В любом ВУЗе есть свои достопримечательности. Это и здания, и памятники, и какая-нибудь лужайка между зданиями. В Бауманке это конечно памятник Н.Э.Бауману. Видный революционер изображен в бронзе в полный гигантский рост, что ни сколько не мешает студиозусам и ботинки ему почистить перед важным экзаменом или проектом, и тубусы под мышку заложить уже после сдачи этого самого трудного проекта.
Еще у бауманцев из поколенья в поколенье передавалась неофициальная расшифровка аббревиатуры МВТУ – Мало Выпьешь Трудно Учиться. Данная трактовка ежедневно подкреплялась практикой. А у ноги памятника революционеру Бауману время от времени возникает бутылка портвейна.
Слышал, что в Питере в мореходке на свои памятники ребята напяливают тельняшки. А в институте инженеров землеустройства студенты гордятся огромными белыми шарами, стоящими перед входом в корпус . Естественно, что в самые драматические моменты студенческой жизни эти самые шары там усердно натираются.
Бауманцы в этом случае плоско острят, мол "землемеры яйца трут".
Любой ВУЗ имеет подобные священные места и чтит какие то свои особые и священные традиции.
Но не меньшей популярностью пользуются и легенды о преподавателях, которые тем или иным образом выделяются из числа коллег. Чаще всего, какой либо чудинкой, эдакой величавой оригинальностью, реже – «зверствами» по отношению к студентам.
Понятно, что эти легенды не столь долговечны, как главные традиции, но все же порой передаются из уст в уста от одного поколения студентов к другому.
Так, про заведующего кафедрой черчения и начертательной геометрии в МВТУ Арустамова студенты на полном серьезе рассказывали анекдотец, что тот никогда не раскладывал чертежи на столе, а проверял их свернутыми в трубочку, заглянув на две-три секунды в торец свертка. И потом выносил вердикт о количестве ошибок.
Преподаватель математики Холод славился абсолютной аутентичностью своей фамилии. Даже в самые лютые морозы ходил от метро к институту в одном костюме. Без шубы или пальто. Неосведомленные могут конечно подумать, что он делал это поневоле. Ну, потерял или пропил пальто, с кем не бывает. Но те, кто учился под руководством Холода понимали, что все это не случайно.
Холод входил в аудиторию уже после звонка. В классе сидел народ, по случаю лютых морозов одетый в шубы и пальто. Огромные аудитории Бауманки плохо протапливались.
-Здесь же душно.- Орал с порога Холод. И открывал окно. Из окна снег пуржил в аудитории. Народ сбрызгивал на дальние ряды, подальше от раскрытого окна. Кто-то накидывал на плечи пальто. Минут через пятнадцать от окна к доске нарастала снежная тропинка.
Пока очередной закутанный в пальто студент писал что-то мелом на доске, Холод опять подходил к окну, внимательно смотрел на Яузу и плавающих по ней заиндевелых уток и произносил сакраментальную фразу:
-Бедные уточки. Им же, наверное, там душно!
Гвозди бы делать из этих людей и отправлять их в Якутию. Тогда бы и топлива завозить в северные широты пришлось бы в меньших количествах.
А в середине урока Холод произносил:
-Пора размяться!
И сняв пиджак и повесив его на спинку стула, вставал на руки, опираясь ногами в стену возле доски. Минуты через три, акробатически подпрыгнув, вставал на ноги, одевал пиджак, и как ни в чем не бывало продолжал занятия.
Преподаватель электротехники Алекин был известен своим полнейшим пофигизмом в деле проверки студенческой успеваемости, чем многие и пользовались. Я, например, по своей малопохвальной лени, вместо того, чтобы сделать свой вариант семестрового задания, просто переписал все задачи Шурика Рубцова, которому было в свою очередь лень. Лень тащиться на кафедру и сдавать свое ДЗ. За мной Шуриков вариант переписали еще шесть человек. Все получили пятерки. Наконец отнес свое задание на кафедру и Шурик. Все же терпение у Алекина не выдержало, и он, войдя в один недобрый день в аудиторию, начал потрясать очередной тетрадью все с теми же многострадальными задачами. Тетрадь оказалась Шурика Рубцова, и он легко доказал Алекину легетимность своих притязаний на зачет.
В дальнейшем мы не работали уже столь топорно, а просто кто-то (три-четыре человека) по установленной нами очереди делали свои варианты. Остальные же варьировали задачи из этих вариантов, набирая нужное количество в произвольном порядке. Алекин всем ставил зачет.
Профессор математики Савельев слыл скептиком и грозой авторитетов по математической линии. Раскладывал чужие учебники математики по косточкам и не рекомендовал своим студентам такими учебниками пользоваться. Впрочем, к студентам был очень лоялен и крайне редко ставил двойки.
Серега Штанько на экзамене, списал все с какого то учебника, нерекомендованного Савельевым. Спрятав учебник, Сергей пытается пропихнуть материал принимающему экзамены Савельеву.
У Савельева нет руки, потерял на фронте. Просматривая содранный один в один с "крамольного" учебника материал профессор брезгливо морщится. Затем отодвигает листки вперед и в сторону со словами:
-Ерунда.
-Нет не ерунда, - подпихивает листы обратно сидящий напротив Савельева Серега, который вряд ли вообще понимает, что там написано.
Савельев вновь тщательно смотрит листы с записями. Вновь отодвигает их Сереге со словами «Ерунда».
Серега опять возвращает листы в исходное положение со словами «Нет, не ерунда».
Профессор опять внимательно смотрит Серегину стряпню. После этого картина отодвигания и придвигания листов вновь повторяется.
Савельев встает, задумчиво смотрит на писанину. Комкает ее единственной рукой, подходит к окну и выбрасывает комок в форточку.
Серега в шоке. Что называется «Чуть не родил». Что делать? Паника.
Савельев спокойно возвращается к столу. Берет зачетку. Ставит «Хорошо». Смотрит на опешившего Серегу Штанько и произносит:
-Троекратное повторение позиции. Ничья.
Родовые схватки сразу прекратились, Серега со словами «Спасибо, Сергей Иванович» с радостью вылетает из аудитории.
Понятно, что в любом ВУЗе таких примеров можно привести сотни. Из нескольких десятков преподавателей, с которыми пересекается студенческая судьба, по-настоящему запоминаются только несколько. Такие вот преподаватели легенды. И когда Сергей Иванович Савельев умер, на гражданской панихиде побывало много сотен бывших его учеников.