***
Темно серый лубянский вентилятор, произведенный в каком-то сорок лохматом году на заводе «Красное Сормово», натужно жужжа, добросовестно пытался хоть немного ослабить сгустившуюся полуденную жару в кабинете полковника Исаева. Не получалось… Всех усилий вентилятора хватало только на создание слабенького дуновения, достаточного, правда, чтобы переворошить небрежно разбросанные на столе полковника тонкие листки бланков дешифровки. Сам полковник, стоя у окна, задумчиво смотрел на площадь Дзержинского. Долго смотрел… Но и Железный Феликс не смог бы подсказать полковнику Исаеву план дальнейших действий по «Глубокой вспашке». Поэтому полковник оторвался от окна, нажал кнопку селектора и бросил:
- Капитана Ломарева.
Капитан не заставил себя ждать, явившись через две минуты, и был встречен, мягко говоря, странным вопросом полковника:
- Вы, капитан, в японской поэзии разбираетесь?
Интуитивно почуяв в вопросе подвох, Ломарев на несколько секунд задумался. С одной стороны, в японской поэзии он не понимал ничегошеньки, впрочем, как и в прозе. С другой стороны, а вдруг… В сознании капитана проплыла совершенно мифическая командировка в Японию для… Ну для чего-нибудь… Резидентуру проверить, например… Или вступить в контакт с сотрудниками немецкого посольства… Как Рихард Зорге… Поэтому из всего многообразия ответов (да или нет) Ломарев естественно выбрал ответ положительный.
- Да – уверенно отчеканил он, - и добавил - подзабыл только мал;нько…
- Это хорошо,- сказал полковник и, помедлив, передал стоящему по стойке смирно Ломареву перехваченную радиограмму, нам с вами уже знакомую – про всходы и удобренья, - как вы думаете, капитан, что это значит? Да вы присаживайтесь, присаживайтесь… Я и сам присяду. – полковник устроился в кресле и указал капитану на стул.
Смысл радиограммы показался капитану достаточно мутным. Всходы, урожай… Удобренья какие-то… Писали бы конкретно – нужно две тонны … Так нет… Хотя, с другой стороны, какие у них там в Японии удобрения. Химия сплошная, наверное. Вот в удобрениях-то капитан как раз и разбирался…
- Товарищ полковник, а вы уверены, что это стихи? – несмело спросил капитан
- К сожалению уверен, - твердо сказал Исаев,- я, конечно, не могу похвастаться, что разбираюсь в японской поэзии, но на мой взгляд, мы имеем дело с классическим образчиком так называемого «хокку» – трехстишия…
После этих слов капитан понял, что Фудзияму он не увидит еще достаточно долго и, придав лицу выражение напряженного понимания, прослушал краткую справку о японской традиционной поэзии. Что правда, запомнилось ему немногое… Ну там, что кроме хокку бывают еще и танки – это он и без полковника знал…Несколько танков он даже видел в свое время… Но ведь то были нормальные советские танки, а не загадочные японские, которые почему-то имеют отношение к поэзии, а не к сухопутным войскам… Это было непонятно и даже обидно в какой-то мере. Надо было этот момент уточнить, но уточнять капитан не стал… Поостерегся… Зато спросил:
- А Ронин, это фамилия? – Последовал десятиминутный рассказ о несчастных самураях, оставшихся без хозяина… К концу рассказа о бесхозных самураях капитан почувствовал себя достаточно подкованным в японской культуре человеком… Может все-таки на Японию готовят… Чем черт не шутит… Как Рихард Зорге буду… Интересно, какая сейчас погода в Токио?
Полковник Исаев рассказывал Ломареву о японской культуре и пытался угадать о чем думает этот бывший комсомольский вожак, попавший в Контору хрен знает каким образом… К неутешительному выводу пришел полковник. Не интересовала капитана безопасность Родины… И было это заметно. Тот еще сотрудничек… С кем приходиться работать. Плечом к плечу, так сказать… Ни тебе холодной головы, ни горячего сердца… А уж о чистых руках и думать не приходится. Господи, кому мы передадим щит и меч? Полковник, не прерывая рассказа о самурайских традициях невольно глянул на холеные руки Ломарева… Маникюр он что ли делает? Проанализировать японскую радиограмму пришлось самому… Полковник перевел текст на доступный капитану язык - Контакт успешен. Продолжаем работу. Необходимы дополнительные средства- и ласково попросил капитана текст записать и заучить наизусть. С почти нескрываемым наслаждением Исаев смотрел как капитан Ломарев, шевеля пухлыми губами, записывает текст, а затем, подняв вверх безвольный подбородок, заучивает несчастные семь слов… Да, тот еще сотрудничек, блин… После анализа японских витиеватостей Исаев перешел к радиограмме французской… (может не Токио, а Париж – подумал Ломарев) Отмахнувшись от вполне приемлемой ломаревской версии, что под именем Жан-Пьер скрывается Жан-Поль Бельмондо, и совершенно бездоказательно предположив в ответ, что никакой это не Бельмондо, а старый знакомый Исаева хитрый и опытный комиссар Тьери, полковник провел анализ присвоенного Карминскому агентурного псевдонима, пришел к выводу о полисемичности (это слово капитан записал, сам не зная зачем) слова Снеговик во французском языке и отметил остроумие агентов Второго Бюро… Затем последовала ода лаконичности агентов МОСАД…(В Тель-Авив не очень хочется, жарко там… И евреев много… - промелькнуло в капитанской голове) И, наконец:
- Резюмирую, - произнес полковник Исаев, - Мы можем отметить резкий интерес со стороны американских, японских, французских и израильских спецслужб к чему-то спрятанному нами… Ну, не совсем нами… на территории в/ч 43952, расположенной неподалеку от населенного пункта Большие Юрчаки, что в Зауралье. Все попытки установить объект, спрятанный под слоем грунта на территории вышеуказанной в/ч потерпели неудачу. Но, раз этого не знаем мы, могут ли это знать Они? – полковник так и произнес – «Они» с большой буквы, - Скорее всего – нет. Следовательно, возникает вопрос – ограничатся ли все эти спецслужбы засылкой в интересующую их зону одного агента? Скорее всего – не ограничатся. Вслед за агентом… Кстати, какой у него псевдоним у наших?
- Киевская наружка называет его Сосед…
- Сосед? Почему? А, впрочем, сосед так сосед… Так вот, скорее всего, вслед за Соседом в Большие Юрчаки будут направлены кадровые разведчики для контроля и интенсификации работы, а также возможного устранения агента в случае провала, равно как и в случае успеха - Ломарев одухотворенно конспектировал полковничью речь, - Не исключено, что все они будут ориентированы на поиск других источников информации среди военнослужащих. Мы, со своей стороны, не можем пустить этот процесс на самотек… Вы, капитан Ломарев, будете контролировать проведение операции «Глубокая вспашка» на месте, в Больших Юрчаках… Связь будете поддерживать со мной лично. На разработку легенды даю Вам 12 часов. Все необходимое для прикрытия будет обеспечено. Вопросы есть?
Вопросов не было… То есть, капитан хотел было спросить, может полезнее он будет как Рихард Зорге… В Токио… Да, чего там, в Тель-Авиве на худой конец…Правда там евреи…И арабы еще… А тут – Большие Юрчаки какие-то… Делиться размышлениями о своей полезности капитан все же не стал… Поостерегся. И правильно, страна у нас большая, и эти самые Большие Юрчаки еще не совсем край света… Можно и подальше что-нибудь сыскать… Посевернее, повосточнее… Как поется в песне – «наши нивы взглядом не обшаришь».
Предтечей состоявшегося между полковником Исаевым и капитаном Ломаревым разговора был еще один разговор, правда, телефонный, между Начальником второго Главного Управления КГБ СССР генерал-лейтенантом Кирилловым и Командующим войсками ПВО страны генерал-полковником Сухановым. В разговоре этом, после обязательных фигур вежливости, охов и вздохов по поводу здоровья, после обмена народными рецептами, чтобы это самое здоровье поправить (все рецепты, кстати, начинались одинаково – берете литр спирта…), Кириллов перешел к делу и мягко попытался выяснить, что, собственно, прячут от общественности в лице «конторы» на территории в/ч такой-то под слоем грунта. И это в эпоху гласности, когда даже КГБ открывает свои архивы и само себя ежедневно сечет наподобие пресловутой унтер-офицерской вдовы вдоль и поперек. А тут еще иностранные разведки, как с ума посходили, рвутся в эти самые Большие Юрчаки вроде там медом помазано, а мы и понять не можем, что им там надо, значит… А как же, дорогой Петр Вениаминович, - тут Кирилов интимно понизил голос, - защищать-то интересы Родины, ежели сами не знаем, что Родина там прячет?
Петр Вениаминович Суханов, слушая кирилловскую скороговорку, озадаченно молчал. С одной стороны, признать, что он, командующий, не в курсе, не в материале, так сказать, было нельзя, с другой стороны, хрен его знает, что там зарыто и почему гебьё этим интересуется. И тут Суханова осенило – интерес-то у них вовсе не к богом забытой «точке», интерес у них к нему, генерал-полковнику Суханову лично… Компромат ищут, суки… Ну я вам… Понимаете, Сергей Васильевич, дорогой, и рад бы вас просветить, да не могу – приказ Самог;, понимаешь… Тайна. Подписку давал, так что извини… После этого разговора Суханов смял рабочий день и уехал домой, где, отказавшись от ужина, заперся в кабинете и стал мрачно разбирать наградной двадцатизарядный пистолет системы Стечкина…
Кириллов же вызвал полковника Исаева и приказал активизировать работу по «Глубокой вспашке»…
- Есть, активизировать работу, товарищ генерал лейтенант,- сказал Исаев, по уставному повернулся кругом и, выйдя из кабинета, направился к себе.
Активизировать работу.
***
Женя Пронь завела петуха. Выменяла его у соседки на пол литра спирта. Петух был красивый – белый, с лихо заломленным гребешком и хулиганским блеском в глазах. Шнырял по двору. Помогал хозяйке копаться в огороде и громко кукарекал, возвещая приход нового дня, а иногда просто так, видимо от переполнявших его петушиную грудь чувств.
Иванова петух невзлюбил. Норовил клюнуть куда-нибудь при всяком удобном случае. Ревновал, видно.
В тот печальный день сильно напился Пашка Иванов. А и то, повод был – неброская бумажка на бланке Управления кадров Министерства обороны СССР. Предписание. Направить лейтенанта Иванова Павла Ивановича в распоряжение командующего Н-ской бригады ПВО.
Белушья Губа.
Новая Земля.
Заполярье.
То есть именно то место, куда никакой Макар телят не загонит., хотя бы из чистого гуманизма. Как тут не напьешься… Под вечер сильно поддавшие Иванов и Дорошенко ввалились во двор ивановского дома, где были атакованы агрессивно настроенным петухом. Приняли бой и через несколько минут позорно отступили в дом, где и затаились на время.
Жени в это время дома не было. Кто его знает, где ее носило.
И как-то исподволь так получилось… Неприятно даже говорить об этом… Ну, в общем, приняв в доме дополнительно по сто грамм, наши пьяные защитники Родины ощутили прилив мужества, вышли из укрытия, поймали петуха и…
Сварили.
Вернувшаяся Женя была встречена глупой пьяной улыбкой мужа, который, превозмогая икоту, сделал рукой широкий жест в сторону стола, где среди петушиных костей валялась голова уставшего прапорщика Дорошенко, и сказал:
- Рыбка, кушай птичку.
Утром следующего дня молодые сухо попрощались, и Иванов, лихо вскочив в кузов того самого ГАЗ-66, отбыл на ближайший аэродром. К новым приключениям, так сказать.
Запершись в доме, навзрыд ревела Евгения… Женя… Женечка Пронь.
***
ИЛ-76, «корова» на армейском жаргоне, с бортовым номером полсотни полсотни восемь (5058) если и отличался чем-нибудь от своих крылатых собратьев, то, во всяком случае, в глаза это не бросалось. Отличия, тем не менее, имелись, и причина их крылась, по мнению экипажа, в последних цифрах бортового номера – в сумме эти две цифры – пять и восемь давали нелюбимую авиаторами чертову дюжину. Отсюда и все неприятности, сыпавшиеся на аэроплан, как любовно называл свою машину командир корабля капитан Бледных.
- Аэроплану что, он железный – стонал он – люди же страдают. Я нас всех имею в виду, экипаж. Я из за этих цифр чертовых уже не помню сколько суток под арестом просидел, майора не получу никак, что не взлет, то нештатка… У, «корова». Говорила мне мама – иди в гинекологи: и руки в тепле и… как там дальше не помню, но руки в тепле – это уже хорошо.
Действительно, отличала этот самолет какая-то фатальная непруха. На десантирование пошли с ротой десантников на борту – рампа отказала, не открылась. Пока всех через дверь фюзеляжа выпустили, ой сколько времени прошло. А самолет, как всем известно, не вертолет – он на одном месте стоять не может.. Начали круги писать. Словом, разбросали десантуру по окрестным селам в радиусе каких-то пятидесяти километров. Их потом две недели собирали по сеновалам. В другой раз из Еревана в Минск тащили тридцать тонн… военная тайна чего тридцать тонн было, да и не важно для хода повествования В последний момент перед взлетом какой-то армянин, подполковник, попросил племяннику, который в Минске срочную служит, подарок передать – жигули «девятку». Очень хотел племянник по окончанию службы проехаться за рулем через всю страну. А что такое «девятка» весом в тонну для такого аэроплана как ИЛ-76. Так, пустячок, просто не стоит упоминания даже… Вот и не упомянули ее в полетных документах.
Согласились.
Поставили «девятку» на рампу, для пущей надежности прицепили ее к тридцатитонной военной тайне и полетели. И все нормально было, в этот раз даже рампа открылась. Правда, сама по себе. И не совсем вовремя… Кончилось бы дело трибуналом, спасло всех то, что все таки наши военные тайны гораздо весомей всяких там «девяток». Не смог буйный плод труда рабочих Волжского автомобильного утянуть за собой вниз эту самую секретную тридцатитонную сволочь. Слаб;. Передали в Минске племяннику половину бампера, «от дяди из Еревана» и забыли об этом. Старались, правда, больше в столицу Армении не попадать.
( По случайности только никого не убив, «девятка» под каким-то немыслимым углом врезалась в огород гр-на Демута, проживавшего, а может и сейчас проживающего на окраине города Красноводска. Наполовину ушедшая в землю легковушка быстро стала объектом пристального внимания местных экстрасенсов, уфологов и прочих шарлатанов. Гр-н Демут вначале сильно возмущался, а потом привык, бросил работу и жил на плату, взимаемую с приходивших к несчастному автомобилю «подзаряжаться». В области быстро распространился слух, что «девятка» лечит множество болезней, в том числе бесплодие и импотенцию. Народ повалил…)
Экипаж полсотни полсотни восьмого, что уж там скрывать, был под стать самолету. То ли случайно так сложилось, но, скорее всего, имел тут место чей-то вышестоящий умысел. Собрали в один экипаж, как в резервацию, особо проявивших себя специалистов. Кого за пьянку, кого за какую-нибудь невинную, на первый взгляд, шалость сослали, если это слово уместно, на полсотни полсотни восьмой… Сослали и стали ждать новых неприятностей, но теперь, хотя бы, зная откуда их ждать.
Сам командир, капитан Бледных, до этого аэроплана летал в левом кресле личного самолета командующего Северо-Западным округом. Казалось бы, не служба – малина, так угораздило же… Году, этак, в восемьдесят шестом вызвали командующего на совещание старших офицеров стран-участниц Варшавского договора. Проводилось совещание в Киеве, куда командующий и прибыл. Своевременно. Но на поезде. А вот назад решил лететь самолетом. Бледных тогда вместе со своей «Аннушкой» в Мурманске отстаивался. По приказу вылетели в Киев. В Москве сели на пару часов, заправиться там, туда, сюда… Ну, быть в Москве и не побывать в самом городе…Это ж неправильно.
Экипаж нуждается в патриотическом воспитании, а посему посещение достопримечательностей столицы нашей Родины, как-то: Мавзолея В.И. Ленина, памятника Минину и Пожарскому, Могилы Неизвестного солдата, считаю насущным и необходимым.
Такси… ГУМ. ЦУМ… Пивной бар «Жигули». Памятник Пушкину… Возле великого поэта кому-то из экипажа пришла на ум гениальная мысль. Даже слишком гениальная.
У подножия памятника на лавочке мирно посапывал сильно уставший мужчина инженерского вида. Дальше события развивались стремительно… Такси… Тушино… Экипаж вместе с уставшим проходит на борт… Взлет… Час двадцать полета… Киев… Аэропорт Жуляны… Такси… Высадка уставшего на лавочке возле памятника тому же гениальному поэту. Вся операция заняла неполных три часа.
А эффект!
Для тех, кто не видел памятников Пушкину в Москве и Киеве, скажем, что есть между ними принципиальная разница… В Москве Пушкин стоит в гордой позе, в Киеве же, в не менее гордой позе сидит… В общем, пробуждение уставшего инженера было ужасным. Как там сказано в культовом фильме – « он же памятник, кто ж его посадит…» Видать нашлись… Те, кто посадит…
Выяснение обстоятельств, конечно, заняло какое-то время в ближайшем к памятнику отделении милиции, но уже через две недели капитан Бледных ждал разрешения на взлет на аэродроме под Архангельском, сидя в правом кресле пресловутой полсотни несчастливой «коровы». Через два года переместился он в левое кресло, но звездочки на погонах так и остались маленькими. А все она – чертова дюжина. Несчастливое число, блин.
Сегодняшний рейс был особенным. После месяца странствий по городам и весям, самолет шел домой. В Архангельск. Настроение экипажа поэтому тоже было особенным – домой идем. Жены озверели уже небось. Десять тонн генерального груза да один пассажир – лейтенант Иванов, согласно предписанию – транзитом через Архангельск на Новую Землю в распоряжение командира Н-ской бригады ПВО. Лёту, как посчитал штурман, шесть часов. Кстати о штурмане… Штурман, капитан Кузякин, был специалистом отменным, со своими недостатками, конечно, но, что касалось его штурманского дела, все было четко, ясно и правильно. Чисто конкретно, как сейчас говорят…А иначе и быть не могло. Стаж. Опыт. Штурманил Кузякин практически на всех типах аэропланов, где вообще штурман был предусмотрен, и если бы не фатальная невезуха, преследовавшая вот эту самую, конкретную «корову», то вышел бы уже давно в майоры, а то и в подполковники… И то, сказать, даже в Африке успел побывать Кузякин, помогая нашим черным друзьям перевозить всякие разности (зеленые ящики, в основном), за что в Кении отсидел три месяца в ихней тюрьме, где ему почему-то очень понравилось. Кенийская тюрьма с тех пор стала для Кузякина этакой точкой отсчета – о чем бы ни шла речь, все для штурмана было или «как в кенийской тюрьме» (хорошо), или «не как в кенийской тюрьме» (плохо).
- Наше штурманское дело, - говорил Кузякин,- это вам не кенийская тюрьма. Это у буржуинских штурманцов компьютеры всякие. Мы по-простому – циркуль, линейка да лямбда аш…(видимо – ;h,часть какой-то штурманской формулы - СБ) Вот и все наше вооружение. Зато я любого ихнего в два счета обставлю, будь он хоть самый главный у них штандартенштурман…
Прокладку этого рейса Кузякин готовил особенно тщательно, задействовав, кроме вышеуказанных орудий, еще и простой будильник по имени «Севан».
Домой идем…
Прямо, разворот в зоне, два часа курс такой-то, налево, тридцать минут курс вот такой , направо, три часа курс этакий, прямо, доворот… Курс на глиссаду какой земля даст, от метеоусловий плясать будем… посадка. Стаж, как мы уже говорили, опыт. Вот только одного не учел штурман Кузякин. Пока ждали разрешения на взлет, изменилось направление ветра. Казалось бы, мелочь, но взлетать пришлось в другую сторону.
И никто этого не заметил.
Никто из них, мы имеем в виду экипаж и примкнувшего к ним лейтенанта Иванова, не знал тогда, что злосчастная «корова» с чертовой дюжиной в бортовом номере идет в свой последний рейс… Последний в е; непростой аэроплановой жизни.
***
Полковника Кондакоу разбудил телефон. Мысленно произнеся все слова, причитающиеся неурочному (был третий час ночи) звонку, Кондакоу взял трубку. Сквозь завывание спутниковой связи пробивался четкий и до боли знакомый голос. Это же – Рой, сообразил Кондакоу, - Рой Дайм, по прозвищу «Квотер», с которым они вместе глотали пыль в Вест Пойнте тысячу лет тому назад.
- Привет, Квотер! – радостно, даже наверное слишком радостно, прокричал в мембрану аппарата полковник Кондакоу… хотя нет… не так… в мембрану прокричал не полковник Кондакоу, глава отдела ЦРУ, награжденный Пурпурным сердцем, Почетной медалью Конгресса и черт знает еще какими орденами. С Роем Даймом сейчас разговаривал тот самый кадет Джеф Кондакоу, прозванный за редкую выносливость «Верблюдом», тот самый кадет Джеф Кондакоу, с которым Рой Дайм месил грязь в Вест Пойнте не менее тысячи лет тому назад.
- Привет, привет… Узнал, верблюжья твоя душа ? Как жизнь? Как Мисти, как девочки ?
Ну, дальше вы знаете – обмен любезностями, охи и ахи по поводу… нет не здоровья, ибо жаловаться на здоровье у американцев не принято. Видимо потому, что они не знакомы с народной медициной и не знают, что иногда болеть даже приятно, особенно в тех случаях, когда для изготовления лекарства надо взять литр чистого спирта и…Охи и ахи поэтому в американских разговорах возможны только по каким-то более менее нейтральным поводам. В данном случае обоюдно поахав-поохав по поводу долгой разлуки, выросших детей и т.д., перешли к делу.
- Слушай, Джеф,- сказал Рой,- я вот почему звоню… Ты в Брюсселе давно не был?
- В Брюсселе ? Это где-то в Бельгии, по-моему… Никогда не был, а что?
- Да, это в Бельгии. Я, кстати, тебе из Брюсселя и звоню. Я здесь, в штабе НАТО, служу.
- Далековато…
- Джеф, я очень бы хотел, чтобы ты срочно прилетел сюда, в Брюссель. Это очень важно.
- Спасибо за приглашение, Рой.. Но у меня дела. Загружен выше крыши. Может быть через пару месяцев…
- Ты меня не понял, Верблюд. Это очень важно для тебя. Если ты хочешь все-таки вспахать эту свою грядку, да еще и собрать урожай…
- Не понял, - в замешательстве протянул Кондакоу. Об операции «Грядка» было известно восьми сотрудникам ЦРУ. Рой Дайм в это число не входил… Тогда откуда же..
- Все ты понял. А кое что я объясню тебе здесь , в Брюсселе…
- Хорошо. Я постараюсь вылететь завтра.
- Твой самолет вылетает через два часа с авиабазы в Аннаполисе. Там предупреждены, тебя ждут. В Брюсселе тебя встретят.
- А что я скажу в Ленгли ?
- Не знаю. Но зато я знаю, что скажут в Ленгли тебе через две недели, если ты сейчас не поднимешь свою задницу и не двинешься в сторону Бельгии. До встречи.
Рой повесил трубку.
Именно в этом месте автору приспичило прервать повествование и написать большими буквами:
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.
Древняя армянская притча.
Давным давно, когда еще Армения простиралась от Карского моря до Средиземного, высоко-высоко в горах жил Мудрец. И вот, как-то к этому Мудрецу пришел Дурак и сказал:
- О Мудрец, я решил начать свой путь постижения Истины, Скажи, что поможет мне в пути?
- Обрети Надежду,- сказал Мудрец
- Но поможет ли мне Надежда, когда я буду карабкаться по крутым склонам, оскальзываться и оступаться на узких тропинках?
- Обопрись на Друга.
- Но сможет ли Друг указать мне верное направление к Истине?
Мудрец помолчал, раздумывая, а потом сказал:
- Ты - действительно Дурак. Если ты просто не знаешь, куда тебе идти, тебе не помогут ни Надежда, ни Друг. Компас купи.