Так рушатся идеалы

Поручик Криков
Предупреждение:                Юри (PG-13)

Я запомнила тебя всю за эти долгие годы. Я помню все на память – зрительную, тактильную… Я запомнила тебя всю до мелочей. Знаешь, ты бы удивилась, если бы я это могла тебе сказать тогда, когда мы были рядом. Я ведь никогда не была художником, но твой портрет он до сих пор перед глазами.
Твои огненно-рыжие волосы до сих пор сверкают в моих мыслях. Эти прямые пряди, ниспадающие до самой поясницы. Я любила путать в них пальцы, чувствуя легкую жесткость, которую им придавала краска. Я знаю, в глубине твоей шевелюры до сих пор остались темные, медно-коричневые пряди, от которых ты не могла избавиться уже давно, с тех пор, как умудрилась перекраситься в брюнетку. Ты, верно, помнишь, как я любила, когда твои волосы щекотали мое лицо или ладони. Да и ты… Ты всегда теребила длинную челку, когда расстраивалась, или накручивала прядки на тонкий пальчик, играясь, или пряталась за каскадом длинных волос, смущаясь.
Ты была бы крайне удивлена, что я стала щепетильна в этом вопросе. Вопросе тебя. Я помню твою кожу на ощупь. Мне кажется, я отличу тебя по этому нежному шелку от миллиона девушек. Гладкая, мягкая и тонкая, как персик… А твое лицо? Я помню каждый изгиб тонкого контура. Высокие, ярко выраженные скулы, а ниже, едва впалые щеки. Да, у тебя был вид сиамской кошки – с заостренными резкими чертами. Возможно, поэтому у тебя и были кошачьи манеры. Я помню все это, потому что любила «рисовать» твое лицо заново. Чертить пальцами уже существующие линии, запоминая их.
Твои глаза… Их я любила больше всего. Всегда искренние и честные – всегда выражали лишь ту эмоцию, которая доминировала над твоим разумом. Голубые чистые очи, с серой каемкой вокруг черного зрачка. Как будто серебряные льдинки в синеве океана. Когда ты злилась, эта вода бушевала, меняя цвет на более мрачный. Темные ресницы, обрамляющие эти драгоценные топазы… Я любила прикасаться к ним губами, чувствуя, как они трепещут. А еще, когда ты слишком долго работала, рядом с уголками глаз начинали появляться едва заметные пятнышки. Я их целовала, успокаивая тебя, и они исчезали.
Я любила тебя всю. Каждую твою черточку, запечатленную в моем мозгу. Каждую крохотную веснушку, светлым пятнышком осевшую на молочной коже носика. Кстати, он у тебя был немного вздернутый, отчасти характеризовавший тебя. Едва заметный нарциссизм, направленный к небу. Правда на твоем фарфоровом носике была легкая горбинка от старой травмы, но даже она не могла испортить твоего идеала для меня. А ты знаешь, что над твоей верхней губой есть маленькая впадинка, придающая верхней губе несколько надменное выражение? Я любила твои губы – довольно пухленькие для точеного лица, но такие мягкие и податливые. Скрывающие ровный ряд зубов. Ты очень редко улыбалась, обнажая их, стеснялась своей улыбки – она тебе не нравилась. Мой ангел печали…
Помню, я любила проводить самым кончиком пальцев по краю нижней челюсти, останавливаясь на остром подбородке, запечатлев там поцелуй. А твоя гибкая шея… Ты всегда любила подставлять ее под ласки, изгибая так, что напрягалась каждая мышца, каждая жилка, выдавая синюю пульсирующую венку сбоку. Через тонкий пергамент кожи она выделялась ярко, четко, как точно очерченная линия мягким грифелем. Голубая дорожка, уходящая вниз, пропадая в глубокой ямке между выступающими ключицами. Эти косточки были так тонки, что, казалось, их можно сломать одним неловким движением. Все твое существо было таким тонким и хрупким, хоть я и знала, что все это обманчиво. Ты сильная девушка. Но ты не справилась с нашей проблемой, нахлынувшей так внезапно…
Я помню твои руки – тоже тонкие, но как ни странно сильные. Ты могла меня сжать так, что оставляла синяки. Наверное, всему виною твои длинные цепкие пальцы. Благо, ты никогда не наращивала этих страшных когтей, иначе мне бы было труднее. Я и сейчас, улыбаюсь сквозь слезы. А перед глазами струится твой изящный силуэт. Ты всегда была грациозна, как дикая лань. Гибкая как змея, и такая же опасная… Я обожала твою грудь – маленькую и аккуратную, точь-в-точь под мою ладонь. Верно, многие поймут мой идеал. Ты была для меня всем… Не только идолом и божеством – всем. Дыханием, кровью, толчками бьющей из полых вен, блеском воспаленных страстью глаз. Я любила скользить ладонями по твоему плоскому животику, чувствуя, как напрягается пресс под каждым сантиметром движения моих рук. До самого низа, где выступают другие косточки, также любимые мной… Мне было приятно смотреть, как ты изгибаешь ровную спинку, как кошка, что просит ласки и любви. Я дарила тебе все, без ответа, лишь бы наслаждаться довольной улыбкой на уголках уст.
А потом я поняла, что я тебя не люблю. Я уже не люблю себя. Идеалы рухнули, оставив только этот образ за спиной. Легкий, как сигаретный дым от этих белых палочек, что я начала курить день за днем. И мир больше не крутится вокруг нас, и мы не можем быть вместе. Осознание того, что вся эта сказка надумала мною лишь, разбило зеркало нарциссизма, оголив не прекрасное тело, а гниющий комок непонятного существа. Мне стало просто противно… и я разлюбила себя.