Серые лица, сокрытые черными капюшонами. Все одного типа. Словно роботы. Мир вывернулся наизнанку. Длинноногие красавицы, сверкающие белоснежной молочной кожей. Статные красавцы с черным «ежиком» волос. А под ногами хлюпает грязь, проникая через хлипкие ботинки, противно холодя ноги. Даже тепла не осталось. Изнанка мира.
Хуже приходилось тем, кто помнил цвета. Кто застал их до того, как весь белый свет ослеп. Белый… Кипельно-белый, как больничная простынь, на которой кричала молодая мать. Она не хотела рожать в мертвый мир живое дитя. Но отчаянные стоны разносились по пустым коридорам больницы, проносясь мимо усталых санитарок с бесцветными глазами.
По улицам стояли нищие художники. В их палитре осталось только два цвета – черным, да серым по белому. Картины исчезали вместе с жизнью. Но руки послушно выводили черные ветки деревьев и серый снег на них. Замерзшие пальцы, в последних судорогах сжимающие черные кисти.
Помню, осень называли красавицей. Но эта пришла холодной, как зима. Что же дальше? Что мы будем делать, когда снег не будет блестеть под мутным белым солнцем? Как мы переживем суровый январь на этой черно-белой фотографии погибшего мира? Что с нами будет?..
Мы все ослепли. Кофе черный, снег белый. Ручка черная, лист белый. Но когда мир точно поделился на черное и белое…. все люди стали серыми. Мутные бесцветные взгляды, безразличные ко всему. На дорогах чернеют трупы, пожираемые воронами и собаками-падальщиками. Скоро их занесет лицемерным снегом, словно мир попытается скрыть свою жестокость. Но это же ненужно… Никто не обратит внимание, даже если споткнется об окоченевшее тело. С бледных уст не сорвется ни звука, превратившего бы воздух в белый пар.
Дома-великаны возвышаются над покрытыми головами, заставляя чувствовать свою ничтожность. Они тоже серы и угрюмы. Неприветливые темные подъезды, зияющие глотками дверей. Длинные лестницы наверх, как надежда на спасение. Но чем выше – тем меньше цветов. Все белее и белее. Так, что режет глаза…
В соседней квартире живет одинокий музыкант. Круглые сутки он играет одну и ту же фортепианную мелодию. Раз за разом. Но и она постоянно меняется. С каждым разом все холоднее и холоднее. Что мы будем делать, когда музыка станет пустой? Как мы построим свое существование на одной ноте?
Квартира уже не может быть домом. Стены больше не защищают ни от непогоды, ни от врагов. Словно шагаешь по пустоте… И приходишь в никуда. Дома нет нигде. Все вывернулось наизнанку. Словно ядерная зима накрыла жизнь. Сквозь прозрачные чистые стекла слепит резкий белый свет холодного солнца. Задвинешь тяжелые шторы и останешься в пустоте. Выхода нет. Все бесполезно.
Писатели давно сошли с ума. Черным по белому. Сказки про зло и добро. Реалии про равнодушие. Придумывать то, что начинаешь забывать… Перья ломаются о тетради, пальцы ломаются о компьютеры с призрачным монитором. И раздаются отчаянные крики – разочарование сходно с безумием на изнанке мира. Крики, которые не слышит никто… Что мы будем делать, когда все забудем? Как поступать, когда не можешь вспомнить цвета собственных глаз?
Даже вода стала мутно-белой, как молоко, и холодной, как лед. Больше нам не согреть свои тщедушные тела в теплых ванных. Белое тело в белой воде. Так, кажется, представляли рай. Кто же знал, что светлое может быть таким жестоким?
Серебристая бритва в белых пальцах. Она даже не сверкает в свете никчемных ламп, едва разгоняющих подступающий мрак. Крики никто не услышит – звуки ведь тоже исчезают, а голос становится бесцветным. Какая ирония в этом «бесцветии». Черная полоса по линии вен… Но даже кровь потеряла свой цвет. Черная, как мазут… как бензин, заполнивший весь этот мир под свинцовыми облаками.
А за стеною смолк последний, коронный аккорд Бездушной Мелодии…