Гогоберидзе-старшего похоронили в Москве – в городе, который он не любил, в стране, которую он ненавидел. Остатки его бизнеса поделили соучредитель-армянин и вдова Нина. У Ираклия оказалась очень бойкая вдова. Армянин с огромным трудом отвоевал у нее две точки на вещевом рынке, едва найдя консенсус с невесть откуда возникшим молодым солнцевским, отстаивающим интересы красивой безутешной вдовы. Где при дележе наследства покойного отца должен находиться Вахтанг, ему рассказал все тот же солнцевский.
- Едь к себе в Грузию. – сказал Вахтангу рыжий атлет в очках невесомой золотой оправы и дорогом костюме. – Чего вам дома не сидится?!
- И поеду. – ответил бандиту Вахтанг, смело глядя в его бледно-голубые глаза.
- До вокзала подкинуть? – серьезно спросил солнцевский, кивнув на свой серебристый «кайен».
- Спасибо я на метро. – поблагодарил Вахтанг.
- Аккуратно там. – предупредил рыжий. – Скинхеды.
- Это они пусть аккуратно. – ответил Вахтанг.
- А ты на приколе. – с одобрением сказал бандит. – Молодец.
- С вами станешь. Я пошел. – Вахтанг обошел солнцевского и его «Порш» и направился к метро.
Русский накаркал Вахтангу беду – в вагоне метро было мало людей и четверо из них были скинхедами. Вначале Вахтангу и в голову не пришло, что эти четверо - скины. И дело было даже не в одежде, которая практически не отличалась от обычной. Просто лишь двое из них были похожи на русских – типичные белобрысые славяне, один - долговязый, другой - коренастый. Еще один очень смахивал на еврея - кучерявый и лопоухий, а четвертый имел раскосые глаза с добротным эпикантусом, жесткие, прямые, черные, как смоль волосы и другие атрибуты монголоида. Когда они ненавязчиво обступили Вахтанга, он все еще их не определил.
- Привет, овцеёб. – сказал Вахтангу один из них, белобрысый-долговязый. – Почему один, без толпы? Куда едешь?
В этот момент Вахтанг понял, что это все-таки скинхеды. За время жизни в Москве он много о них слышал, не раз видел, но лично не сталкивался.
- За вещами. – ответил Вахтанг, абсолютно не чувствуя страха. - Домой уезжаю.
- А где твой дом? Откуда ты?
- Из Южной Осетии. – солгал Вахтанг.- Лечился у вас после ранения.
- А за кого ты воевал? – спросил у Вахтанга скинхед, похожий на еврея.
- За Россию. – ответил Вахтанг. – За Осетию.
- Пацаны, походу чурка наш. – сказал узкоглазый скин.
- Чурок наших нет! - процедил коренастый русский. – Он за свое воевал.
- Я еду домой, ребята . – сказал Вахтанг проникновенно и весело. – Сейчас на хату, соберу вещи, и – чемодан, вокзал, Тбилиси!
- А как докажешь? – прищурился коренастый. – Может мы тебя сейчас пощадим, а завтра на шаурме увидим – что тогда?
- Самого на шаурму пустите. – заверил Вахтанг.
- Смотри. – сказал узкоглазый. – Если ты в Осетии с грызунами бился, да еще и сейчас не задерживаешься – молодец, трогать тебя никто не будет.
- У меня сегодня удачный день. – сказал Вахтанг под вой набирающего скорость состава. – Второй человек говорит, что я молодец.
- А ты где воевал? – спросил азиат.
- Цхинвал. – ответил Вахтанг.
- У меня брат тоже в Южной Осетии. Он десантник. – сказал азиат. – Они там колонну какую-то угондошили, он за это орден получил.
- А можно вопрос? – сказал Вахтанг. – Вы скины, да?
- Типа того, а ты чё – записаться хочешь? – ухмыльнулся долговязый русский.
- Да нет, - отрицательно помотал головой Вахтанг. – Просто интересно – вы же не все русские.
- Скинов много разных бывет. – сказал скин, похожий на еврея. – Вот я на жида похож, да? А я – грек. Чингиз друг степей, да. Но он - за идею. И азиаты, кстати, с Гитлером были по корешам.
- Слышь, осетин. – сказал коренастый русский. – Ты ничё не попутал? Чемодан, вокзал, Тбилиси?!
Вахтангу стало не по себе.
- В натуре. – сказал калмык Чингиз, уставившись на Вахтанга амбразурами глаз. – А чё – Тбилиси?
- Оговорился…
- Эта оговорка тебе дорого обойдется. – сказал долговязый русский. – Ты по ходу разводящий нас грузин. Паспорт покажи.
Паспорт у Вахтанга был. Но показать он его не мог.
- У меня нет паспорта. – сказал Вахтанг долговязому скину.
- Тогда тебе ****ец. – греческий скин ударил Вахтанга в лицо рукой, на которой был надет увесистый кастет.
Перед глазами Вахтанга вспыхнуло и потемнело, а шум подземки стал доноситься откуда-то издалека.
- Не смейте его трогать, придурки! – раздался женский голос. – Я его забираю.
- Мама, ты?! – изумился Вахтанг, когда услышал.
- Я. – ответила мама, идя по вагону.
Поезд начал замедляться. Мать приближалась к изумленному Вахтангу, не прикасаясь к поручням и не глядя на пассажиров. А между тем пассажиры стоили того, чтобы обратить на них внимание. В их числе Вахтанг увидел Пашу-Войну, Зелимхана, Гиви-радиста, Артура-водителя, Автандила, мехвода Арчила и других, незнакомых ему людей, в основном мужчин, славян и кавказцев. Все были в гражданском и без увечий, со спокойными и сосредоточенными лицами.
- Мама, откуда ты здесь? – спросил Вахтанг у матери, когда она подошла к нему, излучая тепло.
- Я тебя забираю. - повторила мама. – Тут тебе не место.
- Что это за поезд такой? – Вахтанг в смятении посмотрел на Пашу-Войну, который слушал его айпод, кивая головой в такт музыке, на Арчила и Зелимхана, которые о чем-то беседовали, Артура, мечтательно смотрящего в вагонное окно. – Эти люди здесь не могут быть. Я сплю, наверное… Арчил! Я тебя мертвым видел!
- Так он и мертвый, короче. – ответил за Арчила Зелимхан.
- Ну ты же живой, Зелимхан!
- И я мертвый. И Паша, короче тоже.
- А кто вас убил?
- Шамиль разберется.
Потом Вахтангу видел отца. На нем был шикарный костюм с металлическим отливом и один из его любимых галстуков, бордовый, от Чарутти.
- Папа! – позвал Вахтанг.
- Станция «300 арагвинцев» - заговорил вагонный репродуктор на грузинском языке.
- Чё за херня? – ошеломленно спросил греческий скинхед.
- Сынок, выходим. – сказала мама.
- Пока, Ваха. – сказал отец, помахав рукой. – Извини, если что не так было.
- Куда они все едут? – пробираясь между пассажирами спросил Вахтанг у идущей двери матери.
- Сынок, быстрее.
Они вышли из вагона и сразу же за их спинами схлопнулись двери, не пустив наружу четверых скинов. Ваханг и его мать действительно вышли на станции тбилисского метрополитена «300 арагвинцев». Вахтанг оглянулся. То, на чем они приехали, не было поездом метро. Это было нечто похожее на гигантского черного питона с неправильными желтыми пятнами окон, разделенное перемычками на подобие вагонов. Под протяжное низкое шипение лоснящаяся, чешуйчатая труба заползла в тоннель и скрылась в нем, развив под конец немыслимую скорость. Заканчивался этот транспорт выростами, похожими на рожки улитки, с зелеными огнями на концах.
Вахтанг трудно поднял веки. Над ним был идеальный, молочной белизны потолок. Какое-то время Вахтанг смотрел на него и больше его разум ничего не фиксировал. Потом он услышал песню, которая показалась ему божественно-красивой. Впрочем, так оно и было:
- Пусть голова моя седа
Зимы мне нечего бояться
Не только грусть – мои года,
Мои года мое богатство…
Кто-то легкий, как эльф, весь в белом, склонился над Вахтангом, глядя испуганными оленьими очами, и убежал с легким топотком. Через короткое время над Вахтангом наклонилось еще одно существо в белом, и это был уже не эльф. Верхнюю губу существа украшали пышные черные усы с прожилками седины. Над усами нависал крупный пористый нос с волосатыми ноздрями.
- Проснулся? – сказало существо баритоном. – Красавчик! Звоним маме.
Так Вахтанг вырвался из тухлых объятий четырехмесячной комы. Позже он узнал, что удар скинхедским кастетом обошелся в две трепанации черепа и месяц в Склифе. Потом мать забрала его в Грузию, выложив кучу денег за перевозку. Лечение продолжилось в нейрохирургическом отделении Тбилисского медуниверситета. Мама ежедневно крутила Вахтангу песни Кикабидзе, делала массаж, кормила детскими смесями, подмывала, как младенца и молилась.
Еще месяц ушел на реабилитацию. Она протекала на удивление быстро и в конце этого месяца Вахтанг выглядел обычным молодым мужчиной, если бы не худоба, бледная кожа и неуверенная походка. И еще он стал абсолютно седым.
А на родине бились за американское вассальство Миша с Нино. Вахтанг ходил по тбилисским улицам и смотрел на плакаты, сплошь покрывшие заборы. На них был Саакашвили, обнимающий грудастую телочку с лисьими глазками. Телочку звали Доктор Дот и она была элитной массажисткой. Гогоберидзе узнал в Сети, что она практиковала кусание своих клиентов. У Мишико на плакате было такое довольное лицо, что сразу становилось ясно, где его кусала Доктор Дот. Оппозиционная агитка вопрошала: «Почему?». Вахтанг знал ответ на этот лицемерный вопрос. Потому что Саакашвили был президентом, и ему было положено все самое лучшее. И в этом он ничем не отличается от Берлускони, Путина или Ким Чен Ира. Просто лично у него не хватило мозгов для того, чтобы избежать документирования своих маленьких слабостей. Элитная миньетчица действительно была маленькой слабостью, ибо что такое эксклюзивный массаж по сравнению с тем злом, которое может причинить лидер своему стаду? С другой стороны – Гогоберидзе вспомнил, как он принял участие в дискуссии на тему, кто из президентов больший пидарас, сидя в подвале захваченного ямадаевцами дома в Вариани. Сейчас ему стало ясно, что любой на их месте вел бы себя не лучше.
Он гулял по протестному Тбилиси. Вокруг него что-то выкрикивали взвинченные дураки. Вахтанг не слушал, в какие лозунги трансформировались испеченные семьей Бурджанадзе и проданные этим же дуракам лаваши*, потому что имел один секрет. Когда он находился в коме, сознание не покидало его ни на час, кроме ночи. Просто это не было видно по нему – Ваханг не мог управлять даже веками. Но, тем не менее, был при памяти и много думал. И теперь он шел и ставил перед собой задачи. Первой задачей было уехать из Грузии. Оставить родину Вахтанг хотел потому что видел, что в ближайшие годы здесь покоя быть не может, а он его хотел. Вторая задача заключалась в восстановлении физической формы – после комы от прежнего мускулистого поджарого Вахтанга осталось тридцать процентов. Потом он хотел жениться и правильно воспитать двух сыновей, которые родятся в этом браке. И только им говорить правду об окружающем мире.
Конец