Посвящается всем,
чьи тексты проглядывают сквозь строки этой повести, превращая ее в палимпсест.
Часть первая
НОЧЬ
Возвращение боли
Боль вернулась ночью. «Опять, - с раздражением подумал он. И опять, и опять, и опять». Опять, значит, придется терпеть до утра. А это - неизвестно сколько. С той поры, как время потеряло линейность, такая неизвестность стала привычной. Если к этому безумию можно привыкнуть. «И опять и опять и опять», - опять и опять повторял он.
Наверное, следовало бы лежать неподвижно, но неподвижность тоже становилась невыносимой, вдобавок он чувствовал, что рано или поздно придется встать по малой нужде. Рано или поздно. Возможно ли это - рано или поздно? «Если встать сейчас, это будет «рано» или «поздно», а?» Стараясь не подымать голову, он сполз с кровати и, согнувшись пополам, двинулся к унитазу. Вместо привычных четырех ему пришлось сделать восемь шагов. Каждый отзывался новой волной боли. «Пора уже воспользоваться правом ходить под себя», - подумал он. «Опять и опять. Как это, вероятно, мило - понемножку пускать мочу в любое время. В любое удобное для вас время. Вы чувствуете себя комфортно даже в критические дни! Ете себя! Как птицы небесные! Воспользуйтесь вашим правом, этим высшим достижением демократии!»
Он смотрел, как, закручиваясь, исчезает в белой чаше теплый поток, и вдруг почувствовал, что вместе с мочой из него, должно быть, вытечет и сознание. «Вот оно! Вот! – открылось ему, - закон сообщающихся сосудов.» Однако попытка представить, как мозг подсоединяется таким образом к всемирной канализационной сети, не удалась: он отключился.
Сознание вернулось через некоторое время - не «потом» и не «вскоре» и не через минуту, а через неизвестное количество этого вашего-нашего времени - и он понял, что стоит на коленях, упираясь головой в унитаз, а это не самая подходящая поза для царя вселенной. «Свинство, - подумал он. - Что за свинство! Вот так каждый раз возвращаться. И ваше-наше сознание - свинство и свинство - всегда пробуждаться от сна и выныривать из небытия и вываливаться из пустоты. Давай, поворачивай обратно. Она там, моя любимая родина, мой маленький домик, моя фазендочка, садик мой, номерной знак. Дитя, сестра моя, поедем в те края, где мы с тобой не разлучаться сможем. Там все не есть. Там даже смерть не есть. Это недалеко, где-то тут за Карпатами. Не есть радости, не есть боли, не есть дня и не есть ночи… А?». Однако возвращение казалось неизбежным. И возвращение означало только боль. Теперь только это. Боль теперь заменяла ему весь мир. Весь мир был болью - он прислушался - и это была не лучшая ее разновидность.
С украинского