Знаки из Рая

Валери Таразо
Цветы ночью

Самое волшебное время было время покоса. Дед не брал на косьбу никого, кроме меня. Похоже, что этот угрюмый латыш, хотя не говорил, но по-своему любил меня. Я отвечал ему тем же: не мешал, был послушен и скор на зов. Я уходил далеко по займищу до лесков, где находил простор своим фантазиям. Особенно мне нравилась не та трава, которую любят коровы, а полынь-трава.
Я собирал птичьи яйца, а дед говорил потом, какие из них свежие и их можно есть, а какие уже с птенцом (болтуны). Эти я относил обратно, не понимая, что потревожил птичью жизнь навсегда. Обычно изымание яиц сопровождалось тревожным свистом обитателей.
Навек запомнился мне один покос, когда меня усталого, дед разместил наверху арбы с сеном, и привязал, чтобы  я не свалился во сне. Я плыл, качаясь под звездами в душистой траве, постепенно уходя куда-то в райское забытье. Звезды росли и росли, а я плыл и плыл среди них, купаясь в какой-то неизвестной музыке. Такое случилось только раз в жизни, когда я был непорочен и чуть ли не свят, ибо единственным моим грехом было то, что я родился от грешной женщины.
Как я оказался на кровати в горнице, и почему я проспал до “второй” темноты, когда от жары закрывают ставни окон - не знал, но только чувствовал радость и счастье. 

Другой раз я вновь оказался на перевозимом стогу сена и снова ночью в степи. Можно ли описать степь ночью. Я не Гоголь: только он мог бы описать ее и чувства мальчишки. Глухие звуки лая собак, вспышки молний далеко-далеко, так далеко, что грома не слышно: лишь доходит свет; воздух, напоенный запахами трав, степных цветов и скошенной травы; воздух, который, к удивлению, пахнет свободой и бесконечностью. В этой бесконечности человек – такая кроха, что она легко возникает и исчезает подобно сполохам. Кто не был ночью в степи вблизи деревни, станицы или хутора, наверху арбы со скошенной травой, качающийся под звездами, тот не поймет меня.

Сколько я не пытался потом воскресить мои детские впечатления: будь то на Кубе, в Канаде, так похожей на Россию, в пустынных местах Сирии, или под мутным небом Китая, ничего не получалось. Я стал думать, что это судьба возраста.

Но когда я, уже взрослый парень 18 лет от роду, был ночью на хуторе Крапивин в 80 километрах от Волгограда, меня вновь посетили эти же ощущения: была такая же степь, только более пустынная, такой же ночной лай собак, те же запахи скошенной травы, те же качающиеся звезды.

Я понял, что для воспроизведения волшебных ощущений, милых душе, нужно совпадение многих условий. Тогда и возраст – не преграда.  А, быть может, такие чувства являются знаками Рая, воспроизводимого очень редко здесь, на Земле?