Лето 1961год произошло событие, которое заставило меня задуматься о будущем. Мне объявили, что сократили срок до восьми лет. Такое чувство, вроде только разбежался и земля кончилась. Все это время, я не задумывался ни о чем, а тут какая-то радость, вперемешку с тревогой, и бессознательный страх. Мы были на сплаве. Это интересная и занимательная работа. Не видно оцепления, большая река, все не обычное. На высоком, крутом берегу сложены в штабеля бревна. Их сталкивают в русло реки. Бревна как спички и катятся и кувыркаются, интересно смотреть. Но вот образовался в реке затор, нужно его разбирать. А на верху уже орут и бревна прыгают, прямо через тебя. По воде быстро не убежишь.
Я увернулся и отступил дальше, в русло. Что-то булькнуло рядом, еще, посмотрел на берег, с откоса в меня, стреляет солдат. Я стоял по грудь в воде, лицом к берегу. Зачем стрелять? Я заорал, замахал руками, привлекая к себе внимание всех, кто рядом. Он гад все равно, выстрелил. Мне кажется, что он в меня мог попасть, только случайно. От сознания этого, было еще страшней. Расстояние было большое я не различал черты его лица. Но дуло винтовки направленное на меня было просто огромное. Верно говорят, что у страха глаза велики. Мне казалось, что оно рядом со мной. Выстрела я не слышал, а мне показалось, лицо обдало теплым воздухом. Вот что такое инстинктивный, животный ужас. Он мне помнится до сих пор. Я вылез из воды и до конца смены, дрожал у костра, так и не согрелся.
Мне пришла в голову мысль, что это мне был знак. Я узнал, что у меня заканчивается срок и судьба предупреждала, чтобы я прекратил бесшабашно себя вести. Второй знак был за месяц до свободы. В апреле 1963г я как-то случайно оказался в конце колоны когда следовали на работу. Конвоир, именно мне, приказал остановиться. Не далеко от тропы валялся кусок рельса. Он меня заставляет брать его и тащить в зону. Ну во-первых за падло, во-вторых тяжело, я отказался, началось пререкание колонна остановилась, но солдат преградил мне к ней путь. И заставляет меня сойти с тропы. Мне кричат, что бы я не сходил и не следил, рядом с тропой, иначе меня можно будет застрелить. Их всех положили на землю. Этот солдат подскочил ко мне толкнул меня автоматом в грудь, прозвучал выстрел. Видно это произошло случайно, он сам побледнел, растерялся. А я сразу не понял, что случилось и потом шел, думал, хотел понять, ну как он меня не застрелил, или у него холостой патрон был, чего не могло быть.
Этот эпизод обошелся мне в пятнадцать суток изолятора. Эти сволочи надзиратели меня всегда удивляли, ну зачем так издеваться? Если принесет баланду, ее и так жрать не тянет, так он ее еще разбавит, сырой водой. Так и со мной, чуть не застрелили, меня же и посадили. Здесь раздели до белья, сапоги с сырыми портянками выставили на крыльцо и открыли на улицу дверь. Она напротив камеры, нары сплошная возвышенность из расколотых бревен даже не тесаные. Печь топится только у Ментов в комнате. На улице апрель. И вот тут меня пробрало «Видно укатали Сивку, крутые горки» Так мне захотелось заплакать, по правде чтобы со слезами, сколько не кривился, ни как не получается.
А вспомнилось, как однажды, кто-то из ребят предложил, мне сделать эксперимент. Если в зеркало, глядя себе в глаза, серьезно сказать, какой я красивый. И внимательно продолжать смотреть на себя. Обязательно засмеешься. Я это вспомнил, зеркала нет, просто представил и захохотал. Слышу один из этих садистов говорит, - он по моему чокнулся, пойду закрою двери. Но сапоги гад не занес. Выручили друзья, стали требовать меня на работу. Был переезд на новую делянку, нужны были опытные трактористы, грузить на платформы технику. А эшелон стоял над речкой. Не каждый мог, по платформам, тем более узкоколейка, гнать трактор. И меня выпустили не досиженного. В замороженных портянках я ели до бежал на делянку. Быстро развели костер и оттерли мне ноги.
Ну это я допустил вольность и несколько перепрыгнул во времени, а вот до этого летом после сплава, был чудесный сюжет, для не большого рассказа. Вот его пожалуй будет интересно рассказать. Мы с Эдиком как-то раздружились и не общались. Прошел слух, что к нему приехала подружка. Та самая из Молотова. Там такие слухи распространяются быстро. Кто приехал? Кто ее встретил? Где ночевала? и с кем? Пришли к нему за распоряжением, что с ней делать? Решили доставить ее в рабочую зону. Справки то о браки нет. Сказано сделано. Надзиратели с ног сбились. Знают, что она в зоне, а где? Лес большой. Они избрали свою мудрую тактику. Приходит в бригаду, – что это вы, девица в зоне, а вы как проклятые пашите. Мужики бросаются искать, а он в другую бригаду. И так всех подряд, взбаламутили, Мужики работу побросали и бродят по лесу, ищут сами не зная кого. Я честно говоря не хотел идти, но Эдик сам пришел, уговорил.
Это была картина, сидят деловые, мирно ведут беседу, курят «козьи ножки» Топоры воткнуты по стволам деревьев, рядом большой завал, из не давно заваленного леса. Все это совсем рядом с КПП. Но служба бегает по лесу. Глубоко в завале уютное гнездышко. Туда и залезают в порядке живой очереди за любовью. По понятию, Эдик является безоговорочным хозяином. Его слово, и никто в это гнездо не полезет. Но он это слово не говорит. Ссылаясь на то, что мужики годами, даже близко, не видят женщин, так возбуждены, что некоторые даже не доползают до нее. В этих лабиринтах и кончают. Тут подбежал Саркесьян, с двумя консервными банками, с водой одну попить из другой подмою. Мужики оценили, вот что значит специалист, оправдывает свою национальность.
Возмущаться, пропуская меня без очереди, ни кто не стал «Блат все-таки выше Наркома». Мне ее было очень жалко. Меня она узнала, даже ждала, говорит. Я правда упрекнул ее, что она приехала и решилась на такое. Но сам возбудился страшно, у меня совершенно не было отвращения, Лаская, я ее не видел, а как бы во сне, чувствовал трепет, и что-то такое милое, теплое и ласковое, ощущал своими руками, мне казалось, что она исчезнет и хотелось ее держать бесконечно. Все меня дурманило не объяснимый аромат, источало ее тело. Она даже спросила – ты не хочешь меня? Я сказал – нет не хочу, я боюсь проснуться, это так здорово быть рядом с тобой, можно сойти сума. Мне больше ничего не надо. Она как серпом – я завтра снова прейду. Я проснулся, - ты что чокнулась, даже не думай.
А там, в действительности уже ропот. Очередь волнуется, слышу вроде уже собираются культурно меня вытащить. Я ей пообещал, что все сделаю, и бардак этот прекращу. На выходе встречаю одного знакомого по «72му» бывший коногон. Я озверел – ах ты гад, ты то куда лезешь? Ты забыл, как свою лошадь не разрешил пацанам, она мол устала. А здесь человек не лошадь. Народ меня поддержал, правда не из-за человеколюбия, а просто есть возможность выбросить из очереди, одного из передних. Ускорив себе возможность побывать в раю. Эдика я убедил, мы взяли трактор, одежду арестантскую подъехали. Забрали ее переодели и увезли. Накормили, спрятали, научили дождаться третьих ударов по рельсам. Часовые слезут с вышек. Ты выходишь на лежневую дорогу и топаешь. Вечером и всю ночь лесовозы возят лес. Тебя и подвезут. Заходим в зону, тут грузаля уже кричат. Правда там девчонка? - Там, - отвечают из нашей колоны, - идите, ловите.