Рассказ Обида

Владимир Флеккель
                Обида

     Компания гуляла весело и шумно. Виновница торжества, счастливая и нарядно одетая, сидела во главе стола и с явным удовольствием слушала поздравительные речи в свой адрес. Причиной события, собравшего вместе друзей, было получение хозяйкой дома диплома о заочном окончании Московского института легкой промышленности. Гости на комплименты не скупились, поскольку сам повод сбора друзей, да фаршированный муксун, приготовленный золотыми руками хозяйки и тающий во рту, никаких других слов, кроме восторженных, не предполагал к произношению. Понимая, что рыба должна находиться в привычной для себя среде, все старались воссоздать таковую внутри собственного организма, отправляя туда рюмочку за рюмочкой настоянного на лимонных корках спирта. "Рыба посуху не ходит"- на Севере это правило соблюдалось неукоснительно.
     Пикантность ситуации заключалась в том, что почти все собравшиеся очень хорошо знали, что к получению диплома хозяйка дома имеет отношения ровно столько же, сколько и ее муж, врач по профессии. Почти все курсовые проекты, лабораторные работы, зачеты и экзамены, которые можно было сделать, отработать и сдать в Норильском индустриальном институте, были сделаны, отработаны и сданы им. За несколько лет он изучил предметы, к медицине не имеющие никакого отношения. Электротехника, теплотехника, основы строительного дела, детали машин, отопление, вентиляция и увлажнение, швейные машины - это далеко не полный перечень дисциплин, к которым его жена не прикасалась вообще, но вполне удовлетворительные оценки в зачетной книжке позволили ей продвигаться вверх, к вершине образования.
     Не все предметы им изучались, где-то действовал фактор знакомства, где-то срабатывали человеческие слабости. За столом сидела пара человек, к которым он ходил сдавать зачеты по некоторым предметам. Разглядывая фотографию в зачетной книжке, они оба в разное время произнесли почти одинаковые слова: "Вы здорово изменились в последнее время". Один из них был скуповат, и пришлось долго препираться, оценивая знания студентки.
     Ради справедливости следует отметить, что все весенние сессии, требовавшие личного присутствия жены в институте, ею были с успехом сданы. Но каждый знал, что огромный пласт черновой работы, без которой просто не допустили бы к сессии, был перелопачен ее мужем.
     Часто, глядя на длинный перечень предметов, обязательных для освоения в очередном семестре, он удивленно пожимал плечами: было непонятно, на кой черт, швейнику изучать, к примеру, строительное дело? На это вопрос никто ответить не мог, но задание курсового проекта было неумолимо – построить швейную фабрику в Ташкенте, отвечающую таким-то и таким-то требованиям.
     Работа всегда начиналась с изучения теории, учебник прочитывался им от корки до корки. Параллельно его помощники по военной службе искали специалистов-строителей среди солдат. Воистину, кто ищет, тот находит. Счастливый фельдшер прибежал к нему и сообщил, что с новым пополнением прибыло два инженера-строителя. Зачем радиотехнической части солдаты с такой специальностью? Вероятно, их направил сюда, на край земли, близкий родственник того, кто составлял программу обучения для студентов-швейников. В части им не нашли лучшего применения, как определить в караульную роту, откуда не ожидавший такого подарка строитель швейной фабрики в Ташкенте их извлек и поместил на длительное лечение в лазарет. На вопрос командира роты, как долго будут отсутствовать бойцы, последовал вразумительный ответ: "Ты в санаторий с женой летом хочешь поехать? Вот сегодня вечерком обсудите, а завтра утром мне скажи, когда и куда". Вопрос был закрыт.
     Втроем за два месяца они построили эту злосчастную фабрику, оснастили ее современным оборудованием и кондиционированным воздухом в полном соответствии со всеми прелестями Ташкентского климата, а на десерт размыли чертежи, которые выглядели теперь, как пасхальные яйца, радуя глаз всеми цветами радуги. "Отлично". Человек, поставивший такую оценку, знал строительное дело хорошо и мог только сожалеть, что эта студентка выбрала себе другую профессию.
     Но часто на чью-то помощь рассчитывать не приходилось. Один из проектов по курсу "Швейные машины" требовал переделки машины 22- А класса ПМЗ в машину 97 класса с автоматической смазкой челнока и удвоенным числом оборотов на валу. Деваться было некуда, изучил обе эти машины до последнего винтика и переделал. Автоматическая смазка челнока снилась ему по ночам.
     Курсовой проект по "Деталям машин" он запомнил на всю жизнь. Необходимо было спроектировать цилиндрическо-червячный редуктор с вертикальным валом червяка. Это очень напоминало ему тот самый квадратный трехчлен из анекдота о Василии Ивановиче. Тем не менее, он прочитал учебник, разобрался в теории, рассчитал и спроектировал редуктор, но чертить, надо было просить кого-то из умелых людей. Поскольку сроки уже подпирали, обратился к ребятам Проектного Института Норильска. Там назвали цену. А с проверкой объяснительной записки? Двойная. Договорились. По окончанию работы инженер, выполнявший заказ, ни за что не хотел верить, что это курсовая работа студентки швейного факультета.
     Он сидел за столом, испытывая, без сомнения, радость одержанной победы и одновременно легкое чувство не то обиды, не то досады, не то сожаления. Он где-то читал, что "…обида, по сути своей,- это сожаление о несбывшемся, о том, что кто-то повел себя не так, как ты ожидал, надеялся или верил". Ведь добрая половина работы была сделана им, и в мечтах о сегодняшнем дне он видел себя, если не в лавровом венке на светлом челе, то, по крайней мере, рядом с триумфатором в пене славословия.
     Ему вспомнилось, как лет 15 назад он уже испытывал нечто подобное, когда после окончания 9-го класса с товарищем проводил каникулы в Одессе. Жили в дачном домике на 16-той станции Большого Фонтана, где в то время был дикий пляж, и купаться можно было в любую погоду. Особенно среди местных ребят ценилось бесстрашие плавать в шторм. Чтоб не ударить в грязь лицом, приезжие выступали с ними на равных.
     Однажды, во время шторма, поджидая самую большую волну, чтобы с ней выйти из моря, увидел девушку, тщетно пытавшуюся выбраться на берег. Волны все время отбрасывали ее назад в пенную круговерть прибоя. По тому, каким взором она по нему скользнула, было ясно, что силы на исходе и соображает девушка уже плохо. Подплыв поближе, он оттащил ее чуть глубже в море, где было потише, и она смогла перевести дыхание. Дав бедолаге придти в себя, стал объяснять, что они сейчас будут делать, и как следует себя вести. Как показали дальнейшие события, она ничего не поняла и при движении к спасительному берегу изо всех сил старалась его утопить. Не смотря ни на что, они пробились через кипящую полосу прибоя, а там подбежавшие люди помогли выбраться из воды.
      Девушка сначала билась в истерике, а потом, слегка успокоившись в руках близких, стала оглядываться вокруг, пытаясь найти своего спасителя, и все время повторяла:
   - Мальчик, мальчик в такой красно-белой шапочке.
     Тогда многие купались в таких матерчатых шапочках с завязками сзади. Самым большим шиком было появиться на пляже в головном уборе ватерполиста. Та шапочка, которую искала девушка, была ею сорвана еще в море с головы мальчика и сейчас спокойно лежала на дне. А мальчик, еще не отдышавшись, сидел совсем рядом, и его никто не узнавал. Не мог же он крикнуть, как лягушка-путешественница: "Это я, я …".
     Именно тогда он впервые ощутил это чувство обиды, горечи и сожаления, словно чья то рука бесцеремонно забрала то, что было выстрадано, честно заработано и должно принадлежать ему по праву. Пожилой человек, сидевший в шезлонге рядом, и, вероятно, все видевший, тихо произнес:
   - Не расстраивайтесь молодой человек. Знаете, что по такому поводу
сказал Пьер Буаст, великий французский мыслитель и очень умный человек, живший пару веков назад? "Обиды записывайте на песке, благодеяния высекайте на мраморе".
     Тогда глубокий смысл этих слов не очень дошел до мальчишеского сознания. Сейчас в кругу друзей он испытывал то же самое чувство. Конечно, было бы более справедливо, если кто-то сказал пару слов и о нем. Сколько зубов он переломал об этот гранит знаний. Но об этом никто так и не вспомнил, включая виновницу торжества, что было обидно вдвойне.
      К этому времени языки у гостей развязались, и на свет Божий стали появляться всякие истории, связанные с веселой студенческой порой. Одна из них особенно понравилась хозяину дома. В тот вечер она была очень к месту, словно нарочно придуманная в продолжение его эпопеи с цилиндрическо-червячным редуктором.
   - Какой-то студент, намучившись с курсовым проектом по "Деталям машин" и полностью уверенный в том, что профессор никогда в жизни не будет читать каждую объяснительную записку от корки до корки, написал в ней: "Этот вал, по идее, следовало бы сделать из стали марки Ст-4, но поскольку я уверен, что Вы, уважаемый профессор, эту галиматью читать не будете, предлагаю сделать его деревянным". Через несколько дней студенты получили проверенные преподавателем проекты. У нашего смельчака в конце записки рукой профессора было написано: " По идее, Вам следует поставить "Неуд", поскольку Ваш вал не выдержит заданных нагрузок и тут же сломается (далее, в подтверждение этих слов, шел подробный расчет деревянного вала на прочность). Но принимая во внимание правильный ход мыслей при всем расчете проекта, получите, уважаемый, "Хор".
     Хозяин дома слушал историю с улыбкой и думал: " Надо было и мне что-нибудь этакое придумать за издевательство над студентом-швейником" Но поезд уже ушел, и было бессмысленно сейчас махать кулаками.
     Эта история, в отличие от тысяч других, удержалась в его памяти на долгие года. Как-то, уже живя в Израиле и выгуливая вечером собаку, он пересказал ее одному "собачнику", попутчику по прогулкам.
   - Смелый был студентик, мог лишиться стипендии,- сказал тот.
   - Ты знаешь, мне всю жизнь хотелось сделать нечто подобное, особенно после того, когда за невероятной сложности курсовой проект по "Деталям машин" получил лишь "Удовлетворительно", но, вероятно, тогда кишка была тонка, а теперь уже поздно, хотя такие мысли посещают до сих пор. Ты не поверишь, но у меня даже есть вариант, основанный на том же убеждении, что и у того паренька. Я так же, как и он, уверен, что никто ничего до конца тщательно не прочитывает. Сейчас я приготовил книгу к изданию. Как ты думаешь, если в начале одного рассказа назову героя одним именем, а в конце другим, заметит кто-нибудь?
   - Полагаю, что да, но могут не сказать тебе из чувства деликатности.
   - Ты много по жизни встречал деликатных людей? Знаешь что, давай
примажем. Я раздаю своим приятелям и знакомым около 100 экземпляров
книги. За каждое обнаружение кем-то именного несовпадения я трижды везу тебя в Мейджид эль Курум кушать шуарму, а если в течение полугода никто не промолвит слово, ты угощаешь меня пять раз.
   - По рукам.
     Вернувшись домой, автор будущей книги внес последние изменения перед отправкой диска издателю. В рассказе "Перехват" он в самом начале именовал одного из героев Левкой, в середине сделал его Жоркой, а в конце – снова Левкой. Книга была издана, разошлась по рукам, многие говорили, что читали, и даже хвалили, а этим летом, когда жена уехала к своей маме на Урал, а дети в путешествие по Европе, он потребовал от своего приятеля пятикратной поездки в арабское село, где делают лучшую в окрестностях шуарму.
     Если когда-нибудь, при благосклонном расположении звезд на небе, удастся издать двухтомник, он, без сомнения, вернет пилоту его настоящее имя и мысленно извинится перед ним и читателями за такую бестактность. Старый – что малый, хотел пошалить, а, по большому счету, не подумав, обидел людей. И сейчас, точно так же, как он когда-то, другие люди могли испытывать чувство досады и сожаления.
     На том участке берега, где когда-то им, молодым еще человеком, были написаны на песке слова обиды, приливы, видать, были не особенно сильными, и не все слова смылись. Что-то всегда слегка царапало душу, когда память возвращала его во времена молодости. А жизнь еще не раз погружала в "…состояние сожаления о том, что кто-то повел себя совсем не так, как он ожидал, надеялся или верил".
     Правда, он уже не переживал, как когда-то. Быть может, потому, что стал старше, опытнее, мудрее и совершенно иначе стал смотреть и оценивать происходящие события. И если высекать на мраморе у него редко, когда получалось, то уж писать что-либо на песке - не было ни времени, ни желания.