Он отслужил одиннадцать лет по разным приходам, но не имел даже набедренника*. Очередная деревня с пустырём на месте уничтоженного в шестидесятые годы храма «Неувядаемый Цвет»** встретила советским посленовогодним перегаром, полуразрушенным домом дореволюционного ещё священника и двумя старухами. Отопление не работало, а печи в доме уже не было. Это стало последней каплей, и жена, забрав троих дочерей, уехала к матери в Татарстан. Вернувшись с вокзала домой, он зарыдал. Это «…за что, Господи!..» был утробный плач, откуда-то из неведомых глубин души, почти звериный без слёз вой. Секунд через двадцать-тридцать он сам испугался своего голоса и перекрестился. Стоял январь, и надо было срочно что-то делать. Он заскрипел сапогами по снегу на другой конец села, куда приглашала его одна из пришедших на Рождество бабок. Через десять минут он уже был в тепле. Старуха не сразу поняла, что ему просто негде жить, она думала, что батюшка будет приезжать из города на автобусе; когда до нее, наконец, дошло, то она молча села на немного облупленную крашенную синей масляной краской самодельную лавку и посмотрела на него. Потом сказала:
– Сын в городе живёт. В той комнате можно. – И кивнула головой на старую белую дверь.
Эта женщина, бывшая учительница Русского языка и Литературы, в течение года стала его единственной реальной опорой. Кроме Бога, конечно.
Через семь месяцев знакомый директор магазина подарил ему немецкую плиту-печь и машину дров. Одну комнату в старом доме за первую зиму оборудовали под молельню. На стены повесили кой-какие иконы, требники*** были свои. В епархиальном управлении на последние три с небольшим тысячи он набрал свечей и прочего, из немногочисленной мебели соорудил какое-то подобие иконной лавки. Так незаметно прошло полтора года. Правда, во вторую зиму пришлось опять проситься к старухе: холодно, а дров хватило лишь до середины декабря.
Вторая бабка честно помогала первые три месяца. Потом ходить перестала:
– Чё вот сюда приехал этот? – говорила она по деревне. – Еже ль надо, в Зайцево можно съездить, там храм есть. А этому лишь бы деньги.
Местные согласно кивали головами.
Он молился. Через год на приходе было трое.
В середине второго лета в молельный дом пришли два мужика. Первый был председатель остатков тепличного хозяйства, второй какой-то городской чин, построивший здесь себе двухэтажный с подвалом дом. Оба раньше примерно раз в полгода появлялись на службе. Поговорили. В тот вечер он впервые за последние, наверное, два года от души рассмеялся.
К концу августа фундамент будущего храма был окончен. Купленная за 78 тысяч установка исправно выдавала шлакоблок. На личные расходы жертвователи определили десять тысяч в месяц. Первую десятку он без раздумий отдал старухе. Половину последующих отсылал жене. На следующий год можно было возводить стены, и он поехал на встречу к вернувшемуся из отпуска архиепископу.
На новый приход его послали через год в ноябре. В "лихие девяностые" он был крупный предприниматель и, как считалось, мог поднять храм в любой глуши. Архиерей восстанавливал из руин епархию.
_____________
* первая священническя награда
** Богородичная икона
*** сборники чинопоследования некоторых служб (треб)