Ещё перед самой зимой сорок третьего в наш совхоз немцы привезли несколько семей беженцев из Брянской, Смоленской и других областей. В основном, крепких и не старых мужчин и женщин. Беженцев расселили по квартирам к семьям коренных рабочих.
Так у нас в доме появилась молодая, крепкая женщина лет тридцати с матерью, болезненной старухой и восьмилетним сынишкой. Молодая стала работать поваром в столовой. Пацан оказался дотошным и шкодливым малым. Всюду за мной подглядывал и обо всём ябедничал старшим. Это не нравилось мне и было опасным. Но, кода я пару раз его легонько отшлёпал, следить и фискалить перестал.
В конце января сорок третьего немцы, собрав обоз около двадцати пароконных саней, под усиленной охраной отравились на луга за рекой Березиной, где зимовали стога сена, накошенного летом усилиями подневольных людей из нескольких деревень.
В этот обоз попала и вся наша пятёрка. Переправились по льду реки, сеном загрузились благополучно. Тронулись в обратный путь. На возах с сеном вместе с возницей и подавальщицей по двое немцев с пулемётом, либо другим оружием и в касках.
Правый берег крутой. Для спуска к реке в обрыве прорыт узкий проход, других путей вблизи этих мест нет вовсе. Первым на обратном пути двигался я, со мной слева сидела девушка Лида, за спиной у нас - два немца с пулемётом. За нами весь длинный обоз. В упряжке моя любимая пара: Тимоша и Полька. Лишь с нею подружился меринок. Других лошадей не жаловал.
Только мы подъехали к этому дефиле, как пулемётные очереди справа, с дальнего берега реки взорвали тишину зимнего дня. Лошади сделали отчаянный предсмертный рывок и пали, пронзённые пулями.
Воз сена, опрокинувшись, плотно закупорил проход. Мы оказались в снегу. Лида застонала и показала мне на свою левую ногу. Выше щиколотки она была в крови.
Я, оторвав подол её нижней рубашки, перевязал рану, а ремешком от своих брюк туго перетянул ей ногу ниже колена. Стрельба прекратилась. Зашевелился один их солдат. И я увидел, что он ранен в плечо, второй, с окровавленной головой, был мёртв.
За нами лежит опрокинутый воз с сеном Гриши Дрозда. Он сам перевязывает себе раненную ногу. Оба немца с его воза отползли за небольшой бугорок и только сейчас открыли огонь из своего пулемёта. Началась ответная стрельба и в других местах.
Половина обоза остановилась на льду реки. Остальных не видно из-за кустов на том берегу. Потом стали подходить оттуда мужчины и женщины. Они рассказали, что партизаны часть обоза угнали в глубь леса, а им велели возвращаться домой. Среди них была и четвёрка из нашей команды.
Через полчаса, не ранее, примчались каратели. Построчили из пулеметов с крутого бережка. Подобрали шесть убитых солдат и восемь раненных. С этим и уехали. Больше поездок за сеном немцы не проводили, но каратели целую неделю свирепствовали по окрестным деревням.
Я долго горевал о потере таких лошадок. Особенно жалко было Тимоши.
Замены, ему равноценной, так и не найдя, работал на тех, что предлагал конюх.
Весь сорок третий год был для нас не менее трудным и напряжённым. Гена залечивал сломанную руку. Его заменил Иван Доценко, давно просившийся к нам в команду.
В конце зимы в партизанскую засаду попали четверо солдат гарнизона на участке подсобного хозяйства в шести километрах от совхоза. За это эсесовцы в ближних деревнях казнили трёх мужчин и трёх женщин, обвинив в связях с партизанами. Их тела возили и нам показывали, собрав народ на площади совхоза.
В начале июня сорок четвёртого я чуть не погиб сам и не погубил всю семью. А виной всему были наши квартиранты: болезненная бабуля и её внучок. Но обо всём лучше по порядку.
К этому времени мы уже доподлинно знали о положении на фронте. Со дня на день ждали, когда наши войска начнут прорыв. Партизаны сообщили некоторым доверенным о задаче: совместными усилиями не допустить угона немцами совхозного скота - больше двухсот коров, около сотни свиней, много птицы - а также вывоза зерна из амбаров.
Мы тайком ночами перенесли всё оружие из развалин к себе домой. Я свой автомат, завёрнутый в мешковину, спрятал в нашем пустующем сарайчике меж двух стенок в опилках. Рожки с патронами зарыл в землю в погребе, завёрнутыми в промасленные тряпицы. А две гранаты спрятал в ямке за туалетом, прикрыв их толевым куском и дерниной. Там были непролазные заросли крапивы и кустарник.
Однажды рано поутру, ещё до выхода на работу, выполняя просьбу матери, в своём открытом погребе наполнял я водой пустые бочонки из-под огурцов и капусты, чтобы они отмокали. Видел, как наш пацан вошёл в туалет и заперся там. А погодя мимо погреба просеменила старуха. И тут же раздались её истошные вопли:
-Мины ! Мины ! Бомбы ! Партизаны ! – Орала она за туалетом. Потом трусцой
понеслась на площадь, где уже собирались наши рабочие и стояла группа немецких солдат.
Выскочив из погреба , почти машинально, я закрыл на деревянную вертушку мальца, подавшего голос в туалете. Бросился в заросли крапивы и вижу: возле вывернутого из земли толевого куска лежат мои гранаты. А рядом, от испуга или недомогания старуха оставила длинный зловонный след «медвежьей болезни».
Схватив гранаты, бросился я к погребу и опустил их в бочонки с водой. В туалете уже во всё горло орал мальчишка и я выпустил его. Выскочил он с криком и плачем:
-Бабушка ! Бабушка ! Что случилось ? - Орал мальчишка.
-Ничего с ней не случилось. Видишь, она идёт сюда ? - успокаивал его я. А старуха уже вела за собой двух вооружённых солдат. И босиком, прямо по своим миазмам, прошлёпала за туалет.
- Вот здесь ! Бомбы ! Мины! – показывала она немцам пустую ямку, где рядом с ней лежал чёрный кусок толя. Через мгновение немцы выскочили оттуда и, брезгливо оглядев старуху, один из них, грубо ткнув ей пальцем в
лоб, прошипел: « Ти есть шайзе, унд даункопф» - ( ты дерьмо и дура !) - немцы быстро удалились, возмущённо меж собой ругаясь.
Из-за погреба я наблюдал эту картину. Пот струился у меня меж лопаток. Ноги, как ватные, еле удерживали тело. Мальчишка стоял возле старухи, а она лепетала что-то недоумённо, оглядываясь, потом ушла.
Не окажись я на месте в тот жуткий момент, всю нашу семью пытали бы и мучили до полусмерти фашисты, потом повесили бы с дощечкой на шее и надписью - «Партизан».
Спустя две недели в ранних сумерках партизанский отряд внезапно ворвался в совхоз. До этого целый день немцы торопливо грузили в машины ящики и вещи. Теперь со сна, в одном нижнем белье, выскакивали из помещений и бросались к машинам.
Не всем удалось бежать. Скрылся Конрад с переводчиком Яковом и несколько офицеров. Часть «даймлеров» так и осталась на месте - бежали шофера. В плен партизаны захватили человек двадцать.
К вечеру мы узнали, что немецкая группировка в Бобруйске окружена. Над Минским шоссе весь день трудились наши «Илы». Рокот их и стрельбу мы хорошо слышали. А позднее увидели, что всё шоссе и обочины завалены обгоревшей немецкой техникой и трупами.
В совхозе партизанский отряд оставил небольшую группу, человек пятнадцать. Когда наша ватага во всеоружии явилась перед ними, молодой командир, улыбаясь, подошёл и представился:
-Командир группы Селиванов ! - Потом добавил: - О вас, юные воины, мы наслышаны. Хорошо работали, умело и не «засыпались». Молодцы ! Правда, за вами смотрели наши люди. - Заметив у меня «шмайсер», подошёл вплотную:
А оружие у тебя трофейное ? Как считаешь, хорошее ? Не откажусь, если подаришь ! Но лучше вот что, давай поменяемся с тобой ! - И вытащив из-за пояса «Порабеллум» - Махнем эту штуку на автомат ?
Я онемел от неожиданности, но больше - от радости. Так у меня появился пистолет - вожделенная мечта моя и всех друзей.
В этот же день мы привезли из леса всё своё оружие и боеприпасы, заслужив ещё одну похвалу партизанского командира. Два ящика и три цинковых коробки очень пригодись всем попозже.
Теперь у меня на плече красовалась старая знакомая- самозарядная СВТ, а у ребят были отечественные карабины. К немецкому оружию у нас было маловато боеприпасов.
Кончилась подневольная жизнь. Люди облегчённо вздохнули. Из немецких кладовых и амбаров партизаны раздали семьям рабочих продовольствие и часть зерна, кроме посевного. Многодетным выделили коров и поросят. Жизнь налаживалась.
Партизаны и часть рабочих по ночам охраняли скотный двор и амбары. Нам поручено было днём смотреть за обстановкой на окраинах посёлка. Грохот боёв под Бобруйском становился всё слабее и вскоре затих. Немецкая армия там была разгромлена.
Мелкими группками, уцелевшие фрицы пробирались на Запад, к Могилёвскому шоссе, к Минску. И вскоре от пастуха поступил сигнал, что немцы накапливаются в лесочке возле речки недалеко от совхоза.
Партизанская разведка, направленная туда, была обстреляна немцами. Под руководством партизан рабочие совхоза начали готовиться к защите. Наша команда тоже готовилась, хотя и не на самом ответственном участке. Декабрь 2007 г.