Отец наморщил лоб и, подумав немного, сказал своим слегка надтреснутым, уставшим от жизни голосом: «А налей-ка мне еще чуток!» и подставил рюмку.
Возраст изрядно его подсушил, брови разрослись и сурово нависали над впалыми глазницами, из глубины которых смотрели на мир два чистых молодых глаза, по углам разбегаzсь лукавыми морщинками. Теперь он пил немного, но, как и прежде, с удовольствием. Мы всегда с нетерпением ожидали, когда он откинется на стул, закурит свою сигарету и начнет неторопливый и обстоятельный рассказ.
Работал я тогда в Славянском ОЛП, то есть в отдельном лагерном пункте. Отряд наш был небольшой и дружный.
Был у нас кинолог Егор. Человек тихий и неприметный. Все больше в вольере с собаками торчал, с нами общался мало, и только кода он умер, его и заметили. Все сделали по-людски: гроб, обитый кумачом, в центре ленинского уголка, на сцене длинный стол, а на нем, что Бог с интендантом нам послали на поминки. Было начало осени, тут и помидоры, и колбаса, и выпить было, точно, немало. В комнате топчется личный состав – прощается и ждет начальство: без него похороны не начнут. А оно задерживается. Время тянется, как резина. Вдруг забежал Валет – любимый пес Егора - и прямым ходом на гроб... и не слазит. Ребята оживились, с трудом оттянули.
Короче, все устали уже ждать, и начались поминки прежде времени, прямо у гроба. Был я тогда молодой, меры не знал, пил пока наливали. Прошло время, пора хоронить, а начальника нет. Ну, нет так и нет, только речь-то говорить на похоронах положено, что это за похороны без речи? А кто он такой, это Егор и откуда будет? Все данные на него у начальства!
Подходит ко мне замполит и так категорично говорит, мол, ты будешь выступать. А мне уже море по колено, выступать так выступать. Приезжаем на кладбище, рядом с могилой гроб кладут на две скамейки, снова ребята нестройно толпятся возле него, и я на краю могилы толкаю речь:
- Товарищи, - говорю, - товарищ Егор родился и вырос в деревне. Вместе с односельчанами прошел трудный путь становления советского коллективного хозяйства. Односельчане его любили и уважали, и быть бы ему председателем колхоза, но он из скромности отказался, хотя советом всегда, готов был помочь.
О чем я говорил еще, честно, не помню, а когда прощальный залп дали, я дернулся и чуть не свалился к Егору в могилу.
После нас всех с политруком и подоспевшим начальником зовет вдова к себе,помянуть, как положено, а там, почему-то, сидят еще два попа. За столом вдова расплакалась и говорит, мол, 28 рокив з ним жила та не знала, что вин такой заслугованный чоловик.
Потом было партсобрание, на котором меня пропесочили за политическую близорукость и потерю бдительности: на поминках мы пели «Раздягайте хлопци дивок та й лягайте з нымы спать, а я пиду до аптеки там гандоны купувать».
Да еще, Людмила Ивановна, начальник отдела кадров, потом сказала мне, мол, ну ты дал жизни: он же городской, из Донецка!..