M&D Глава 3
Будапешт
Сентябрь 1997
Это были обычные гансы – два упитанных мужичка, только что поселившихся в «Corvinus
Kempinsky», и вышедших прогуляться по улице Ваци. Илона с Имоджин подцепили их, и
сразу повели в стрип-клуб. Завязалась обычная болтовня. Мужчины быстро освоились и
деловито осведомились о времени выдвижения в гостиницу.
Имоджин вспомнила, как знакомый продавец из секс-шопа рассказывал, что у
порнофильмов, экспортируемых в Германию, вырезают прелюдии, и оставляют голый
секс. Вначале немного титров, затем без промедления – порево.
- Нам нужно немного привыкнуть друг к другу, – лукаво улыбнувшись, сказала она, кивая
официанту – «как обычно». – Посидим, выпьем, расслабимся…
Гансы понимающе закивали, и стали обсуждать, как провести девушек в отель. Они
скрупулёзно проговорили обо всех трудностях, которые могли возникнуть, и сошлись на
том, что, в случае чего, дадут немного швейцару – конечно, удорожание проекта не
входило в их планы, но… куда деваться. Улыбнувшись, Имоджин подумала, что они с
Илоной предельно упростят проход в отель. Ведь гости проживают в нём, поэтому их
пустят наверняка. А девушки туда просто не пойдут.
Мужчины оцепенели, когда им принесли счёт. Ещё бы – какое-то подозрительное пойло
подавали по цене коллекционных вин из подвалов Габсбургских дворцов. Девушки сочли
момент подходящим, чтобы ускользнуть.
Оказавшись на улице, Имоджин сказала, что у неё нет времени ждать – она торопится на
свидание, и попросила Илону, чтобы та забрала у бармена причитающиеся ей
комиссионные. Услышав про свидание, Илона громко рассмеялась и поцеловала подругу
на прощание.
* * *
Они встретились в кафе на Nadymezo Utca. Жжольт – высокий, статный, смуглый
красавец со взглядом, обращённым внутрь себя – был в этот вечер необычайно задумчив.
Изначально познакомилась с ним Илона. Рассказывая о нём подруге, она имела
неосторожность похвастаться мужским достоинством своего нового парня. Имоджин не
поверила на слово, и захотела проверить. Разыграв несложную комбинацию, она затащила
его к себе в постель и убедилась, что подруга немного преувеличивает. Впрочем, он
быстро надоел Илоне, и она сама предложила им попользоваться. И некоторое время
Имоджин безраздельно пользовала Жжольта, однако вскоре Илона заявила свои права на
него – у неё ничего больше не клеилось. Имоджин он также надоел, но у неё пока что
тоже ничего не получалось. И они установили очередь. Жжольт, ничего не зная об этих
переуступках, мучился угрызениями совести из-за того, что изменяет Илоне с её лучшей
подругой; и сложная проблема – кого выбрать, как объясняться? – встала перед ним в
полный рост.
Он был, несомненно, хорошим парнем. В прошлом технолог на винзаводе, теперь он
работал в виноторговой компании менеджером. Имел хорошие перспективы, начальство
было им довольно. Серое вещество его, безусловно, содержало неисчислимые гигабайты
полезной информации. Однако, несмотря на яркую внешность, из-за косноязычия и
фатального отсутствия чувства юмора, он был совершенно неинтересен, сер и тускл. Но
на девушек недалёких производил впечатление человека глубокого и даже изысканного.
Поглощая бифштекс, Жжольт какое-то время распространялся по поводу ухудшающегося
качества вина, особенно недорогих марок. Перед клиентами стыдно. Когда он работал
технологом, такого не было. В погоне за прибылью производители забывают о качестве.
Нездоровая тенденция, но как её переломить?
Имоджин рассеяно слушала, время от времени кивая из вежливости. Настырная Илона
отвоевала три дня подряд, и в этот вечер Имоджин рассчитывала оторваться по полной
программе. Размешивая ложечкой сахар, она наблюдала, с какой тщательностью их
общий парень собирает вилкой остатки гарнира. Педантично, до самой мелкой
капустинки.
- … она такая наивная, такая беспомощная… не представляю, что она будет делать без
меня…
Она кивнула. Речь зашла об Илоне.
- …что делать? Она беременна…
Имоджин чуть не расхохоталась прямо ему в лицо. Зачем Илоне понадобился этот тупой
розыгрыш, она и сама не знала, а уж зачем Жжольт это обсуждает здесь и сейчас – это
непонятно никому, даже ему.
- … и надо что-то думать… ты же понимаешь, что в этой ситуации я не могу, не имею
права её бросить… трудный выбор, ты не представляешь, как мне тяжело… но я обязан,
просто обязан быть с ней… дорогая, ты должна меня понять… ни с кем на свете не могу
больше посоветоваться… ты её подруга, ты знаешь…
Ей и так было ясно, какой он выбор сделает, если нужно будет делать выбор. Так уж
получилось, что Илона состроила из себя наивную неопытную дурочку, ну, а Имоджин,
соответственно – циничную стервозину. И они играли свои роли.
Они прекрасно существовали среди мужчин, и научились с максимальной выгодой
пользоваться своей привлекательностью. В зависимости от обстоятельств, из них могли
получиться образцовые жёны, или непревзойдённые куртизанки. Но пока что на их пути
не попался режиссёр, который бы предложил ту – самую главную в их жизни роль.
…Она всё ещё горела желанием, и бросала на него нетерпеливые взгляды, – когда же эта
набитая глупостями баржа, наконец, снимется с якоря?!
-… мне очень легко с тобой… да, я знал, что ты поймёшь меня… Илона – не такая, она
обижается, чуть что, с ней невозможно разговаривать… как она видит отношения, когда
невозможно откровенно поговорить… что касается интимной сферы – когда нет
откровенности во всём, нельзя раскрепоститься… да, ты понимаешь, о чём я говорю…
вот, с тобой…
Она чуть не выплеснула ему чай в лицо… но сдержалась – ей всё еще хотелось его.
-… слава богу, ты поняла меня… ведь не могло быть иначе – мы с тобой одинаковые…
мы понимаем, что не всё так просто в жизни… чтобы быть объективным, надо видеть
объёмное изображение, а не плоское… учитывать все обстоятельства… однобокий взгляд
на вещи – это неправильно…
Допив сок, он вышел из-за стола. Ей пришлось проследовать за ним, хоть она и не успела
допить свой чай – за размышлениями, что же с ним делать – допивать, или всё-таки
вылить Жжольту на голову.
На улице он продолжил свой монолог:
- … да, мы будем встречаться, я не могу отказаться от тебя… возможно, не так часто, и…
свидания будут менее продолжительными… наверное, сегодня – последний раз, когда я
смогу провести ночь с тобой… я должен уделять Илоне больше времени, ей сейчас нужна
моя поддержка… она требует постоянного к себе внимания… конечно, в таком
положении… если она узнает про нас, хотя бы заподозрит… знаешь, какая она ревнивая…
ты должна понять… вот если б как-то совместить… если ты будешь к ней приходить, и
там…
Он наморщил лоб, и тяжело задумался. Она поторопила его:
- … и там?!
Он жестом предложил ей сесть в машину, но она его остановила:
- Нет, давай поговорим на улице.
- Да, тут всё обсудим, и поедем, – согласился он.
- Давай, Жжольт, заканчивай свою мысль!
- … если б ты с ней почаще виделась, подольше с ней бывала… ты бы убаюкала её
подозрения, успокоила её… ну, как можно ревновать к лучшей подруге, почти сестре… у
нас есть большой загородный дом, ты знаешь… мы переедем с Илоной туда, ты будешь
приезжать якобы к ней, подолгу оставаться, и мне будет спокойнее, когда ты рядом с
ней… а когда я буду приезжать, и она, успокоившись, отправится спать…
Он снова тяжело задумался, мучительно подбирая нужные слова. Ей вновь пришлось его
поторопить:
- … она отправится спать…
- … мы сможем с тобой…
- Говори, изъясняйся по-человечески! – раздражённо сказала она.
- Заниматься любовью! – наконец, вымолвил он.
- Заниматься любовью?!
- Да, а что тут такого удивительного?
И он открыл перед ней дверцу машины:
- Ну, поедем…
Желание растаяло, как лёд в горячей руке.
- Подожди… Давай называть вещи своими именами. Ты по очереди пользуешь двух
подружек, затем одну из них выбираешь себе в жёны, а другой отводишь второстепенную
роль, и даже предлагаешь украдкой совокупляться в тёмном углу в доме, в котором…
Он перебил её:
- Дорогая, вот уж не ожидал, что ты будешь рассматривать нашу ситуацию так однобоко,
узко. Ты ведь должна понимать…
- Как раз это я понимать отказываюсь!
Имоджин собиралась сказать что-то резкое, но, увидев выражение его лица, по-детски
глупо-беспомощное, и несуразное при такой внушительной фигуре, неожиданно
расхохоталась. Развернувшись, она пошла прочь, на ходу вынимая из сумочки мобильный
телефон – не терпелось позвонить Илоне и рассказать ей свежую хохму об их общем
парне.
* * *
Смех смехом, а проблема осталась. Почему, почему она всегда выбирает не тех парней?
Допустим, обедает она в кафе. На неё заглядывается симпатичный мужчина в хорошем
костюме. Что делает Имоджин? Отворачивается, принимает надменный вид, быстро
разделывается с горячим, платит по счету и убегает. А стоит ей встретить потенциального
неудачника, который бросает на неё робкие взгляды и даже мечтать не смеет о том, что
такая девушка обратит на него внимание… И она уже томно вздыхает, хлопает
ресницами, и громко шутит. А потом удивляется, почему он ходит по ванной комнате в
уличной обуви и стреляет деньги до получки.
И следующий её (лично её, а не их общий с подругой) парень, Балаж, оказался с точно
такими же тараканами в голове, что и у Жжольта, словно этих зловредных насекомых
специально клонировали и заселяли ими мозги всех мужчин, которые попадались ей на её
трудном жизненном пути.
- Нет, он же полный кретин, таких ещё поискать! – жаловалась она тогда Илоне. – Ведь
только с моим уникальным чутьем среди сотни нормальных мужиков можно найти самого
припадочного психа и делать вид, что это самый лучший мужчина на свете!
Этот Балаж, интересный во всех отношениях, оказался потрясающим любовником, но он
был женат. Очень страстный, но… такой домашний. В том смысле, что его почему-то не
хотелось стесняться, не хотелось думать ни о каком целлюлите и складках на животе –
Имоджин чуть ли не в первый раз в жизни ощутила себя соблазнительной в том виде, в
котором она есть, а не в том, в каком будет после трёх лет бесконечных тренировок в
спортзале. Она стала надеяться, что это начало чего-то большого и серьёзного, а он вдруг
признался, что женат. Сказал, что всё это ужасно – то есть прекрасно, но от этого ещё
ужаснее, – и что он действительно думал, что любит жену, наверное, и сейчас любит, но
Имоджин для него не просто интрижка, он вообще против интрижек, он и не думал, но
влюбился, и это что-то особенное…
У неё мозг плавился от его самокопаний и ковыряния в глубинах подсознания. Рассуждая
о своих чувствах, он увлекал в черную дыру самоистязаний и её, и… наверное, лучше бы
он просто делал своё дело, и поскорее выматывался. Наверное, любая женщина без этого
странного дефекта в мозгу, который не позволяет отсеивать маниакальных психопатов,
оделась бы и ушла, но у Имоджин был этот дефект, видимо, какие-то генетические
нарушения, и она продолжала встречаться с Балажем. Расставаясь с ним, она обещала себе
поступать разумно, но, когда он очередной раз звонил, говорила «Да!», и с трепетом
ждала его прихода. Они занимались любовью, – после третьего свидания их секс уже
можно было назвать любовью, – и говорили. Оказалось, что у них одинаковые вкусы, и им
много есть о чем пообщаться. А с наступлением темноты – видимо, в детстве его ночью
кто-то сильно напугал – у Балажа начинались приступы самобичевания. Он начинал
страдать. Говорил, что не понимает, как жить дальше, что не может без Имоджин, что
чувствует себя подлецом, что не понимает, как всё это произошло – и женитьба, и
Имоджин… И постепенно, против своей воли, она оказалась вовлеченной в эту его
перманентную тоску и вечный плач. Она стала страдать вместе с ним и говорить, что тоже
не знает, как всё произошло, и что она против женатых любовников, но ничего не может с
собой поделать.
- Да он заурядный, избалованный, инфантильный мужчинка, возомнивший себя Богом! –
кричала ей Илона. – Давай завязывай с ним: я уложу его к себе в постель, а ты зайдешь и
устроишь сцену ревности! По старой схеме, ОК?
Да, Имоджин хотела по старой схеме, но почему-то именно Балажем ей не хотелось
делиться с Илоной. Таким заурядным, избалованным, инфантильным, эгоистичным,
мужчинкой, который считает себя Богом, и плюс женатым ко всем своим прелестям.
Никакие доводы разума не работали – а может, и не было у неё больше никакого разума.
А болезнь его прогрессировала, и однажды приступ с ним случился днем. Прямо с порога
он начал говорить, что не может её потерять, и как сказать об этом жене – они ведь
счастливая семейная пара, любят друг друга, и всё такое… Имоджин пришла в себя,
только когда он пошёл в душ. Всё поменялось – теперь он сначала имел её мозг, а затем,
отымев каждую извилину, подбирался к телу.
Это повторялось три раза в неделю. Они встречались в ресторане – мы друзья, мы друзья,
мы друзья, потом в машине жаловались на то, как они любят друг друга, потом он довозил
её до дома и уезжал, а через полчаса врывался к ней – и у них был секс.
Она много раз представляла себе его жену и пыталась понять, зачем они поженились.
Может, так было удобно? Может, это был такой рациональный подход? Может, она у него
сногсшибательная суперпрестижная фотомодель? Правда, тогда он циник… К счастью, он
не сказал, что у них с женой уже нет отношений, и что она его никогда не любила. Иногда
Имоджин сходила с ума от желания узнать, как выглядит его жена, чем занимается, но
друзья её уберегли: оказалось, что у неё с Балажем есть общие знакомые, они-то и
доложили, что жена у него – успешная молодая женщина, которая искренне его любит и
на седьмом небе от счастья.
- Илона, остатками мозжечка и гипофиза я понимаю, что надо всё это прекращать, но ты
же сама видишь, это выше моих сил! – каялась она подруге. – Я не могу!
Илона искренне удивилась:
- Ты чего, влюбилась? В этого придурка?
- Нет, конечно… Не знаю…
Сочувственно посмотрев на Имоджин, Илона покрутила пальцем у виска.
А потом страдать стало скучно. Балаж заговаривал о том, что признается во всём жене –
пусть она решает. Имоджин бросалась на него, уверяла, что ещё рано, что они должны
определиться (с чем?!), он уезжал, тут же возвращался, секс был неизменно
ошеломительный.
Так вот в чем дело! – осенило Имоджин. – Именно взрыв эмоций и выброс адреналина
донельзя обостряет чувственность!
От замужних подруг она слышала, что самый бурный секс бывает после бурной ссоры,
это, так сказать, бурное примирение. «Почему бы нет? – решила Имоджин. – Если я такая,
что готова терпеть всяких ненормальных придурков, а симпатичный, успешный, богатый
придурок лучше всех остальных, так почему не он? Правда, Балаж немножечко женат, но,
с другой стороны, именно на этом и строятся наши садомазо-отношения». И она
представила себя в кожаных ботфортах, маске, и с семихвостной плеткой в руках.
Действительно, почему не ролевые игры? Ведь на улице Ваци она только тем и
занимается, что разыгрывает отношения, и неплохо на этом зарабатывает.
- Но это ужасно, зачем тебе псих? – возмутилась Илона, которой вечно всё не так. – Он
ненормальный, извращенец, мазохист! На твоём месте мог оказаться кто угодно – ему
просто нравится изменять, страдать, чувствовать себя виноватым. Может, его мама в
детстве ругала, била сковородкой по башке, и он без этого теперь не может?
- Так это здорово, у нас идеальная пара…
- До тех пор, пока он не развелся и не женился на тебе. Тогда он будет изменять уже не ей,
а кому, как ты думаешь? Тебе, дорогая.
- А кто сказал, что я за него выйду?
- Имоджин, тебе нужно найти такого, кто бы полюбил конкретно тебя, а не твою плётку.
- Черт тебя дери, Илона, давно такая умная стала?!
Как раз в то время у Илоны появился перспективный жених, и она стала больно много
умничать, и даже стала реже появляться на улице Ваци.
И в тот момент, когда Имоджин открыла для себя всю прелесть нового подхода к их с
Балажем отношениям, именно из-за этой улицы у них начались проблемы. Он случайно
увидел, как в сопровождении двух иностранцев они с Илоной зашли в заведение,
проскользнул следом, и устроил сцену ревности. Да, Имоджин нужны были эмоции, но
всему своё время и место! Она настолько разозлилась, что не пошла за ним, когда
вышибалы выдворили его на улицу. Потом, когда они с Илоной, как обычно, развели
клиентов на дорогую выпивку, и улизнули через черный ход, бармен, выплачивая
комиссионные, сообщил, что «тот придурок всё еще ждёт у входа». Она в ответ лишь
усмехнулась: «Его проблемы».
Мобильный у неё был отключен, а домой к ней в тот вечер Балаж не поехал – видимо,
торопился к жене. Зато вломился на следующий день и закатил истерику. Имоджин не
повела и бровью. Ему-то какое дело, чем она в стрип-клубе занималась. Да хоть крутилась
у шеста, терлась попой о клиентов, или даже обслуживала их в приватной комнате, она
свободная женщина. Ей же не приходит в голову устраивать скандал у него дома, хотя он
сто процентов трахает там женщину, которая, пусть и жена ему, но для неё, для Имоджин,
это такой же посторонний человек, как для него те иностранцы.
Но этими логичными доводами она не успокоила его, а только усугубила драму, в
которой, как ей казалось, не было никакой драмы. Балаж зарыдал, стал биться головой о
стену, и говорить, что так больше нельзя. Ей так и не удалось понять, что и почему нельзя
– вся эта сцена показалась настолько омерзительной, что она быстренько вытолкала
сумасшедшего дружка на лестничную клетку и отключила всё, что могло зазвонить:
дверной звонок, домофон, и телефон. До неё дошло, что садист из неё никудышный. Что
ж, очередное разочарование.
На следующий день он позвонил, и она скрепя сердце согласилась с ним встретиться –
в ресторане. Обед проходил в привычных разговорах о страданиях, и, – с учетом
недавнего происшествия в стрип-клубе, – о падении нравов. Отвлекшись от этой смури,
она попыталась подумать о чем-то приятном. Друзья недавно донесли, что Балаж купил
жене кожаную сумочку модного в этом сезоне лилового цвета за четыреста долларов, и
Имоджин захотелось такую же. И она ему прямо сказала об этом, прервав его унылый
бубнёж. Балаж сделал вид, что не расслышал – с деньгами он расставался без особого
воодушевления. За всё время их знакомства подарил ей только перьевую ручку Паркер –
Имоджин сказала, что работает в модном журнале, пишет статьи. Потом, конечно,
пожалела, лучше бы придумала легенду о том, что работает крановщицей и мерзнет на
высоте, может, он подарил бы куртку.
Балаж продолжал прикидываться глухонемым, тогда она напомнила про сумочку,
язвительно прибавив:
- Ты ведь намекнул, что я шлюха. А все продажные женщины удовлетворяют мужчин за
деньги. И я – не исключение.
Внезапно он воодушевился – видимо, воспринял это как некую игру, и пообещал, что
завтра же они поедут в магазин, и купят ей сумку. Но она была непреклонна:
- Я бы не хотела тебя утруждать. Будет лучше, если ты мне дашь наличными и я сама
куплю себе то, что мне нужно.
Он сразу сник, и начал что-то лепетать о том, что нельзя вот так ставить вопрос ребром:
или-или, и что дорогие подарки – это дело спонтанное, что отношения должны быть
искренними. Больше она ничего не сказала про сумку, а когда подъехали к её дому,
вспомнила его, плачущего, бьющегося головой о стену. Ей стало неприятно, и она
вспомнила способ, которым отшивают женатиков:
- Балаж, я больше так не могу.
- Имоджин, но ведь я…
- Ты должен принять решение, – отрезала она. – Мне надоело ломать себе голову, ты –
мужчина, ты и решай.
- Но почему я, и что, в конце концов, я должен решить?
- А о чём мы с тобой талдычим постоянно? О нас с тобой, черт возьми, о наших
отношениях! Ты заварил эту кашу, так волнуйся, переживай, решай сам, что нам всем,
включая твою жену, делать.
Он картинно развёл руками:
- Но ты же выбрала свой путь – улица Ваци…
Она кивнула в сторону своего подъезда:
- Отлично, я не против. Вход в квартиру стоит четыреста баксов, оплата сразу.
Сначала он возмутился, потом, обратив всё в шутку, попытался её поцеловать, но она,
увильнув, выскользнула из машины. Балаж что-то кричал ей вслед, но она, не
оглянувшись, зашла в подъезд.
Он уехал, и, как обычно, через полчаса вернулся, и попытался проникнуть в подъезд, но
она его не пустила. Несколько раз Балаж звонил на мобильный, просил прощения,
говорил, что понимает её душевное состояние, но и она должна его понять; и не надо
было убегать от него из стрип-клуба, а объясниться на месте, и тогда было бы всё по-
другому, может быть именно в тот день он бы ушёл от жены, а теперь, что же теперь им
всем делать… Она отключилась, не дослушав.
Он объявился через месяц и по привычке принялся ломиться в подъезд. Имоджин не
открыла. Тогда по домофону он сказал, что больше не может держать всё в себе и
признается во всём жене.
- Ну, это очень даже благородно – избавить ещё одну женщину от такого идиота, как ты! –
вложив в слова максимум злорадства, ответила Имоджин.
Она закрыла эту тему, но начинать новую не было ни желания, ни сил. Чувствовалось
тотальное бессилие, опустошенность; мир потускнел. Не потому, что рассталась с парнем,
а потому что он, очередной из уже длинного списка, из всех психопатов оказался самым
дурным и вынес напрочь ей весь мозг, и если так пойдёт и дальше, то очень скоро её
положат в психиатрическую клинику. И она решила сработать на опережение, и
обратилась, тайком от Илоны, к сексологу.
* * *
- На что жалуетесь? – обволакивающим голосом спросил профессор, внешним обликом
напоминавший обаятельно-нелепую куклу «дотторе» из итальянской комедии дель арте.
- Катастрофическое сознание, сформированное в результате последствий детской
психотравмы, породило во мне ряд девиаций, – без запинки проговорила Имоджин, – в
общем, у меня, кажется, слишком много мужчин и они мне почему-то не нравятся.
Доктор попросил изложить всё по порядку, и она рассказала последние три случая.
- Насколько я понял, вас интересуют только ваши собственные ощущения, вы хотите
только получать, ничего не давая взамен.
- Но… простите, это же я отдаюсь, а не какая-то другая девушка. И парни, в общем-то
тоже кончают.
- Может, я вас неправильно понял. Вы очень много говорили об удовлетворении своих
потребностей, и практически ничего – о том, что было нужно вашим молодым людям.
Поэтому у меня сложилось мнение, что вы стремитесь быть похожей на образ,
культивируемый модными женскими изданиями – образ сильной независимой женщины,
меняющей мужчин, как перчатки. Феминистки, что ли, хоть я не люблю это слово, но
здесь оно уместно.
И доктор попросил повторить вкратце уже сказанное, или внести дополнения. Имоджин
припомнила ещё один случай, и, обобщив все четыре, добавив некоторые детали, сказала,
что было совсем по-другому – она подстраивалась под мужчин, под их нелепые капризы.
- Но сейчас получается совсем наоборот! – удивленно воскликнул доктор. – Теперь
выходит, что вы – жертва! Так как на самом деле?
Копнув поглубже, Имоджин привела ещё примеры, в которых фигурировали отвергнутые
ею мужчины. Они казались ей вполне достойными и тогда, и теперь, но она не понимает,
почему отказала им, ведь каждый из них был гораздо лучше, чем… взять хотя бы Балажа.
- Балаж и Жжольт воспринимались вами как сексуальные партнеры, не более того, а про
тех, отвергнутых, вы говорите как о потенциальных мужьях.
Она подтвердила, что доктор, наконец, понял её правильно.
- Так ведь это обычная житейская проблема: один человек не может вмещать всё лучшее,
и поскольку у нас в стране практикуются моногамные браки, вам придется выбирать, что
вам больше по душе – скучный семьянин, к которому вы не испытываете особого
желания, или объект страсти, но с некоторыми заскоками. В обоих случаях издержки
неизбежны.
Имоджин задумалась.
- Да, но… Бывали случаи, когда…
И она привела примеры, в которых выступила форменной стервой, отшив парней, которые
нравились ей как мужчины, и в то же самое время были отличной партией.
- Может, там не было любви? – предположил доктор.
Она покачала головой:
- В одного я даже влюбилась, и в других была готова.
- Давайте поподробнее про того, в которого влюбились.
Тут Имоджин вспомнила ещё несколько случаев, когда напропалую флиртовала, и ей
почему-то доставляло удовольствие сводить всех с ума, а потом, в самый последний
момент, отказывать. И она, чтоб не упустить из виду, сразу же их выложила. Доктор
терялся в догадках.
- Судя по данным конкретным случаям, вы – самая что ни на есть эксгибиционистка. Вас
не интересует секс, удовольствие вы получаете в момент отказа от него. Но из анамнеза
явствует, что интимное общение вас очень даже интересует. Может, расскажете всё в
хронологической последовательности. Скорее всего, это этапы вашего развития как
женщины. То, что вы заводили мужчин с целью бросить в самый интересный момент –
возможно, вас перед этим кто-то обидел, и вы подсознательно мстили не обидчику, а
всему мужскому роду. Вспомните, что было до этого.
- Никто меня никогда не обижал, в основном обижала я сама.
- Так, давайте по порядку: когда был период отказников, когда был период суррогатных
партнеров, период взаимной любви… период такой, период другой. Дайте хронологию
событий, чтобы я уловил некоторую закономерность. Повторяю: скорее всего, все
события – этапы вашего становления как зрелой женщины. Вы привлекательны, и…
Договорить ему не удалось, она его огорошила – так, что он нервно затеребил свою
бородку:
- Нет никаких этапов, доктор, это происходит со мной постоянно, одновременно, в
режиме нон-стоп.
Очнувшись от шока, профессор начал говорить, и она постепенно пришла к пониманию,
что плохая была затея – визит к специалисту. По крайней мере, жила бы спокойно, и ей не
пришлось бы узнать, что мир населяют исключительно фроттеристы, порнофилики,
интимофобы и сексоголики обоего пола. И во всей этой теплой компании главный
больной – она сама. Если бы она только знала, куда её заведет врожденная тяга к
экспериментам, то, не колеблясь, перечислила бы докторский гонорар в фонд защиты
выхухоли. Всё стало ясно. Её беспорядочная сексуальная жизнь обрела очертания
стройной клинической картины. Из черной глубины бессознательного с осуждением
взирала череда экс-бойфрендов и случайных кавалеров, имевших несчастье плениться её
красотой.
Она попыталась оправдаться:
- Я не виновата, что на первом же свидании с мужчиной вижу весь сценарий отношений, и
мне сразу становится неинтересно. Отсюда появление таких, как два последних обморока.
- Способность видеть наперед сценарий пришла к вам с опытом. А опыт вы получили,
потому что…
Профессор щедро высыпал кучу диагнозов, и она снова пожалела, что сюда пришла.
Причем выбрала одного из лучших специалистов. Был бы не такой маститый, наверняка
бы выдал меньше оскорблений. И Имоджин ринулась на защиту своей чести:
- Вы считаете, было бы лучше, если б я, как тупая курица, привязалась к какому-нибудь
мужлану, терпела от него унижения, и он был бы для меня свет в окошке, потому что я
другого ничего не видела?
- Зато сейчас вы ищете совершенного мужчину, а такого найти практически невозможно.
- Возможно! – запальчиво сказала она. – Только такие мужчины – самые скучные из всех.
Профессор, очевидно, ждал этих слов, с первых минут ему стало всё ясно, и беседа от
начала до конца проходила по уже проложенному им маршруту. Он встал, прошёлся по
кабинету, посмотрел в окно, затем, опустившись в кресло, торжественно произнес:
- Извините, я был не прав. Вы не больны. Просто слишком сосредоточены на себе.
Вспомните, когда последний раз вы совершали добрый, бескорыстный поступок.
- Я часто подаю нищим.
- Это не то. Вы должны сделать что-то по-настоящему значимое – поставить интересы
другого человека выше собственных.
Имоджин представила, как объекты её нечеловеческой доброты в ужасе разбегаются по
углам.
- Доктор, а может, вы что-нибудь придумаете? У вас всё-таки опыт.
- Вообще-то, добрые поступки не по моей части, – обаятельно улыбнулся профессор. – Но
если вы настаиваете, могу предложить вам роль суррогатной партнерши.
Дальнейший рассказ светила поверг её в состояние культурного шока. Оказалось, что
избавление от сексуальных расстройств – невероятно интригующий процесс. Особенно
занятно выглядит лечение женской аноргазмии и мужской импотенции. В первом случае в
ход сначала идут безобидные с точки зрения нравственности гормональные препараты,
затем доктор и пациентка совместными усилиями пытаются нащупать оргазменные пятна
с помощью подручных средств из секс-шопа. На этом зона ответственности доктора
заканчивается – сексологу запрещено прикасаться к гениталиям пациентки. И тогда на
помощь приходит суррогатный партнер.
- Что-то вроде мясного вибратора? – уточнила Имоджин.
- Ну зачем так грубо? Суррогатное партнерство – это тяжелый труд, сопряженный с
серьёзным психологическим напряжением. В США и некоторых других странах этому
учат на специальных курсах, и даже дипломы выдают. У нас права и обязанности таких
«партнеров» не определены врачебным кодексом, поэтому сексологи часто используют в
таком качестве своих бывших пациентов. А знаете ли вы, что импотенция и
преждевременное семяизвержение – основная причина самоубийств молодых мужчин в
цивилизованном мире?
Доктор явно бил на жалость.
- Многие просто не знают, что эти проблемы лечатся. И не только медикаментозно.
Неоценимую помощь могут оказать суррогатные партнерши. В США, например, ими
охотно становятся студентки, изучающие психологию, – это же отличная практика для
молодого специалиста! А у нас – сами понимаете, предрассудки, косность мышления. Ну,
пока, и не у всех…
Имоджин почувствовала себя косной, наполненной предрассудками, и подумала, что
недостаточно современна. Тем более – нет нужного диплома.
- А почему бы вам не обратиться к профессионалкам – вон их сколько по обочинам стоит.
- Что вы! Проститутки тут не годятся. Вы только представьте, насколько это тяжелый,
неблагодарный труд. Да и деньги не большие – долларов пятьдесят за сеанс. К тому же
дамы с обочины, как правило, излишней рефлексией не страдают. Такая запросто может
ляпнуть что-нибудь вроде «ну давай уже, лох педальный». И всё, у пациента –
суицидальный синдром. Нет, тут нужны тонко чувствующие, душевные натуры.
И профессор выразительно посмотрел на Имоджин.
- Решать, конечно, вам. Разумеется, можно отказаться. Соглашаются вообще не многие.
Завтра в три часа ко мне придёт Эмиль. Ему двадцать пять, он ваш ровесник. Красавец.
Защищает диссертацию. Вырос без отца, мать-алкоголичка. Всю жизнь парню
изуродовала и ещё деньги из него тянет.
- А вдруг он в меня влюбится?
- Ни в коем случае! Он потом даже смотреть на вас не захочет! Кому приятно общаться с
женщиной, которая знает, что вы были импотентом.
Аргумент звучал убедительно. Чувствуя себя помесью Чипа, Дейла, и матери Терезы,
Имоджин пообещала, что придёт.
- Только не одевайтесь, как на подиум, это может отпугнуть! – предупредил профессор. –
Сейчас вы выглядите вполне, но мне кажется, надо немного поскромнее.
На ней был недорогой джинсовый костюм, и она поинтересовалась, как должна выглядеть
суррогатная партнерша, чтобы пациент, увидев её, не полез в петлю.
- Какой-нибудь льняной костюмчик цвета топленых сливок, или что-то подобное.
Подберите, если есть, – конечно, специально покупать не надо.
И профессор принялся наставлять по части белья.
- Все эти мифы о сексуальном белье – полная чушь. Кружева и гипюры – это, конечно,
эстетично, но возбуждает далеко не всех. Беспроигрышный вариант – классические белые
трусики, точь-в-точь такие, какие он видел на однокласснице, когда заглядывал ей под
юбку. Сексуальность, милая моя, складывается в подростковом возрасте.
Следующий вопрос её удивил. Профессор поинтересовался, есть ли у неё дома книги.
- Да, около тысячи томов. Но не читать же мы туда едем.
- Не годится. Эмиль может почувствовать себя неуверенно.
Оказалось, что для суррогатной партнерши особенно важно не произвести впечатления
слишком умной, а значит, требовательной женщины. Наличие библиотеки было признано
отрицательным фактором. В результате Имоджин получила бумажку с адресом
«симпатичного семейного отеля» – бывшей гостиницы офицерского состава.
План-кинжал, разработанный профессором, был прост и незатейлив: ровно в три часа она
заходит в кабинет – как бы забрать рецепт для мамы. Как бы случайно видит там Эмиля. И
если он не вызывает у неё рвотного рефлекса, они отправляются в отель.
Итак, на следующий день она была в правильной юбке, подходящих трусах и без
макияжа. Будущий пациент её удивил. Заподозрить хорошо воспитанного, почти
двухметрового шатена в мужской несостоятельности было так же сложно, как её в
коллекционировании спичечных этикеток. Экстерьер импотента резко снизил
самоуничижительный пафос акции. Стало даже обидно, что этот красавец никогда в неё
не влюбится.
То, что произошло в гостинице офицерского состава, можно было назвать как угодно –
оплакиванием нефритового жезла, провалом клинических испытаний и даже банальной
суходрочкой. Единственное, чем это нельзя было назвать, так это «добрым бескорыстным
поступком» эгоистки Имоджин. Даже в таких неблагоприятных обстоятельствах она
умудрилась получить удовольствие от так и не вылеченного ею партнера. Если не
такое… так пусть будет… другое!
На этом историю можно было б и закончить, но Имоджин, вопреки предостережениям
доктора, пригласила Эмиля в гости. Пациент не возражал.
В тот вечер она открыла новый, доселе неизвестный человечеству афродизиак –
трёхкилограммовый том «Жития святого Геллерта». В момент, когда библиографическая
редкость рухнула на партнеров вместе с книжной полкой, на свете стало одним
импотентом меньше.
первая книга - роман Федора Московцева "Темные изумрудные волны" находится по адресу
http://razgon-culture.com/