Хванчкара
-Папа, к тебе пришли,- сказала моя дочь, открыв дверь на звонок, раздавшийся довольно поздно вечером.
Я вышел в коридор. Двое совершенно незнакомых мужчины, как сейчас принято выражаться, ярко выраженной кавказской национальности, с красивыми усами и огромных традиционных кепках молча стояли в прихожей. Разговор начал тот, что постарше:
- Здравствуйте и извините, Бога ради, за позднее вторжение. Очень долго
добирались и разыскивали Вас в этих новостройках. Флеккель Владимир
Александрович - это Вы?
- Здравствуйте, да, это я.
- Вам знакома фамилия Церетели?
- Припоминаю что-то, был у меня такой пациент, оперировал его.
- Правильно, доктор. Мы – его родственники. Гурам – мой племянник, а
он,– дядя указал на молодого, но очень серьезного кавказца, стоящего
рядом,- старший брат. Мы в Москве по делам, но специально разыскали
Вас, чтобы, во-первых, передать привет от Вашего прежнего пациента, а,
во-вторых, лично выразить благодарность от всей нашей семьи.
Не скрою, было очень приятно это слышать. Кому из врачей такая оценка его работы самим пациентом и его родственниками будет безразлична? Я хорошо помнил Гурама Церетели не только потому, что он носил очень известную для всей страны фамилию. Она была знакома людям широкого круга профессий: исследователям княжеских родов, деятелям искусства, партийным руководителям, спортсменам и даже киллерам КГБ. У каждой из перечисленных уважаемых профессий был свой знаменитый Церетели. У врачей несколько другая память на своих пациентов. Фамилий, как правило, они не помнят, а всякие нюансы, выходящие за рамки обычной клинической картины, хранят в памяти годами. Вот типичный разговор двух врачей:
- Ты помнишь такого-то?
- Нет, совершенно не помню.
- Да брось ты, это тот, у которого, как мы думали, то-то, а потом
выяснилось, что он страдает тем-то.
- Да, да, конечно, помню. А в связи с чем пошла о нем речь?
Рядовой Гурам Церетели был оперирован по причине, не имеющей никакого отношения к этому повествованию, но во время операции наше внимание привлек несколько необычный вид лимфатических желез, одну из которых мы удалили и послали на гистологическое исследование. Через некоторое время пришел ответ – у мальчика серьезный недуг, по поводу чего он был представлен на военно-медицинскую комиссию и признан негодным к военной службе.
Я пригласил дядю и брата Гурама в дом.
- Спасибо, доктор, через минуту мы вернемся.
Возвращались они несколько раз, занося все новые и новые корзины с фруктами и небольшие канистры с вином, превращая наше жилище в небольшой филиал Центрального рынка. Светке они сказали сразу, чтобы доставала все имеющиеся в доме пустые чистые банки и бутылки. Вино надо перелить и поставить в холодильник, оно должно придти в себя после длительной поездки в канистрах. Когда его переливали в стеклянную посуду, старший брат Гурама, видимо, привыкший хранить молчание при старшем родственнике, произнес единственные за все время визита слова:
- Это "Хванчкара", делали для себя, только для наших семейных торжеств.
Остаться и посидеть за столом наотрез отказались, тысячу раз извиняясь и мотивируя свое неуважение к хозяевам, как они сами это понимали, полным отсутствием времени. Больше мы никогда не встречались.
Сказать, что они привезли замечательные фрукты из грузинских садов – это не сказать ничего. Я уже пожилой человек, много чего повидал и кое-где побывал, но таких элитарных представителей гранатовых и грушевых деревьев не встречал. Гроздья винограда поражали своими размерами, формами и фантастическим вкусом.
О вине разговор особый. Божественный нектар темно – рубинового цвета поражал вкусовым букетом, тонкой сладостью и изысканным ароматом. Недаром при своем первом появлении на международной арене в начале прошлого века, это полусладкое вино сразу же завоевало высшие награды выставки – "Grand Prix" и личный жетон бельгийского короля Леопольда Второго.
Мне приходилось пробовать такое вино пару раз до этого случая и многократно после, но даже в хороших ресторанах, нам приносили лишь нечто, издали напоминающее то, привезенное нашими новыми друзьями.
Знание того, что в твоем доме хранятся огромные запасы изумительного вина, почему-то откладывало мою серьезную встречу с ним до какого-то особого случая. Вечерами, устав после работы и долгих транспортных мытарств, сидел перед телевизионным ящиком, устремив туда пустой взор. Никакого желания выпить вина не возникало. Сознание каждый раз автоматически отмечало стук "шпилек" по паркетному полу из комнаты в сторону кухни, и доносящиеся оттуда женские голоса и смех: "Какая Светка молодец. Мало того, что сама, как пчелка, "отдыхает" по хозяйству, так и Сашку привлекает к этому процессу".
И вот однажды я ощутил, что возникло желание встретиться с чудесным напитком. После тяжелого операционного дня, пригласил своего товарища в дом посмотреть игру нашей хоккейной сборной с канадцами и попить такого вина, какого он никогда и нигде больше не выпьет. Тот с радостью согласился, и мы, предварительно сообщив Светке о своем прибытии, отправились на встречу с прекрасным.
Дома, в лучших традициях "Домостоя" была отдана лаконичная команда: "Вина и фруктов", после чего мужчины уселись перед телевизором в кресла, предвкушая азарт спортивных баталий и выделяя желудочный сок на предстоящее угощение.
И вот тут стали происходить непонятные вещи. На маленьком сервировочном столике, что мы предусмотрительно поставили между креслами, появились напитки и закуски, которые с большим трудом можно было отнести к вину и фруктам. Обслуживающая бригада в лице жены и дочери поставила нам на столик бутылку водки, малосольных огурчиков, квашеной капусты, разделанную селедочку с лучком и отварную картошку.
Приятель притворно вознегодовал:
- Сегодня последний день моей жизни? С чего это ты решил, что я больше нигде и никогда не выпью водки?
- Девушки, вы не поняли, что мы заказывали?
- Как не понять, господин, конечно, поняли,- слуги согнулись в поклоне,-
только нет у нас ни вина, ни фруктов.
По идее, должны были последовать вопросы о тех несметных фруктово – винных сокровищах, от чего совсем недавно ломились закрома этого дома, но я уже все понял. И внутренний компьютер по-новому расшифровал и бесконечное цоканье каблучков в сторону кухни, где все хранилось, и доносившиеся оттуда женские голоса и смех. Мать и дочь, объединившись единым фронтом, съели, а самое главное, выпили все, без остатка.
- Ну и как было?
- Непередаваемо. Но, если хотите, господин, мы расскажем.