Не надо приближаться
-1-
Павел Петрович, как человек, недавно вышедший на пенсию, вовсю отдавался любимому занятию. Он сидел в большом удобном кресле, на коленях был ноутбук. Он писал очередной детектив.
- Так, так, - разговаривал вслух Павел Петрович. - … Что же Виолетта? Какова…, хороша Виолетта....
Стук, стук по клавиатуре. Павел Петрович пока был доволен описываемыми событиями.
« ...качнулась тяжёлая бархатная портьера, из-за неё показался край женской шляпки, а затем бледное лицо Виолетты. Было тихо, в открытое окно проникал ночной воздух с запахом сирени, из звуков можно было слышать редкие, отдалённые раскаты грома за городом, скрип пера по бумаге, да неразборчивое бормотанье Синятьева.
Он сидел за столом, спиной к ней, и писал. Синятьев в комнате был один, прислуга была в дальнем крыле дома и спала. Сейчас никто ей не смог бы помешать.
Свет от лампы на столе отбрасывал косые и резкие тени на полу и стенах. Они чуть двигались, когда Синятьев откидывался на спинку стула и, поворачивая голову, смотрел в окно. Тогда она видела его лицо в профиль, и у неё сжималось сердце.
Было ли это ей сейчас важно, когда она отважилась на отчаянный шаг? Неужели он до сих пор дорог ей? И почему она думает о листе под рукой Синятьева?
Напряжение бессонных ночей? Когда Синятьев отклонялся, она видела белый лист и написанные строчки.
Она решилась. Виолетта взяла себя в руки и открыла сумочку, там лежал револьвер...
Громыхнул близкий гром, застучали капли дождя по жестяному подоконнику…»
… Стук, стук, стук по клавиатуре. Так, так, бледное лицо, бледное лицо, что-то не хватает, какой-то крохотной детали....
Павел Петрович задумался, поставить родинку на щёку Виолетте или нет? Как любой писатель, он живо представлял героев своей повести, а как иначе, он сам их создал, придумал, нарисовал, они жили, словно живые.
- Пожалуй, поставлю родинку на левую щёку, - решил Павел Петрович, - в этом будет некоторый шарм и элемент женской решимости.
Но ставить надо было не здесь, - по сути, в развязке, а гораздо раньше, при первых знакомствах с Виолеттой. Павел Петрович начал просматривать повесть, соображая, где удобнее вставить родинку. Да, с родинкой она будет совсем хороша!
- Эх, граф, укокошит тебя Виолетка, - продолжал разговаривать сам с собой Павел Петрович, - ухайдакает тебя, Павел Иванович...
Синятьева он тоже назвал Павлом. Крупный, дородный с воловьими глазами и с тёмно-русыми вьющимися волосами, писателю он виделся Павлом, никак иначе, хотя сам же Павел Петрович был совсем иного склада: невысокий, полноватый и весьма лысый.
Павел Петрович был корифеем в местном городском литобъединении и одно время даже возглавлял его. Он был холостяком, и назвать его жильё счастливым гнездом никак было невозможно. Вроде всё было на своих местах, но всё казалось каким-то временным и не настоящим. Ответ прост - не было женской руки. Конечно, этих рук за Павлом Петровичем всегда тянулось немало, но у него по молодости был печальный опыт женитьбы, и ошибаться снова не хотелось. Кроме того, его острый детективный ум находил у очередной жеманницы нежелаемые признаки характера, привычек или манер, и Павел Петрович легко и просто ставил заборчик, через который к нему никто не мог перелезть. Он не писал детективов о нынешнем времени, для этого ему надо было бы использовать современный криминалистический багаж лабораторий, компьютеров, сложных приборов, аппаратов, анализов ДНК и прочее.
Главное, считал он,- это ум, голова. Хитроумные сплетения преступлений, созданные им, раскрывались или неспешно, по ходу сюжета или одним блестящим рывком, самими героями детективов или некурящими инспекторами и сыщиками. Он нечасто убивал своих героев, ему их было всегда жаль, какими бы злодеями они не были, но в руки правосудия отправлял неизменно по законам жанра.
… Павел Петрович поставил родинку там, где надо было, и решил дописать любовные сцены в повести. Пока там были только пустые места.
Это был детектив, особые детали, конечно, не были нужны, но всё же, это надо было сделать грамотно, с толком. Была нужна опытная рука и голова. Такая рука и голова имелись. Они имелись у соседа Юры. Он запросто, в словах, набрасывал любовные сцены, у него это выходило хорошо, бойко и неожиданно для Павла Петровича, который иногда смущённо переспрашивал:
- Неужели так и было? Вот так, так и вот так?
- А как же, - говорил Юра и ещё добавлял деталей, - так всё и было.
После обсуждения сходились на минимальном или на близком к среднему варианте. Павел Петрович приводил любовные сцены в художественный вид. В его детективах сцены были лирично-эротичными, очень нравились слушательницам лито и неизменно добавляли поклонниц и уважения Павлу Петровичу.
… Павел Петрович ещё пощёлкал на компьютере, поправляя и дополняя что-то.
Виолетта застрелит Синятьева из револьвера. Он медленно сползёт со стула, увидит убийцу, но в его глазах будет только удивление. Виолетта только тогда поймёт весь ужас непоправимого и закричит… Её выстрела и крика никто не услышит – близкий гром, и шум ливня за окном заглушат звуки. Она уйдёт незамеченной. Но, несколько позже, утром, она направится ещё к одному человеку, и тоже застрелит его.
Страшные события всколыхнут весь город. Будет длиться расследование убийств, но убийцы не будут найдены. Виолетта сама придёт в полицию и расскажет обо всём…
Павлу Петровичу хотелось закончить с любовными сценами, чтобы уже больше не отвлекаться и складно изложить печальный конец и рассказ Виолетты на суде о причинах убийств и о своём горьком раскаянии в преступлениях.
Себя, в своих произведениях, Павел Петрович не забывал. Как правило, он называл какого-нибудь скромного героя своим именем, придавал ему свою внешность и отводил малозаметную роль. На этот раз Павлом Петровичем он назвал писателя, значением, чуть меньше уездного. Он живёт один и, большей частью, работает по ночам. И по ночам же гуляет по городу, многое видит и примечает. Этот писатель с трудом удерживается на писательской ниве и живёт за счёт выхлопотанной им скромной пенсии за многолетнюю государственную службу в земельном департаменте.
… Павел Петрович посмотрел на часы, было семь тридцать вечера.
-2-
Они жили на одной площадке второго этажа. Павел Петрович пошёл к нему по-домашнему, в просторной рубашке и в простых хлопчатобумажных брюках, по-свойски.
- Дядя Паша, заходи, какие проблемы? – приветствовал его Юра.
- Привет, Юрик. Вот, как всегда, за помощью к тебе. Как папа с мамой?
- В Африке, сувениры прислали, каких-то чертей местных, уже всё заставлено, - говорил Юра, усаживая соседа на диван.
Большая, старой планировки квартира, действительно походила на этнографический музей. Здесь можно было увидеть вещи, сувениры из многих уголков и стран мира: из Африки, Америки, Европы, разных провинций Китая, Индии. Когда позволяло время, Павел Петрович с удовольствием разглядывал всё это, цокал языком и слушал Юрины пояснения.
- Чай, кофе, дядя Паша?
Павел Петрович задумался, вроде, и поздновато, но, всё же, чаёк у Юры водился знатный и душистый.
- Чайку, пожалуй.
- Сиди, дядя Паша, я быстро сварганю.
Павел Петрович тем временем включил ноутбук, нашёл нужные места и ждал Юру.
Тот вернулся с подносом и с чашками чая. Аромат заполнил комнату.
- Давай, чайку попьём, потом уж и за дело. Моё время не экономь, дядя Паша, сколько надо, столько и посидим.
Попили чай, разговаривали, обсуждали. Павел Петрович, пока вчерне, записывал на компьютере. Юра был задумчив и о чём-то размышлял.
- Давай-ка, дядя Паша, сделаем сегодня по-другому: познакомимся с твоими героями лично, побеседуем, узнаем их жизнь изнутри, так сказать, не возражаешь?
- Как это, познакомимся лично?
- Вот сейчас всё и узнаешь. Придумываешь своих героев, хороших, плохих, всяких. А что у них на душе - не знаешь, как они живут, что чувствуют, о чём переживают, - говорил Юра, затаскивая в комнату из коридора две металлические коробки.
- Помоги-ка, тяжелые, с Мишкой кой-как занесли... Вот, дворник Ахмет, у тебя, что за человек? Ну, описал ты его вкратце, дал ему пару монологов… А каков он на самом деле? Может, он самый злодей или ангел, наоборот? Так, так… на месте, сейчас, сейчас, - бормотал Юра.
- Есть тут одна штука, опытная, правда, вот на твоих ребятах и опробуем. Не получится - тоже ничего, но, скорее всего, всё будет нормально, с Мишкой проверяли, работает.
Павел Петрович наблюдал за действиями Юры, не понимая его объяснений и, тем более, назначения этих серых тяжёлых коробок.
- Электроника какая-то, - подумал он, когда увидел, что Юра подключает к ним провода от компьютера. Коробки имели щели, как для вентиляции, никаких кнопок, приборов и экранчиков Павел Петрович на них не увидел, словно они были литые или наглухо закрыты.
- Так, теперь питание.
Юра притянул из коридора гибкий кабель и стал прикручивать его разъём к одной из коробок. Павел Петрович, когда шёл к нему, видел, что из электрического щитка в Юрину квартиру тянулся этот кабель по стене и заходил в угол двери квартиры.
- Вчера, вроде, кабеля не было, - вспоминал он. А сегодня он вообще не выходил из дому.
Юра что-то делал у коробок и бормотал:
- Сейчас ночь, потребление мощности в доме гораздо меньше, нам, пожалуй, хватит.
Накрутим, правда, себе, как за полгода или за год сразу. Ничего, разберёмся. Днём,
особенно вечером, когда все с работы приходят, хуже, весь дом вырубить можно..., а
это чревато..., чем-то чревато, - приговаривал он, уже сидя за компьютером.
Павел Петрович пил остывший чай и с интересом наблюдал за происходящим.
- Вроде, готово. Дядя Паша, подумай, может, что-то добавить своим героям или убавить по тексту, а? По внешности, по характерам?
Павел Петрович подумал, вспомнил, что родинку Виолетте он поставил и сказал:
- Нет, ничего не надо.
Юра скопировал из ноутбука незаконченную повесть на флэшку и воткнул её в свой компьютер.
- Я приготовился, дядя Паша. Учти, что конца повести нет, и они не знают, что будет дальше. Но-о-о, посмотрим, что из этого получится. Ты понял, дядя Паша? Сейчас включать буду.
- Юр, что-то не совсем, поясни ещё разок.
- Значит, так. Я запустил твою повесть, она обрабатывается, анализируется. Формируется внешность личностей, характеры, психика, в общем, всё, что надо человеку. Описания людей у тебя приличные, думаю, этого хватит. А когда здесь выскочит, - он показал место на одном из окон работающих программ, - "Ready", я включаю эту штуку, - он показал на коробки, - и здесь, в комнате, появятся твои герои. Не все сразу, конечно, по очереди. Если кого-то не хочешь видеть, скажи, отключим. Так, с кого начнём?
- Юрик, я мало понимаю в вашей электронике, но как же они появятся? Как это понимать, Юрик? - почти жалобно и беспомощно спросил Павел Петрович.
- Натурально появятся, материализуются и появятся. Беседуй с ними, дядя Паша, сколько хочешь. Так, с кого начнём?
Павел Петрович был в глубокой растерянности. Он любил героев своих повестей и рассказов, иногда даже видел их во сне. Он помнил их всех, плохих и хороших, как своих родных детей, но предложенная возможность увидеть их воочию, туманила голову, не давала сосредоточиться и осмыслить происходящее.
Юра же был спокоен, серьёзен, щёлкал по клавиатуре, угукал, хмыкал и никаких признаков озабоченности не выказывал.
- Я подышу на балкончике пока, ладно, Юрик? - решил сделать себе тайм-аут Павел Петрович.
- Угу, подыши, дядя Паша, только недолго, начинать можно.
Павел Петрович вышел на балкон. Простиралась ночь. Небо было ясное, звёздное, очень далеко вспыхивали неяркие зарницы. У подъезда на скамейке, как обычно сидела парочка и ворковала.
- Опять не наши, - подумал Павел Петрович, - и чего всех сюда на скамейку тянет, как мёдом намазана?
Он глубоко вдохнул несколько раз, вышел в комнату и сказал:
- Вот, с Виолетты и начнём.
- С какого места?
- Она стоит за портьерой и смотрит на графа сзади. Гремит гром.
- Ладно. А следующая фигура?
- Так, пусть Синятьев уж и будет.
- Как скажете, уважаемый Павел Петрович! Смотрите.
На экране монитора были две фигурки в рост. Они поворачивались вокруг себя, делали шаги, беззвучно говорили.
- Похоже?
- Похоже..., - растерянно сказал Павел Петрович. Он узнал в них Виолетту и графа Синятьева. Они были точно такими, какими должны быть в повести.
- Теперь вот что, - твёрдо и крайне серьёзно сказал Юра. - Сядьте сюда, в кресло, диван пусть будет свободен, не удивляйтесь и не пугайтесь ничему, помните, что это сделали мы, мы же и сможем отключить это. Сел, дядя Паша? Начали.
-3-
Из коробок донёсся гул и усилился шелест воздуха. Юра прошептал:
- Пропустим даму вперёд. И приложил палец к губам, давая знак молчания. Павел Петрович напрягся и ждал, сам, не зная чего, и смотрел на диван. Слева от него, ближе к окну, воздух начал быстро сереть, становиться плотным по виду, появились очертания человеческой фигуры. Фигура быстро обретала мельчайшие детали, и Павел Петрович увидел женщину. Он не мог не узнать её, это была Виолетта!
Она была в дорожной одежде, как её одел он сам в повести, когда она стояла за портьерой. На ней была светло-серая шляпка с вуалью, длинное, до пола платье, более тёмного цвета, и, сверху его, короткая накидка с брошью. На руках были надеты тонкие шёлковые перчатки, в руках женщина держала небольшую сумочку.
Она была красива. Чёрные волосы и тёмная одежда оттеняли её несколько бледное лицо с родинкой на левой щеке. На вид ей было 22-24 года.
- Двадцать четыре, - вспомнил Павел Петрович. Несомненно, это была Виолетта.
Она медленно обвела взглядом вокруг себя, задержалась на Павле Петровиче, затем на Юре, поджала губы и спросила грудным голосом:
- Вы кто, господа, и где я?
Оба встали. Юра посмотрел на Павла Петровича и дёрнул подбородком, мол, давай, говори. Павел Петрович вытянулся во весь свой небольшой рост, Виолетта была выше его, покашлял в кулак и в сторону:
- Видите ли, мадам...
- Тогда уж, мадемуазель, - без жеманства поправила его Виолетта.
Павлу Петровичу стало неловко за свою ошибку, он-то наверняка знал, что она не замужем.
- Простите, Виолетта Львовна...
- Разве мы знакомы с вами, не припомню, - она вздёрнула бровь. - Напомните мне, кто и где представил мне вас, сударь?
- Видите ли..., - снова начал Павел Петрович.
Виолетта вновь остановила его: - Вы где наблюдаетесь, сударь?
- В каком смысле, наблюдаетесь?
- Вы у кого наблюдаетесь? В чьей клинике, Рубашкина или Петренко? У кого из этих психиатров?
- Что же вы говорите такое, каких ещё психиатров? - попробовал робко возмутиться Павел Петрович.
- Сударь, - Виолетта улыбнулась, - ваш костюм говорит именно об этом. Я видела такую одежду, когда была у господина Рубашкина, навещая одну из его больных.
Это была правда. Виолетта действительно навещала матушку Павла Синятьева в психиатрической лечебнице доктора Рубашкина. Она оказалась там после убийства своего мужа - графа Синятьева Ивана Терентьевича - отца Павла Ивановича, по просьбе его же, Павла. В городе было два известных психиатра - Рубашкин и Петренко, не уважающих друг друга и говоривших колкости друг другу при встречах.
- Коли вы знаете моё имя, напомните и мне своё, право, я не могу вас вспомнить.
Павел Петрович назвался и попросил разрешения у Виолетты быстро сбегать домой и переодеться.
- Вот видите, я была права, - негромко засмеялась Виолетта. - Непременно надо переодеться, разве можно быть в таком виде перед дамой! Но как же отпустить вас одного, вы сбежите, как сумели сбежать из больницы, это ваш сопровождающий? - она кивнула в сторону Юры.
- Виолетта Львовна, я совершенно здоров и не лечусь у психиатров, поверьте мне!
- взмолился Павел Петрович.- Я вернусь, я живу рядом, на площадке!
- У господина Рубашкина я встретилась с одним Наполеоном Буонапартом и когда ему сказала, что он - не Наполеон, представляете, он плакал, умолял и тоже просил ему верить. Он также просил меня, чтобы ему дали совсем маленькую площадку для Аустерлицкой битвы, он-де, возьмёт там реванш! А вы, стало быть, живёте на площадке, любопытно. Удобно ли вам там? Или там вы тоже желаете устроить какую-нибудь битву?
Разговаривая, Виолетта ходила по комнате, разглядывала вещи, трогала экзотические сувениры, но не выказывала признаков удивления.
- Назовитесь и вы, сударь, - предложила она Юре, остановившись возле него.
- Юра, - назвался он.
- Как? - воскликнула Виолетта. - Юра и всё? А ваше отчество, фамилия, кто вы, чем занимаетесь, где служите?
- Вообще-то, Вячеславович, но лучше - Юра, можно и - Юрик, не возражаю.
- Так интересно, вы такой забавный! – она засмеялась вслух. - Вы уверены, что Павел Петрович вернётся к нам?
- Обязательно вернётся и расскажет вам много интересного.
- Не сомневаюсь! У доктора Рубашкина, в лечебнице, столько интересных личностей! Вы представить не можете, вы ещё там не были? - Виолетта смеялась уже открыто, но, сдержавшись, сквозь смех, сказала. - Простите меня, Юра, я не хотела вас обидеть.
- Сущая чепуха, мелочи жизни, - сказал он.
Это вызвало новый приступ смеха у Виолетты. Она засмеялась, махнула рукой Павлу Петровичу: - Идите уже, не стойте истуканом, да не задерживайтесь на своей площадке!
Павел Петрович пошёл к себе. Дома он достал из холодильника компот, налил в чашку, уселся в кресло и стал обдумывать события.
Это надо же, его, автора этой самой Виолетки, она же и принимает за психбольного! Бред, да и только! Расскажи кому, засмеют. Конечно, он снабдил её решительными чертами характера, но не до такой же степени, не до оскорблений же самого автора! Автора? Она не знает об этом! Он ей выдаст всю правду, как она тогда попрыгает? Вот так-то! Персонаж! Возомнила о себе, как настоящая!
Павел Петрович надел тёмно-синий, в полоску, костюм-тройку, белую рубашку и бордовый галстук, подумал и спрыснул себя одеколоном. Всё-таки, надо с Юрой поговорить без Виолетты, решил он.
Дверь к Юре не была заперта. Павел Петрович тихонько приоткрыл её, но не входил, а прислушался. Был слышен разговор, приглушённый расстоянием, и женский смех.
- Смеются, - отметил Павел Петрович. – Вот, ведь Юрик, а?
Он нажал кнопку дверного звонка, услышал, как Юра сказал: - Я сейчас, посидите.
И отметил про себя, что они уже сидят там, на диване, что ли?
Вышел Юра. Павел Петрович прикрыл дверь и прошептал:
- Представляешь, какова! Что будем делать?
Юра ответил, что не он же придумал Виолетту и предложил Павлу Петровичу вести себя спокойно и решительно. Подумав, сказал, что не стоит говорить ей о том, откуда она взялась, ни про повесть, ни про него, Павла Петровича, как автора Виолетты.
- Вряд ли это ей понравится, мы не сможем предугадать её поведение, и разговора не получится. Пусть ты, дядя Паша, будешь писателем, но к ней никакого отношения не имеешь, ни-ни, ладно?
Павел Петрович согласился с выводами Юры, и они вошли в квартиру. Виолетта сидела на диване и, улыбаясь, смотрела на них.
- Теперь другое дело, - заметила она Павлу Петровичу, - но, всё же, ваш портной не хорош, вы у кого одеваетесь, у Симакова?
Павел Петрович пожал плечами.
- Нет, это, конечно же, Дутов! – воскликнула она. – Зачем же он, мерзавец, обрезал вам фалды и сшил такие брюки? Вы похожи теперь на подстреленную курицу! – захохотала она и замахала руками на Павла Петровича. – А амбре? Вы где покупали эту воду? Только Плоткин может продать такую дрянь! Вы похожи не просто на подстреленную курицу, а ещё искупавшуюся в капустном рассоле!
Виолетта безудержно смеялась. Павел Петрович, чувствовал, как начинает краснеть лицо и потеть лысина. Он еле сдерживался, чтобы не заорать на неё и чувствовал, как его мозг наливается тяжестью. Юра, сидевший по другую сторону Виолетты, моргал ему глазами и мимикой лица показывал, чтобы он сдерживался.
- Вот, зараза, какая ведь! – твердил про себя Павел Петрович и безуспешно пытался изобразить на своём лице что-то, вроде, улыбки.
Виолетта перестала хохотать и извинилась за смех.
- Но вы такой чудаковатый…, впрочем, у доктора…, - снова начала было говорить о болезненной, для Павла Петровича, теме, но поправилась. – Вы мне оба нравитесь! Такие славные и совершенно простые. Расскажите о себе, Павел Петрович.
Но, не дожидаясь его ответа, тут же, сама сообщила:
- Пока вы отсутствовали, мне Юра пояснил, что со мной произошло…
Павел Петрович вопросительно посмотрел на него, тот показал большой палец из-за спины Виолетты.
- Когда я этой ночью была в одном доме…
- Знаем, где ты была и зачем, - злорадно подумал Павел Петрович.
- Не подумайте ничего плохого, да, я была в чужом доме! – с вызовом заявила она. – У меня была там важная встреча с одним господином, почему вы так смотрите на меня, Павел Петрович?
- Я ничего, слушаю…, встреча с одним господином, - отвел взгляд Павел Петрович.
- Вот именно, я не успела встретиться с ним, как началась гроза, и ударил страшный гром. У меня даже заложило в ушах!
- Давай, ври дальше, - ухмылялся про себя Павел Петрович.
- Так, вот, как пояснил мне Юра, молния и сыграла шутку со мной. Природный магнетизм большой силы перенёс меня к вам, сюда. Что ж, я вполне верю этому объяснению. Вот, например, был случай. Как-то адвокат Брюнский был на свадьбе у дочери директора попечительского совета Вельского, изрядно надрался там, как полная скотина, его вывели в сад, чтобы он там протрезвел на свежем воздухе. Так ведь что? Он исчез. Излазили все кусты, весь дом и подвалы, но его нигде не было. Как потом он сам рассказывал, - она снизила голос до трагического шёпота, - он помнит, что ударил гром и всё, дальше - совершенная потеря памяти. Очнулся он уже наутро, за городом, в каком-то овраге. Говорили, что рядом с ним была сомнительная девица, кажется, из оперетки, он же сам заявлял, что это была пёстрая свинья. Вот такие бывают чудеса, господа.
- Виолетта…, - запнулся Юра, - Львовна всё верно изложила и когда закончится гроза, - он махнул рукой на балкон, - она вновь окажется там, откуда и появилась, не так ли, Павел Петрович?
- Так, так, - кивнул Павел Петрович, соображая, что с этой Виолеттой не соскучишься, не даст никому раскрыть рот и ставит себя в центр внимания, словно дама из общества, а не придуманная им фигура, но какова же, зараза! Откуда в ней столько цинизма, ехидства и легкомыслия или это только маска? Разве он, автор, такой описал её в повести? Надо бы побеседовать всё-таки, пока она здесь, узнать её привычки, интересы, её взгляды на общество того времени, общественную жизнь, жизненные планы и некоторые подробности отношений с Синятьевым.
- Виолетта Львовна, вы что любите? – спросил Павел Петрович, понимая, что хотел совсем не так начать разговор.
- Я люблю шампанское, - не задумываясь, ответила Виолетта. – Прикажите подать. И фрукты.
Павел Петрович осёкся и виновато посмотрел на Юру. Тот же, не смутившись, встал с дивана и пошёл на кухню.
- Посидите, я приготовлю, - донеслось оттуда. Вскоре вышел с бутылкой шампанского и с фруктами на вазе. Стал сервировать стол на троих.
- Почему вы сами всё делаете, где ваша прислуга? – удивилась Виолетта.
- Я отпустил всех до завтра, - не моргнув глазом, ответил Юра.
- Мне очень приятно, что вы ухаживаете за нами! Позвольте, я сама помогу вам.
Разлили шампанское. Виолетта смотрела на поднимающиеся пузырьки в хрустальном бокале, улыбалась и, подняв бокал, предложила тост: - За любовь, господа!
- За любовь! - в голос сказали её новые знакомые. Зазвенел, встретившись, хрусталь.
Удивительная ночь не обещала своего скорого окончания. Яркие, жёлтые звёзды смотрели сквозь тёмное, не зашторенное окно, неся на далёкую от них планету, свой загадочный, мистический свет.
-4-
- Расскажите о себе, Павел Петрович, - вновь предложила Виолетта между бокалами шампанского.
Павел Петрович не спешил отвечать, зная, что она тут же перебьёт его каким-нибудь сообщением.
- Что же вы молчите, это невежливо, вы манкируете мной!
Делать было нечего, тем более, Юра тоже вмешался:
- Давай, Павел Петрович, излагай про себя.
Виолетта засмеялась и, шутя, ударила Юру по руке: - Не смешите меня, помолчите.
- Я…, - начал Павел Петрович, - писатель…
- Писатель? Как интересно! Продолжайте, пожалуйста, о чём вы пишете? Романы, пожалуй? Ваша фамилия, псевдоним? Наверняка, я читала вас.
- Моя фамилия Бельцев…
- Бельцев? Да, да, знакомая фамилия! Определённо я слышала о вас, что вы написали?
Юра что-то пытался сообщить Павлу Петровичу одними губами, но тот не понимал его. А, не говорить о происхождении Виолетты! Да, он помнил о договорённости.
- Я пишу детективные сюжеты, об убийствах, преступлениях, расследованиях…
Павел Петрович назвал пару-тройку своих повестей. Виолетта сидела и внимательно смотрела на собеседника. Её глаза были слегка сощурены.
- Об убийствах, вы сказали? О каких убийствах? Кто вам об этом рассказывает?
- Видите ли, уважаемая Виолетта Львовна, писатели не всегда используют только документальный материал. Применяются и художественный домысел, и вымышленные герои…
- Так, да, да, конечно…, - она пригубила из бокала. Её взгляд становился жёстким. – Вы не можете сами придумать всё убийство! Об этом вы должны у кого-то узнать, а, коли вам потребуются несущественные и второстепенные детали, тогда и домысливать их, не так ли?
- В общем, верно, но и убийство можно придумать полностью, во всех деталях.
- Я не верю вам! Вы не сможете придумать мысли человека, идущего на убийство, вы не можете знать, что им движет в каждый миг, о чём он думает и переживает, это может знать только сам человек, отважившийся на столь тяжкий поступок…
Виолетта резко замолчала и вскочила из-за стола, зазвенело разбитое стекло.
- Я узнала вас! – вскричала она. - Это же вы, Бельцев, пишете свои безобразные пасквили на добропорядочных людей в «Ведомостях»! Бельцев! Конечно, как я не догадалась сразу! Вы даже не скрываете своё имя, подписываясь им же!
Дело принимало крутой оборот. Действительно, по произведению, герой Павла Петровича иногда пописывал некоторые колкости в местных «Ведомостях». Он писал фельетоны о содержателе постоялого двора, о пьянице - судье Замыскине и ещё о некоторых гражданах. Редакция газеты относилась к этому положительно, материал печатался. Кроме того, это давало хоть мизерную, но всё же, прибавку к скромной пенсии герою повести - писателю Бельцеву.
- А как вы попали сюда! – кричала Виолетта, обходя стол и направляясь к Павлу Петровичу. Её рука открывала застёжку сумки.
- Что вас так возмутило! – тоже стал поднимать голос Павел Петрович. – Я что, кого-то убил, зарезал? Почему вы ненавидите меня, я ничего плохого вам не сделал, отойдите от меня, сядьте, сядьте!
Юра суетился между ними, отталкивал Павла Петровича и усаживал Виолетту. Он налил ей в бокал вина, просил не волноваться и успокоиться. Рука Виолетты дрожала, расплёскивая щампанское. Павел Петрович лихорадочно соображал, почему она так сильно разволновалась, узнав в нём писателя Бельцева, но не мог понять этого.
- Щелкопёр, марака! - шипела Виолетта, обнаруживая знакомство с классиком. Она сидела, откинувшись, тяжело дышала, её грудь высоко вздымалась. Рядом с ней сел Юра и что-то говорил ей на ухо.
- Вы уверены? – спрашивала она.
- Абсолютно уверен, - бодро говорил Юра. - Павел Петрович, подтвердите, что вы не писали в «Ведомостях» о смерти Ивана Тереньевича Синятьева!
- Не писал, - буркнул напуганный и настороженный Павел Петрович. – Зачем мне писать о смерти приличного человека. Никогда не писал. Спросите хоть у его сына, он знает, кто писал о самоубийстве.
- Кто? – спросила Виолетта, но уже не так громко.
Павел Петрович, на самом деле, не помнил, печаталось ли что-то о смерти старшего Синятьева, но повторения приступа гнева Виолетты он не желал.
- Как вы оказались здесь?
- Также, как и вы, посредством природного магнетизма, - ответил Павел Петрович, не сколько подыгрывая ей, но несколько ощущая себя уже другим Павлом Петровичем, из повести. Пенсионером и писателем, жившим в собственном небольшом и небогатом доме, без прислуги, в конце Плотницкого переулка. Произошедшая сцена, видно, как-то повлияла на его сознание, и он поймал себя на мысли о своём некотором раздвоении.
- Ничего, воображение разыгралось, - успокоил он себя. Но всё же, с небольшим удивлением для себя, пытался вспомнить (!), что он делал в том небольшом доме перед тем, как попасть в эту квартиру.
- За столом писал, как всегда, - отметил для себя.
Виолетта сидела на диване, резала ножом яблоко на дольки, откусывала небольшие кусочки, наблюдая, как Юра щёлкает по клавиатуре. Она подошла к нему и с любопытством стала разглядывать экран.
- Это "волшебный фонарь" с картинками?
- Вроде того.
- Очень интересно, всё яркое, цветное, это чьё изобретение, французов?
- Не совсем, американцев, пожалуй.
- Смотрите-ка, никогда не слышала, чтобы они изобрели что-нибудь, кроме Колумба.
- Вы находите? А, впрочем, всё остальное будет позже..., а пока, Виолетта Львовна, встречайте, к нам спешит граф Павел Иванович Синятьев собственной персоной!
- Как граф? И он здесь? Где же он, почему вы молчали прежде? - Виолетта начала выказывать признаки волнения.
Павел Петрович, сидя в кресле, искоса наблюдал за ней и за тем местом, где появилась она. - Что-то ты сейчас скажешь, красотка...
Виолетта обернулась на возглас, раздавшийся за её спиной, и обомлела - она увидела Павла Ивановича. Высокого, с непослушными кудрями на лбу, в одной белой сорочке с кружевными манжетами и небрежно расстёгнутым воротом, в бежевых брюках, заправленными в мягкие сапоги с отворотами.
- Ах, - только-то и сказала она.
Синятьев, не обращая внимания на окружающих, бросился к ней с неподдельной радостью и стал целовать руки, приговаривая:
- Виолетта Львовна, душенька моя, как я рад видеть вас!
Виолетта же, несколько отворачивала голову в сторону и тихо говорила:
- Довольно, Павел Иванович, будет, неловко при посторонних...
Павел Петрович смотрел на графа, отмечая в нём нежность к Виолетте. Этого не было в повести перед роковой развязкой. Там граф был несколько иной.
Граф Синятьев огляделся. Вид его не показывал смущения перед незнакомой обстановкой и людьми. Он был силён и уверен в себе.
- Виолетта Львовна, голубушка, представьте своих друзей, буду рад познакомиться с ними.
Она представила графу Юру, улыбнувшись, и Павла Петровича, но скованно и быстро.
Синятьев крепко пожимал всем руки и говорил:
- Безумно рад, господа, безумно рад!
- Вас ничего не удивляет, граф? Вы даже не спросите, как и где вы оказались?
- Голубушка Виолетта Львовна, какая мне разница, как и где я оказался, хоть у чёрта на рогах, лишь бы быть с вами рядом! После, всё после. О, господа, я вижу, стол, шампанское! Но жаль, уже закончилось, вижу. Надо кого-то отправить в ресторан, да и водочки не помешало бы, верно, господа, да закуски какой? Проголодался, ливень, что ли навеял аппетит, эй, человек! - зычно крикнул он в дверь.
- Павел Иванович, прислуги нет, я сам всё приготовлю, - сказал Юра.
- Что ж, буду безмерно рад, сочтёмся.
Юра с Павлом Петровичем вышли на кухню и занялись приготовлением ужина.
- Юрик, что творится с Виолеттой, на меня смотрит зверем, что я ей сделал? Что дальше-то, Юрик, ничего не понимаю уже.
- Не беспокойся, дядя Паша, держи нервы в кулаке и не нарывайся на Виолетту.
- Я разве нарываюсь! - чуть не закричал Павел Петрович. - Невзлюбила и всё тут.
- Ладно, режь лук, труден путь писателя, теперь понимаю. Вот, салатницы здесь, в шкафу. Накормим людей, гости же, а там посмотрим, когда отключить всё, посмотрим, по обстановке. Потом кто-нибудь ещё нужен тебе?
- Не знаю, Юрик, вряд ли, мне Виолетка все нервы вымотала. Это её надо укокошить, а не графа, стерва, да и только.
За негромким разговором ужин на скорую руку был приготовлен, очистили стол, расставили приборы, закуски, шампанское и водку.
- Вот это дело, господа, можно и вспрыснуть знакомство, - басил Синятьев, помогая раскладывать закуски и наполнять рюмки и бокалы.
- За что пьём, господа?
- За любовь! - встал Юра.
Синятьев прослезился: - Дай, я тебя расцелую, дорогой мой человек!
Обошёл стол и облобызал Юру. С появлением графа стало шумно и весело, хоть и казалось, что стало меньше места в комнате. Он вставал за столом, чокался со всеми, говорил, что любит всех и целовал Виолетте руки. Она отстранялась, просила его сесть на место, граф садился, но ненадолго.
Гитары не оказалось, когда графу захотелось спеть.
- Ничего, мы и без музыки можем, - говорил он. Начинал петь густым баритоном и просил Виолетту поддержать его. Она подпевала. Это был очень неплохой дуэт. У Павла Петровича поднялось настроение, он тоже подмурлыкивал, как мог.
Виолетта почти не ела и не пила. Синятьев же делал это с удовольствием, обнимал и целовал новых знакомых и говорил, что давно не имел такого аппетита.
Ночь не кончалась.
Юра беседовал с Синятьевым и Виолеттой. Павел Петрович же сидел тихо, словно его не было, и думал, наблюдая за гостями. Он видел неподдельно-нежное отношение графа к Виолетте. Она вела себя скромно, но Павел Петрович видел, как загораются её глаза, когда Синятьев находился рядом. Павел Петрович уже плохо понимал, за что она должна была застрелить графа. Такой открытый человек, как граф, не мог быть подлецом ни по отношению к ней, ни к кому другому. Он был совершенно искренен, как ребёнок. Большой и сильный, но, всё же, ребёнок. Есть ли вообще причина для его убийства? Почему она должна убить его? Смешно было сказать, но писатель, выдумавший эти персонажи, не мог вспомнить этого! Что дальше делать с повестью?
Графа ему было определённо жаль. Сказать им? Нет, неизвестно, что произойдёт.
Ночь продолжалась.
-5-
- Павел Иванович, вы не знаете, кто написал статью в "Ведомостях" о гибели вашего батюшки? - спросила Виолетта.
- Право не помню, прощелыга какой-то, писака, - ответил граф.
Павел Петрович насторожился. Виолетте что-то неймётся, зачем это ей? Что за статья в газете?
- Вспомните, Павел Иванович, я настаиваю.
- Ну, что вы, голубушка, дело прошлое, отца не вернуть...
- А доброе имя, граф? Ужели вам всё - равно? К чему были нужны эти сплошь лживые описания?
- Это верно, Виолетта Львовна. У меня было такое горе, а тут газетёнку в нос тычут, папенька, мол, - самоубийца, а ему, в восемьдесят три лета, зачем такой грех брать на душу. Матушка после и слегла... Да, и доказали же, что он был убит выстрелом, зачем ему стреляться самому-то было? Никак невозможно. Добрый был отец, царство ему небесное.
Синятьев перекрестился на угол комнаты. Рассмотрел там чёрные деревянные фигурки на полках и плюнул через плечо:
- Тьфу, ты, черти, что ли?
- Вспоминайте, Павел Иванович, - настаивала Виолетта и недобро смотрела на Павла Петровича. Тот съёжился, хотел было сказать что-то, но только встал возле компьютера и смотрел на столбики цифр, бегущих на экране монитора.
- Как-то запамятовал..., Белкин, никак, будет, не помню, душенька. Ну, его к чертям собачьим, беса этого!
- Зато я знаю, как его фамилия, - Виолетта встала, обошла стол, не отрывая взгляда от Павла Петровича.
- Вы что, Виолетта Львовна, что вы хотите сказать, что это я..., - залепетал Павел Иванович.
- Да, я хочу сказать, что фамилия эта - Бельцев!
- А ведь, верно, Бельцев и есть! - удивлённо привстал Синятьев, - Что с вами, Виолетта Львовна, - закричал он тут же, - оставьте это, оставьте!
Всё произошло в считанное мгновенье. Юра, стоявший в дверях балкона, лишь успел обернуться, граф вскочил, но под ним упал стул и он стал поднимать его, Павел Петрович машинально закрылся руками и успел только присесть около серых коробок, Виолетта достала из сумочки револьвер и два раза выстрелила в Павла Петровича.
Падая, он успел вспомнить, что это он - Бельцев Павел Петрович, мещанин, написал статью в городскую газету "Ведомости" о самоубийстве графа Ивана Тереньевича Синятьева издевательским тоном, смакуя подробности смерти. Хотя это была только первоначальная, поверхностная версия. Позже, всё же, было доказано, что граф был застрелен. Самоубийство было ловко инсценировано кем-то, но настоящий убийца не был найден. По некоторым признакам предполагалось, что это была женщина, но граф был слишком стар, чтобы иметь любовниц. Истинная же причина убийства так и не была выяснена.
У Павла Петровича были причины хоть так, хоть после смерти, отомстить старому графу за то, что он велел высечь его, маленького Пашку, много лет назад, за кражу яблок в графском саду. Павел Петрович нёс эту обиду всю жизнь. Отец его, маленький человечишка, боявшийся всех, не посмел бы пикнуть и заступиться даже словом. И всегда ломал шапку, когда видел графский выезд. Павла Петровича глодала обида, но Синятьевы были высоко, а у Павла Петровича были коротки руки, чтобы дотянуться до графа. Это была его крохотная, но грязная месть.
… Перед тем, как упасть, он увидел два круглых отверстия на одной из серых коробок, успел подумать: - Пуля.
И впал в небытие.
… За окном посерело, чуть-чуть забрезжил рассвет.
-6-
Павел Петрович встал с пола и сел на стул. Перед глазами были исчезающие жёлтые вспышки. Он покрутил головой:
- Эка, заснул за столом и свалился на пол. Однако ж, записался нынче, никак поспать?
Он посмотрел на разобранную постель, на стол, сукно которого было заляпано чернилами и свечными пятнами, на исписанные листы бумаги, разбросанные на столе и возле него. На столе стоял письменный прибор, стакан с бледным недопитым чаем и две оплывшие свечи, одна из них растекалась по блюдцу, трещала и готова была погаснуть. Он задул свечу.
- Что тут спать, скоро развиднеется..., вздуть самовар, что ли…
Распахнул со скрипом створки окна. За низким окном была темень и чёрные кусты. Лил дождь. Подышал сырым воздухом. Громыхнуло. Перекрестился в окно:
- Царица небесная…
В голове возникали отрывочные туманные картины: чужой дом, люди…
Павел Петрович вновь крутил головой, отбрасывая остатки видений.
- Вишь, ты, петрушка какая…. Вот, ведь, свалился впрямь, неловок, братец…
-7-
В дверь позвонили. Юра открыл дверь, пришла Алина - его подруга.
- Юрик, ты что, не готов? – с удивлением спросила она.
- Куда не готов? – недоумённо ответил он, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
- Забыл? Мы же договаривались, поедем на турбазу в субботу! Ну, что ты, Юрик? Сегодня суббота.
Точно, суббота, вспомнил он о намечаемой поездке. – Сколько времени?
- Восемь, Юрик, как договаривались.
Они вошли в комнату. Девушка всплеснула руками:
- Да, ты всю ночь куролесил с кем-то! Кто это был? Погуляли неплохо, вижу, весь стол заставлен!
Она посмотрела на пустые бутылки:
- Шампанское, водка! Что это такое, Юрик? Здесь была женщина?
- Была, была, потом, всё потом, - усаживал он девушку. – Посиди, помолчи, некогда мне на турбазу, несчастье у меня. Хочешь - прибери, нет - пусть стоит, - махнул рукой на стол.
- Он будет гулять с кем-то, а мне - прибирай! Послышались капризные нотки.
- Не хочешь, не надо, только не мешай, помолчи.
Он сидел за компьютером и быстро писал какой-то текст. Девушка разгуливала по комнате.
- Что это? - услышал он за спиной её удивлённый голос. – «… качнулась тяжёлая бархатная портьера, из-за неё показался край женской шляпки, а затем - бледное лицо Виолетты. Было тихо, в открытое окно…», Юра, что это? Ты что пишешь, Юрочка?
- Я сказал! – едва ли не угрожающим тоном ответил Юра.
- Ладно, я займусь приборкой, - отошла девушка и стала собирать со стола.
На кухне шумела вода из-под крана, слышался стук тарелок и бокалов. Девушка тихо напевала и мыла посуду. В комнате стоял нескончаемый стук по клавиатуре.
- Павел Петрович, дорогой, подожди немного…, блоки Мишка сейчас привезёт, всё сделаем, Павел Петрович…, мне повесть твою надо поправить... А-а-а…, ничего не получается! Мне же надо про тебя там исправить…. Да, что это такое! Я не могу, оказывается, написать что-то путное, технарь хренов!
Юра начал кричать вслух. Из-за двери показалось лицо девушки, она посмотрела на ругающегося Юру и, молча, скрылась. Стук по клавиатуре не прекращался.
- Павел Петрович, она же к тебе сейчас пойдёт, помнишь ведь, сам писал про это! Подожди, Павел Петрович, поберегись, а лучше убегай из дома! Виолетта уже знает, что ты видел её, когда она выходила из графского дома! Боже мой, не получается, как же вы это всё ловко пишите! У меня – криво, косо…
Вновь зазвенел дверной звонок.
- Мишка! – закричал Юра и бросился к двери. Они вместе занесли тяжёлые серые коробки в комнату.
- Миш, подключай, запустим, как получилось, сейчас, сейчас, Миш. Соседа надо вытащить, пока его Виолетка не застрелила. Быстрей, только быстрей!
- Какая Виолетка?
- О, не приведи Бог никому с ней познакомиться! Убила старого графа, наверно, уже застрелила молодого графа, а скоро к соседу моему пойдёт с револьвером.
- Зачем она их застрелила?
- Не знаю, Миш, сосед не дописал… Красивая, но страшная женщина. Миш, готово? Включаем.