество… Сегодня Рождество. Странно, Рождество ведь бывает зимой, а сейчас осень. И за окном еще зеленеют деревья, и каштаны роняют свою зеленую кожуру, которая потом становится сухой и коричневой. Сережа подобрал один каштан и не заметил, что он немного треснул. Но выбрасывать стало жалко – и вот теперь каштан лежит у него в игрушках, сам похожий на вылепленный из пластилина неровный, но очень твердый маленький мячик.
Сережа подошел к календарику и наклонил голову, глядя сбоку на число 21. Оно продолжало стоять. Тогда Сережа снял календарик, положил его на стол так, чтобы цифры тоже как будто лежали на столе, - и опять наклонил голову. В таком положении казалось, что все нормально, - и число по-прежнему стоит на своих собственных ногах, не упало, но для этого надо было поклониться ему, как говорит мама. Он повесил календарь на место и еще раз подумал о том, что Рождество бывает не только зимой, когда на самом деле все кругом становится белым и блестящим, - но и осенью. И тогда мир тоже становится белым и блестящим, но не по-настоящему, а будто бы во сне. Потому что когда кто-нибудь еще не родился, - он, наверное, похож на мертвого. У него закрыты глаза, и он ничего не видит вокруг себя. А потом он рождается – открывает глаза и сразу видит свет. И ему все кажется белым-белым, блестящим. А потом глаза привыкают к свету, - и он уже видит все вокруг так, как на самом деле.
…Мама позвала Сережу завтракать. Лицо у мамы красивое, светлое. И глаза светло-серые, большие. Только лицо все время как будто движется, меняется, даже когда она молчит и ничего не говорит. А когда говорит, - губы ее не поспевают за словами, - как будто слова выговариваются чужими, непослушными губами и языком. И руки не всегда слушаются маму. И ноги.
Мама сидела напротив Сережи и, улыбаясь, смотрела, как он ест. «Ну, что, поклонился числу 21?» – спросила она. Сережа кивнул головой. Мамины губы чуть двинулись вправо, словно она собиралась что-то сказать, но она только улыбалась.
Потом мама ушла в магазин, а Сережа еще постоял около календаря, наклоняя и поднимая голову, а после этого стал водить по ковру свою машинку, придерживая большим пальцем дверцу, чтоб она не упала на ковер. Кошка, потягиваясь, смотрела на Сережу своими странными глазами, в которых не отражалось никаких чувств. Глаза казались прозрачными. Вдруг из другой комнаты показался соседский кот. Он часто приходил к ним в гости, легко перепрыгивая с перил своего балкона на их приоткрытое окно. Кошка тут же забыла про мальчика, бросилась к коту, стала обнимать его передней лапкой. Кот лениво поднимал вверх лапы, потом вспрыгнул на подоконник и улегся там под цветком, намереваясь поспать. Кошка капризно и жалобно мяукнула несколько раз, но, не дождавшись ответных действий, разочарованно ушла в кухню, чтоб перекусить чего-нибудь и тем успокоить свое самолюбие.
Вернулась мама из магазина. Она принесла Сереже несколько шоколадных яиц, обернутых серебристой фольгой. Они сидели на диване и складывали фигурки животных, которые оказались внутри. Половинки шоколадных яиц лежали рядом. Кошка, пришедшая посмотреть на покупки, - опять недовольно дернула хвостом и ушла, потому что шоколад ей не нравился, а фигурки зверей были неживые.
…Этот субботний день был хорошим, долгим и неторопливым, как и весь мир, окружавший Сережу. Вечером он лежал в кровати, а мама сидела рядом, и в темноте лицо ее, освещаемое отблесками проезжающих машин, - казалось совсем-совсем молодым.
Она никогда не пела ему колыбельных песенок, а рассказывала стихи, каждый раз новые, иногда не очень понятные. Но Сережа слушал их и запоминал:
Душа-скиталица
По свету мается.
Душа-скиталица
Любить пытается.
«Еще», - просил Сережа. И мама негромко произносила еще раз не очень понятные строчки.
«Еще», - говорил Сережа. Мама читала, словно вспоминала свои собственные стихи:
Мечты разбились о года.
Мне поздно ждать любви.
Над миром не горит звезда,
Остыли все пути.
Может, это и были ее собственные стихи? Сережа не знал. Он спал, а мама тихим, неровным голосом, глядя в окно и словно забыв о спящем мальчике, продолжала произносить слова, смысла которых все равно пока не понимал ее сын. Она говорила, и ей казалось, что в комнате становится светлее, как будто кто-то зажег невидимую свечу, и она озаряет не только комнату, но и дом, и город, и весь мир. И они идут с Сережей, взявшись за руки, по этому светлому миру. И навстречу им торопится самый любимый, самый хороший на свете человек. Как хорошо! Ноги упруго и уверенно ступают по траве, руки слушаются ее, и голос звучит плавно, мягко и спокойно:
День улетает в вечность,
Жизнь продолжает идти.
Все мы летим в бесконечность,
Вселенной нужно расти.
Она встала, словно загасив невидимую свечку, и подумала с улыбкой, что сегодня Рождество, что жизнь впереди, и что у нее тоже есть свой путь, освещаемый Богом.
______
Стихи Наталии Орловой