"Остановись, прохожий!
Кто ты есть, то я был.
Кто я есть, то ты будешь..."
(Эпитафия на могильном камне)
В полуверсте от деревни Куватка, в березовых перелесках у зернового поля, в стародавние времена обитало несметное количество косачей и тетерок. Местные охотники любили поохотиться в этих местах на дичь. Название свое тетерев-косач получил из-за строения своего хвоста, перья которого оригинально изогнуты в виде лезвия косы, которой до сей поры в деревнях косят траву. Бывал и промышлял здесь дичь сызмальства и мой отец. Из-за обилия в березняках косачей это место так и прозвали - Косачиха.
Сейчас на Косачихе уже не встретишь этих удивительных птиц: близость деревни, вырубка прилежащего к селению леса сделали свое недоброе дело - тетерева исчезли из этих мест навсегда, поменяв их на урочища более отдаленные и глухие.
Теперь здесь, в березняке, рядом с просёлочной дорогой, ведущей к берегу Братского водохранилища, раскинулся деревенский погост — уникальный памятник, бесценный кладезь истории деревни, интереснейшей информации об умерших предках, родных, знакомых, о почивших односельчанах. Посещение погоста — хорошая возможность вспомнить этих людей, узнать о них больше, почтить их светлую память. На кладбище мне всегда хочется побыть одному, постоять в тишине, у заветных могильных холмиков и поговорить про себя с мамой, любимой бабушкой Катей, братом Женей. Вспоминаются строки из стихотворения русского поэта второй половины 19 века Алексея Апухтина. Он писал: "...Ведь смерть не всё взяла. Средь этих урн и плит/ Неизгладимый след минувших дней таится:/ Все струны порвались, но звук ещё дрожит./ И жертвенник погас, но дым еще струится".
Несколько сотен могил, обнесенных дощатыми или стальными оградками, теснятся друг к другу, занимая площадь с полгектара. Внешний вид погоста не вызывает ощущения запущенности и забвения в отличие от ветхих, заросших травой и кустарником многих российских деревенских кладбищ, оставляющих самое грустное впечатление. На могилах - погребальные венки с жестяными, пластиковыми, тканевыми листьями; на тумбах с облупившейся масляной краской - металлические медальоны с блекло-коричневыми, смытыми дождями и беспощадным течением времени фотографиями умерших. Вершины надгробных сооружений , кладбищенских пирамидок венчают то сварные стальные звёзды, то православные кресты. А вот в гуще могил выделяется и привлекает внимание еще совсем свежий деревянный надгробный крест, обильно крытый светло-коричневым лаком. На свежем аккуратном глинистом могильном холмике в вазе - не успевшие завянуть живые цветы. Идет время, деревенский погост пополняется, могилы множатся: жители Куватки продолжают покидать этот мир, у смерти нет никому пощады. На захоронениях последних десятилетий возвышаются добротные надгробия, выполненные из природного камня, чаще светлого мрамора, темного гранита, мраморной крошки. Когда-то прижатый к окраине поля, с каждым годом деревенский некрополь неуклонно разрастается в глубь леса.
Помню, как полвека назад, осенью 1959 года, в девственной и еще не тронутой человеком живописной березовой роще, было сделано первое захоронение. Первым лег сюда дедушка Гребелев, проживший долгую (более 80 лет) жизнь. Тревожно и грустно было созерцать в березняке его одинокую, сиротливую, словно на выселках, могилу.
Вторым, в мае 1960 года, был похоронен мой дядя, брат матери, Урезалов Анатолий. Было ему только 20 лет от роду. Ужасная трагедия постигла тогда мою бабушку Катю и всю нашу родню.
В то время разворачивались грандиозные строительные работы в Падунском сужении Ангары по сооружению Братской ГЭС. Уникальный гидроузел "врезали" в глубокий скальный каньон 900-метровой ширины, на дне которого могучим потоком текла река Ангара. Начальником управления «Братскгэсстрой» был назначен сибирский «гидромедведь» Иван Наймушин, уроженец города Котельнича. Он возглавлял управление до 1 сентября 1973 года, когда его жизнь неожиданно трагически оборвалась в результате авиакатастрофы (крушения вертолета).
С 1956 года легендарная комсомольская стройка века уже шумела и гудела на всю страну, побивая все мыслимые рекорды строительства. С весны 1952 года застучали топоры лесорубов по долинам и распадкам Ангары и её притоков - началась подготовка ложа водохранилища Братской ГЭС.
119 деревень с 5703 усадьбами, расположенных по берегам Ангары, Ии, Оки, оказались в зоне затопления и подлежали переносу на новые места. В их числе оказалась и наша деревня Куватка, Утузилка и другие окрестные села по течению реки Ия.
Селянам предстояло покинуть свои родные и дорогие сердцу места, перенести свои жилища, надворные постройки во вновь создаваемые поселения, расположенные выше зоны затопления. Много населенных пунктов исчезало навсегда, так как часть деревень сливали воедино. Перестали существовать окрестные села - Атубь, Варгалик, Марал, Паберега, Шаманово.
Для многих селян переселение было большой психологической травмой. Нужно было оставить родные поля, пашни, луга совсем недавно, всего пять-шесть десятилетий назад отвоеванных у тайги переселенцами-белорусами и ставших неразрывной частью жизни, души; оставить места, где люди родились, где прошло детство, юность, а то и большая часть жизни. Предстояло навсегда оставить ставший любимым уголок, где появились на свет и выросли дети, где уже успели найти последний покой родители, мужья, жены.
Переезд требовал и больших физических усилий. Надо было, предварительно разметив бревна, раскатать дом, амбар, баню, погрузить строения на лесовозы или тракторные прицепы, перевезти разваленное жилье на новое место в гору, выше зоны затопления, вновь собрать срубы, обнести усадьбу забором, обустроить огороды. Кроме физических сил, это требовало и определённых материальных затрат (приобрести строительные материалы -краску, олифу, стекло, шифер, гвозди, печной кирпич). А государственные компенсации за переезд были смехотворными. Многим, особенно старикам, свалившееся бремя было не под силу, и они за бесценок (по выражению селян - "по ценам пареной репы") продавали свои дома, а то и просто бросали их и уезжали доживать свой век к детям, к родственникам.
Так поступила и моя бабушка Катя, которая к этому времени осталась в доме одна в соседней деревне Утузилка: муж не вернулся с войны, дети поразъехались. Продав свой еще крепкий, добротный дом, просторный амбар жителю Пабереги Голубеву Тимофею по деревенскому прозвищу "Голубок", она уехала к дочери Марфе в Сосновку ( 14 разъезд) в Чунский район.
Младший ее сын, девятнадцатилетний Анатолий, после окончания в Тулуне курсов трактористов работал в это время в Куватке на тракторе ДТ-54, жил в нашей семье. В свободное время ходил с отцом на охоту за козами, глухарями. Накануне трагических событий они с отцом только что вернулись с "той стороны реки", с урочища Ардей, где охотились на глухарей. Принесли полный рюкзак дичи. Это было очень кстати, так как мать готовилась отметить свой день рождения.
15 мая 1960 г в нашем доме собрались гости: друзья родителей, соседи, некоторые родственники, среди которых был и дядя Толя. Гости веселились, пили вино, с удовольствием ели жареную дичь, пели песни, плясали под баян. Дядя Толя тоже был навеселе и принимал активное участие в празднике. Ничего не предвещало беды.
Было около полуночи. Уже остановили деревенский дизель. Электрический свет погас. Зажгли керосиновую лампу. Мы с братом Женей лежали в постели и наблюдали за ходом веселья. Гости решили перед тем, как разойтись по домам, в последний раз сплясать под баян. Заиграла музыка, все гости вышли из-за стола, пустились в пляс, пели частушки, был шум-гам.
Наконец музыка стихла, и гости начали расходиться. Первой на темное, неосвещенное крыльцо дома вышла наша соседка тётя Наташа Пнёва и запнулась о лежащее на нем тело. Почувствовав запах пороха, впотьмах стала ощупывать лежащего, обнаружив рядом ружье и попав рукой в ещё фонтанирующую кровью рану на лице. С окровавленной рукой она снова вбежала в дом и закричала: " На крыльце кто-то застрелился!!!".
Вынесли зажженную керосинку. На крыльце лежал дядя Толя. Одна нога его была разута. Рядом с ним - отцовская охотничья двустволка 16 калибра. Он выстрелил себе в левый глаз. Верхняя часть головы была снесена, кожа лица разорвана на лоскуты, мозг разрушен и выброшен из черепа на распахнутую дверь сенцев.
Началась паника, крики, плач матери. Никто не ожидал такой развязки торжества. На пике веселья выстрела никто не слышал. В кармане пиджака дяди Толи обнаружили записку, написанную желтым карандашом из моей школьной сумки, на которой было невозможно разобрать ни одного слова - одни бледные, нечитаемые каракули.
Об ужасной трагедии сообщили бабе Кате - "отбили" телеграмму. Она приехала из Сосновки через сутки вся черная от обрушившегося на нее несчастья. Ее под руки вывели из кабины попутного грузовика, ввели в дом и она без чувств, в слезах упала на гроб сына.
Невыносимая душевная боль осталась у нее на всю оставшуюся жизнь. Она много лет выплакивала постигшее её нестерпимое горе, беспомощность перед судьбой. Она казнила себя за то, что продала свой дом, разрушив семейное гнездо, что не осталась жить с сыном в деревне, что упустила сына.
Я помню, как не раз баба Катя высказывала мне мучившее ее чувство вины:" Не надо было мне продавать свою избу, а собраться с силами и перевезти ее на Новую Куватку и жить там с Толей. Я сделала роковую ошибку в жизни. Но сейчас уже ничего не поправить".
Екатерина Никитовна до конца своих дней так и не опомнилась от утраты и считала, что если бы Анатолий жил с ней рядом, в родительском доме, на ее глазах, под ее материнским надзором, то сын был бы жив. А по деревне еще долго ползли и кочевали слухи и бабьи пересуды в её адрес: "бросила не вставшего еще на ноги парня одного", "разрушила семью", "оставила неоперившегося птенца без гнезда".
Кто знает, как все могло быть? Конечно, для девятнадцатилетнего парня это было трудное время - время развала родного дома, расставание с матерью, ломка жизненного стереотипа, поиски своего места в жизни. Наверно, если бы рядом была мама, этот процесс проходил бы легче и более безболезненно для неокрепшей, ранимой психики совсем еще молодого человека. Да, причина самоубийства не известна, есть только догадки и предположения. Никаких явных, видимых предпосылок к суициду не было. Ответа нет.
Дядю Толю хоронили через 3 дня, 18 мая 1960 года. Стоял теплый, солнечный день. Природа просыпалась после долгой зимы. Березы одевались в свой летний зеленый наряд, покрывались нежной хвоей лиственницы, расцвела медуница. Это была вторая могила на погосте у Косачихи.
Позже мама, анализируя ход событий, предшествующих самоубийству дяди Толи, рассказывала, что все-таки было одно предзнаменование смерти в нашем доме.
Недели за две до рокового выстрела к нашему дому по ночам упорно прибегала какая -то деревенская собака и подолгу выла и рыла лапами землю. Мама верила в приметы, и от воя собаки ей становилось жутко. Мама набрасывала на себя шубейку, выходила во двор, отгоняла собаку от завалинки, засыпала норы, вырытые под тем углом дома, где располагалась кровать, на которой спал дядя Толя. Но собака возвращалась вновь и вновь. Это была дурная примета: упорный вой собаки имеет зловещий смысл - к покойнику. Такое поверье существовало и существует по сей день в нашей деревне.
Знойным ли летом, снежной, вьюжной ли зимой или слякотной осенью, бывая в Куватке,я иду на деревенское кладбище,фактически превратившееся с годами в наш родовой могильник. Ведь здесь теперь похоронены и моя незабвенная бабушка Катя Урезалова, и брат Евгений, и сестра Татьяна. В сентябре 2001 года, здесь, в тиши кладбищенских сосен и берез, нашел свой последний и вечный покой мой отец Павел Минович. А спустя два с половиной года, в феврале 2004 рядом с его могилой мы с братом Лёней похоронили и нашу маму. С 2023 года покоится здесь и моя любимая тётушка Марфа Андреевна Оводнева с супругом Михаилом Ивановичем.
Да, с годами кладбище разрасталось. Умирали старики. Гибла молодежь. Обидно много погибало молодежи! То и дело слышишь: разбился на мотоцикле, перевернулся на тракторе, убили, зарезали, застрелили. Кто-то перепьёт, другой отравится суррогатным зельем. Многие утонули в Братском море, ушли под лёд, чаще в нетрезвом виде. Нет - нет, да и наложит кто-то в пьяном угаре на себя руки. Нелепые смерти, одна нелепее другой, следовали чередой. За большинством из них стояла водка. Сколько людских жизней она унесла в могилы!
На Косачихе преданы земле и мои сверстники, друзья, школьные товарищи.
Вот могила Сёмы Мисорина (род. 17.02.1950 г), с которым мы дружили с раннего детства и вместе пошли в сентябре 1958 года в первый класс. Я в то время жил у бабушки Катерины в соседней с Куваткой деревне Утузилка. Здесь же жили Семёновы родители - Алексей Васильевич (1904 г.р.) и Елена Ксенофонтовна (1912 г.р.), его старшие братья Владимир (21.01.1941 г.р.) и Василий (15.03.1938 г.р.),сестра Галина (05.10.1947 г.р.)и младший брат Михаил (род.05.10.1953 г.). Алексей Васильевич страдал онкологическим заболеванием толстого кишечника, перенес тяжелую операцию. Мать, видимо, еще в детстве, лишилась одного глаза.
Школа была одна на две деревни и располагалась на краю Куватки. Деревни отделял довольно густой лес из березняка и сосны, тянувшийся вдоль берега Ии на полтора километра. Занятия в школе в первую смену начинались рано, с 8 часов утра. Осенью и зимой в это время было еще совсем темно. Стрелки часов на зимнее и летнее время тогда еще не переводились. Одному идти в школу было боязно, особенно через лес. Но нам с Семеном вдвоём было совсем не страшно даже в темном лесу. Учиться с Семеном в одном классе мы продолжили и в Новой Куватке вплоть до окончания в 1966 году школы.
Семен Алексеевич умер 23 июня 1994 года, на сорок пятом году жизни. Коварная болезнь - туберкулез лёгких так рано оборвала его жизнь.
Остался сын, теперь уже взрослый. Живет в Братске. Сестра Галина с мужем, двумя детьми, внучкой и правнучком Марком так же обосновались в районном центре. Младший брат Михаил остался в Куватке, проживает с супругой Светланой ( в девичестве Париловой).
Вот еще надгробный памятник. На фотоовале - красивое молодое лицо. Это Гоша Ведерников (род. 18.03.1943 г) - наш киномеханик. Замечательный, обаятельный парень, который "крутил" фильмы в нашем сельском клубе. Георгий Васильевич умер скоропостижно от сердечного приступа 27.08.1981 года в возрасте тридцати восьми лет. Вдова Галина Ивановна через несколько лет после смерти мужа вышла замуж за односельчанина Владимира Андреевича Колоушкина.
В гуще могил за аккуратной стальной оградкой надгробие Алексея Алексеевича Панова с фотографией на керамике, вмурованной в камень. Несколько лет вместе с Алёшей учился в школе и знаю его как добродушного, интеллигентного парня с красивой и доброй душой. Годы его жизни : 16.05.1948 - 10.08.1980.
Невдалеке — могила Вити Ведерникова. Много лет учился с ним и его сестрой Лидой в одном классе. После службы в армии Виктор окончил физкультурный техникум, работал в Куватской школе физруком. Жена его, Галина, была родом из Илира - поселка невдалеке от Тулуна. Работала в школьном буфете, училась заочно на историческом факультете пединститута. В 1980-ые годы семья переехала в Илир, но прожила там недолго. Виктора Васильевича (род. 29.04.1951) зарезали какие-то отморозки в Братске, когда он возвращался после выздоровления из больницы домой восьмого октября 1993 года. Галина с детьми вернулась в Куватку.
Прохожу мимо могильного надгробия Урезалова Ефима Харлампьевича ( 25.12.1898 г.р.) - нашего родственника по материнской линии- двоюродного брата моего деда Андрея, т.е. двоюродного дяди моей матери. Хорошо помню его самого и его супругу Степаниду Григорьевну (родилась в ноябре 1900 г). В середине 1970-х Ефиму Харлампьевичу было уже далеко за 70. Это был дедуля среднего роста, с отчетливо наметившейся старческой костлявой худобой, с провалившимися, всегда тщательно выбритыми щеками (никогда его не видел со щетиной на лице), со старыми, видавшими виды очками с пузатыми линзами на крупном носу и большими хрящеватыми ушами. Говорил он медленно, приятным баритоном, тщательно подбирая каждое слово. Супруги жили по Лесной улице, на самой окраине Куватки. Их дом примыкал к живописной березовой роще и всегда был полон декоративными собачками. Детей у них никогда не было, и в деревне считали, что они отдают свою нерастраченную родительскую любовь и заботу этим милым животным.
Моя мама, Мария Андреевна, в девичестве Урезалова, всегда мне, ребенку, говорила, что Ефим Харлампьевич наш родственник по линии ее отца (моего деда Андрея Урезалова, погибшего на фронте в 1942 г). Дед Ефим в годы гражданской войны воевал с бродившими по лесам колчаковцами, которые, нагрянув в Шаманово, жгли дома и надворные постройки, уводили со двора лошадей, били жителей шомполами за то, что в деревне образовался отряд партизан, в который вошли местные крестьяне, в том числе и Урезалов Ефим. Мама до момента смерти деда Ефима поддерживала с ним дружеские родственные отношения. Они бывали в гостях друг у друга, и я, хотя и нечасто, но гостил в его доме и всегда с опаской относился к его питомцам, которые без устали лаяли на незнакомых людей и старались своими остренькими зубками ущипнуть за ногу.
Дед Ефим был заядлым пчеловодом, имел десятка полтора ульев, ухаживал за пчелами, качал мед, угощал им родных и знакомых. Очень интересовался ходом политических событий в стране и в мире, всегда у него в руках была газета, и он с удовольствием беседовал о политике с односельчанами. Жаль только, что достойных собеседников по этой теме в деревне у него было немного. Деда Ефима в деревне так и прозвали - "политикан", в добром значении этого слова.
Бабка Степанида была кроткой, мягкой, безвредной женщиной, никогда не перечила своему мужу - семейному лидеру, уступала ему во всем, полностью полагаясь на его ясный мужской ум и житейскую мудрость.
Я знаю, что долгое время они жили в селе Шаманово, потом уезжали в Иркутск, а после строительства Братской ГЭС, с 1959 года переехали в Новую Куватку, которая раскинулась на колхозном поле километрах в четырех от старой деревни выше зоны затопления Братского водохранилища.
Последние годы жизни бабка Степанида тяжело болела. В начале 1970 годов я, будучи студентом Иркутского мединститута, приезжал на лето в деревню, и дед Ефим приглашал меня, как медика, осмотреть его жену.
Бабка Степанида чувствовала себя плохо, кашляла, задыхалась, тяжело дышала. У нее был хронический бронхит, осложненный эмфиземой легких, и развилась уже хроническая сердечная недостаточность (одышка, отеки на ногах). Если сказать медицинским языком , то она страдала хронической обструктивной болезнью легких (ХОБЛ) тяжелой формы с декомпенсированным легочным сердцем. Она с трудом передвигалась по дому и редко выходила даже во двор. Реально помочь ей было сложно. Через несколько лет ее не стало. Дед Ефим доживал свой долгий век один. Умер он в возрасте 89 лет. На стальном надгробии, выкрашенным голубой краской, цветной фотоовал с фотографией Ефима Харлампьевича и годы его жизни: 1898-21.09.1987.
А здесь похоронен дядя Гриша Московских. Он жил с молодой красавицей-женой, улыбчивой, веселой и задорной тетей Катей Голубевой от нас через дом, на нашей Лесной улице. Дядя Гриша с рождения страдал детским церебральным параличом, ноги его не слушались, были обезображены. Он с трудом передвигался при помощи трости. Родом он был из деревни Паберега - соседнего с Утузилкой селения на Оке в полутора десятках километров от нее. Это был тот самый "Гришка хромоногий ", о котором упоминает в своей книге "Однополчане" Иннокентий Черемных - тоже уроженец деревни Паберега. Автор пишет, что во время войны, когда все мужики воевали на фронте, Гришка Московских был первым парнем на деревне, оставил свою жену Матрену с двумя малолетними детьми и женился на молодой красавице Катерине.
Но, бог ему судья! С тетей Катей у них была прекрасная семья, три замечательных дочери: Галина, Валентина и Татьяна, сын Володя - веселый отчаянный парень, с которым в детстве мы дружили и были всегда рядом. После службы в армии Володя остался где-то в Забайкалье, женился на женщине с мальчиком Ромкой, живет там до сих пор.
В один из приездов к матери в Куватку осенью 2003 года я навестил и тетю Катю в ее доме. Она уже в преклонном возрасте. В Метрической книге Шамановской Михайло-Архангельской церкви Нижнеудинского уезда имеется запись о рождении № 103:
"Дата рождения - 24 ноября 1918 г. Дата крещения - 9 декабря 1918 г. Имя - Екатерина. Родители: крестьянин дер. Атубь Игнатий Фёдорович Голубь и законная жена его Варвара Ивановна,оба православной веры".
Екатерина Игнатьевна с трудом передвигалась по избе из-за сильных болей в в коленных суставах, но была все такая же улыбчивая и жизнерадостная, как и прежде. Она мне с грустью сообщила, что ее сын Володя овдовел, недавно умерла у него жена. Ромка вырос, отслужил в армии. Живут с Владимиром вместе. Её дочь от первого брака, Надежда Крутова (Кириченко), 1936 г.р. перенесла инсульт, живёт по соседству с дочерью Катериной и сыном Леонидом в Калтуке.
(Екатерина Игнатьевна Московских, в девичестве Голубева, умерла в 2008 году в возрасте 90 лет; ее внук Лёня, сын Надежды Крутовой, скончался в 2009 году от заболевания почек. - Прим.автора).
Сын Григория Семёновича и его первой жены Матрёны, Николай, работал в деревне конюхом, женился на доброй, спокойной девушке Вере Тарасовне Пнёвой (работала дояркой на совхозной ферме). Жили дружно и счастливо в своём небольшом домишке по улице Бурлова, по соседству с Надеждой Крутовой, имели сына и дочь. После смерти отца Григория Семеновича перебрались в его более просторный дом по Лесной улице. Их сын взял в жёны Галину Бакушкину, дочь Александра Яковлевича и Марии Петровны (до замужества Тельновой). В семье Александра Яковлевича, кроме Галины, было еще две дочери: Любовь (в замужестве Калинич, 1950 г.р. проживала в Братске, в настоящее время переехала к дочери в Смоленск) и Валентина, которая родилась в 1957 году, проживает со своими сыновьями в Краснодаре. Сыновья Любы обосновались здесь же. Александра Яковлевича и Марии Петровны уже нет в живых.
У дяди Гриши был приёмный брат Василий или, как его звали в деревне после ниже описываемых событий, "Васька-партизан". В годы войны он с двумя сослуживцами-земляками дезертировал с фронта. Скрывались в окрестных лесах, занимались разбоем, грабежом, обворовывали амбары своих сельчан, по ночам уводили из стойла их скот. В Варгалике увели со двора нетель, в Куватке очистили амбар Купреевых, вынесли сало и остатки мяса из погреба моей бабушки Екатерины Никитовны Урезаловой. Никто из сельчан и не догадывался, что это орудует их земляк Василий Московских, что он сбежал с фронта и прячется в местных лесах, совершая набеги на окрестные села.
Но однажды, деревенские старики-охотники (по некоторым данным это сделал Московских Александр) на берегу речного залива, на взгорке, шагах в пятидесяти от воды, обнаружили землянку, прикрытую сосновым лапником, выследили, кто обитает в ней, и сообщили в НКВД.
Была устроена засада.
Вечером, в сумерках, сотрудники НКВД увидели приближающихся троих молодых мужчин. Они возвращались с рыбалки к своему логовищу. Последовала команда "Стоять!" Но все трое стремглав бросились в чащу леса. Началась погоня. Выстрелом в затылок Василий был убит. Второго ранили, но ему удалось скрыться в лесу. Третий был арестован. Это был уроженец Тулуна. Он на следствии и рассказал, как они бежали с фронта, как воровски, по ночам, долго добирались до родных мест, как скрывались в тайге.
Из показаний задержанного следовало, что это были люди, уже потерявшие человеческий облик. Как голодные шакалы, они совершали набеги на окрестные деревни и обирали и без того голодающих детей, стариков, беззащитных женщин, мужья, отцы и сыновья которых честно сражались на фронтах войны. Ради куска сала эти уже озверевшие нелюди готовы были убивать. Во время воровской вылазки двое орудовали в хлеве или амбаре, а третий с березовой колотушкой в руках стоял на страже. И если бы ничего не подозревающие хозяева дома, почуяв неладное, вышли бы во двор, то получили бы смертельный удар колотушкой по голове. Именно так было условлено между бандитами. Их никто не должен был видеть, их никто не должен был узнать.
К концу войны местные жители набрели в глухом сосновом чащобнике, в версте от заброшенной землянки, на человеческий скелет. Это были останки тяжело раненого сотрудниками НКВД, но сумевшего уйти от погони и скрыться в лесных зарослях, одного из дезертиров.
Но продолжим историю дяди Гриши.
Имея большие трудности с передвижением, он всегда держал в своем хозяйстве коня. Добиться разрешение на это в то время было не просто. По советским законам иметь в личной собственности лошадь селянам запрещалось. Дядя Гриша выезжал на коне на охоту, подвозил во двор дрова, сено, пас деревенский скот. Вся жизнь его была неразрывно связана с этим замечательным животным. По злому року судьбы и смерть свою он нашел от любимого коня.
В тот роковой для себя день он возвращался из очередной поездки в поле. За околицей резко стегнул приуставшую лошадь, та в испуге дернулась, дядя Гриша не удержался в седле. Одна нога его застряла в стремени. Лошадь забилась и понесла. Через некоторое время она была в деревне, волоча по земле грузное, но уже безжизненное тело дяди Гриши.
На Куватском кладбище прибавилась еще одна могила. На могильной тумбочке надпись:
"Московских Григорий Семенович,1908-1980".
Хочется привести еще ряд фамилий моих односельчан, нашедших свой вечный приют на погосте у Косачихи:
Дорофеев Виктор Матвеевич: 19.03.1947-13.11.2000 – замечательный, спокойный, выдержанный, добрейшей души парень, брат моего школьного товарища Сергея, муж Аллы Карнауховой, с которой мы в детские годы дружили и проводили много времени в играх с детьми семьи Карнаухова Николая, дяди Аллы;
Мисорина Фёкла Ермолаевна: 14.10.1907 - 14.12.1979 – наша незабвенная соседка;
Мисорин Алексей Васильевич: 14.10.1904 - 06.05.1968 – отец Сёмы Мисорина, моего одноклассника, друга детства;
Черемных Евдокия Ивановна: 1915 - 31.12.1996;
Черемных Яков Авдеевич: 09.12.1916-07.11.1984 – родители моих одноклассниц Нины и Галины;
Пнёва Екатерина Антоновна: 21.11.1898 - 12.04.1994 – невысокого ростика, щупленькая чудесная старушка, которая жила с сыном, инвалидом с детства в конце улицы Бурлова. Внешне очень была похожа на старушку-мать главного героя из кинофильма Василия Шукшина "Калина красная";
Зюзин Анатолий Васильевич: 20.09.1933 - 09.03.1997;
Зюзина Евдокия Акимовна:29.08.1906 - 12.08.1980 – мать Анатолия Васильевича;
Зюзина Ульяна Александровна;
Зюзин Николай Сидорович: 19.12.1922 - 27.08.1986 – наш неизменный начальник деревенской почты;
Зюзина Полина Даниловна: 15.05.1926 - 04.10.1994 – жена Николая Сидоровича;
Зюзин Антон Устинович;
Мисорина(Письменных, в девичестве Родных) Валентина Евменовна: 16.12.1927 - 27.07.1994;
Родных Иван Евменович: 23.02.1923 - 17.01.1992;
Мисорина Елена Ксенафонтовна:18.05.1912 - 30.08.1991;
Мисорин Николай Ананьевич:12.02.1956 - 10.02.2002;
Мисорин Ананий Тимофеевич:12.06.1932 - 10.11.1997;
Урезалова Евдокия Кондратьевна: 11.02.1906 - 31.10.1994;
Урезалов Авдей Павлович:1888 - 11.03.1977 – супруги;
Урезалов Илья Авдеевич: 30.06.1925 - 28.02.1980 – их сын, отец моей одноклассницы Светланы;
Урезалова Валентина Павловна: 10.08.1928 - 21.11.2006 – супруга Ильи Авдеевича;
Циркунов Иван Андреевич: 10.03.1925 - 11.11.1993;
Циркунова Прасковья Авдеевна:07.07.1931 - 31.12.1992 – супруги;
Кольтеров Степан Васильевич: 26.04.1931 - 24.10.2005 – потомок переселенцев из Чувашии, высокий, стройный, обаятельный мужчина, зять Урезалова Авдея Павловича, проживал с семьей по улице Бурлова невдалеке от нашего дома, покончил жизнь самоубийством;
Родных Николай Евменович:14.03.1930 - 12.06.1998;
Пинигин Алексей Васильевич:20.08.1929 - 05.09.2012 – отец одноклассницы Нины;
Иванова Мария Петровна: 19.09.1907 - 25.08.1983 – жена Михаила, брата моего деда Мины Петровича, мать Галины, моей двоюродной тётушки, с которой дружили в дошкольные годы;
Дуров Николай Григорьевич: 17.03.1947 - 13.07.1969 – внук Черемных Якова Авдеевича, трагически погиб – утонул в ближайшем к деревне заливе Братского моря;
Ведерников Василий Васильевич: 10.11.1925-15.12.1986 – отец Вити Ведерникова;
Водинова Христинья Евдокимовна: 1888 - 1970;
Вологжина Валентина Ивановна: 27.09.1932 - 01.10.2013;
Вологжин Алексей Афанасьевич: 16.06.1933 - 28.05.2009 – супруги;
Тельнова Евдокия Петровна: 06.03.1914 - 04.09.2010;
Тельнов Иван Семенович: 11.09.1909 - 14.09.1977 – родители одноклассницы Нади;
Парилов Анатолий Васильевич:22.06.1940 - 28.07.1979 – учитель Куватской школы;
Парилов Василий Иванович: 25.04.1891 - 28.04.1971 – отец Анатолия Васильевича;
Парилова Мария Ивановна: 25.04.1902 - 09.05.1990 – мать его;
Рябцев Силантий Евдокимович: 10.06.1900 - 07.06.1956;
Рябцев Николай Силантьевич – отец с сыном, наши дальние родственники;
Рябцев Павел Минович : 20.06.1930 - 05.09.2001 – мой отец;
Рябцева Мария Андреевна: 06.05.1931 - 10.02.2004 – моя мать;
Рябцев Евгений Павлович :27.10.1954-10.10.1985 – мой брат;
Рябцева Татьяна Павловна: 24.09.1956 - 06.05.1982 – моя сестра;
Урезалова Екатерина Никитовна: 24.11.1911-11.12.1993 – моя бабушка по матери;
Урезалов Анатолий Андреевич:10.08.1940-15.05.1960 – мой дядя по материнской линии и многие-многие другие.
Вышло так, что я давно уже не живу в родной деревлне Куватка, а приезжаю сюда редко и ненадолго. Когда был студентом, и были живы мама, отец, я наведывался в родительский дом каждое лето на каникулы. Помню, уезжал без сожаления, манил город.
Посещая родную деревню сейчас, я вижу на деревенских улицах чужих, незнакомых мне людей. Почти все родные мне люди, все, кого помню и люблю, уже "там". Народилось и выросло другое поколение, которого я не знаю и которое не знает меня. Хочется видеть друзей детства, одноклассников, но нахожу их здесь всё меньше и меньше. По разным жизненным обстоятельствам они или покинули деревню и разъехались по разным городам и весям, или ушли уже в мир иной. И меня, порой, невольно охватывает неприятное чувство душевной пустоты и одиночества. Хочется обойти все дворы, поздороваться, пообщаться со старожилами деревни, послушать их рассказы о давнем и погрузиться в своё прошлое.
Но желание моё несбыточно. Из старых деревенских жителей, дорогих мне по детским и юношеским воспоминаниям, почти никого не осталось — они остарели и в большинстве уже пребывают на деревенском погосте на Косачихе.
2008г, 2014г.
Фотографии к данным запискам смотри по ссылке https://ok.ru/profile/562064181842/album/908269638738