Сны Марии
Снится ей, будто ждёт она кого-то. Кто её то через реку бурную переводит, то на балу за талию держит и они в вальсе. “ Я пригласить хочу на танец Вас, и только Вас! И не случайно этот танец –…” Он высок и строен и голову склонил и улыбается ЕЙ, ЕЁ глазам.
Грезит она и днём, и ночью. Днём - в школе, девчонки визжат, хихикают, а она – вся в себе. Ночью – на думочке с розочками (с первого класса всё у неё - крестики, козелки, гладь, потом уж – мережка, ришелье). Иногда придёт из школы, в комнатке чисто, бело, мама на работе, тихо, только ходики тикают, сядет на стул, опять размечтается, а о чём и сама не знает...
Мечтала, мечтала – он и явился. Не красив, не высок, на балы не ходит, не танцует, но недосягаем, говорят о нём, да она и сама это знает, чувствует и глаза у него – умные.
Вот судьба и повернулась.
- Да или нет? Завтра в поход выступаем.
- Раз, два, раз, два, правой, правой!
- Здравия желаю, Ваше высокоблагородие!
Нет, нет, он не Скалозуб. Он – офицер!
А когда дома один - за пластинки – “ Я люблю Вас, Я люблю Вас, Ольга” или “Полна, полна чудес”, но это когда Марии дома не было, чтобы у неё голова не разболелась.
Когда на обед приходил – ноги в сапогах на её подушечку, пока сапоги снимать станешь, да портянки разматывать, весь обед кончится.
А вечером у него опять своё: то политика, то формулы.
И дети у них…ХОРОШО! БЫЛО!
А потом как-то всё замелькало, мелькает страничками, картиночками, между страничками иногда какой-нибудь цветок – василёк, незабудка. Под цвет ЕЁ глаз. Сама-то она красавицей не была, а вот глаза – небом нашим, неярким, а оттуда – свет.
Потом между страничками и цветов попадаться не стало, а какие-то следы – то ли от каких-нибудь капель, то ли от слёз.
Скучно стало Марии. Сидит у телевизора, ножки на ковре, рядом – тумбочка с лекарствами, а что не так, пожалуйста, вам больничка, какая-никакая, у нас тут не Зарязань.
- Если надо, и в реанимацию положим, да Вы не волнуйтесь, всё хорошо будет. Только понимаете, два века никто не живёт.
А Мария и сама уже в жизни разбираться начала, насмотрелась и на мать, и на свекровь, всё понимала, удивлялась только: иногда по ночам начала свои детские сны видеть, незабытые, как будто мечтает она о чём-то.
Однажды утром вошла в палату сестричка, беленькая такая, хорошенькая и говорит:
- Петрова, Вам укол.
Мария подумала, что это ей, и вздрогнула. Но вдруг вспомнила, что это не она, она давно под другой фамилией живёт, мужниной, и имя у неё давно правильное, а не её детское – Маняка, - и так ей смешно было услышать свою девичью фамилию, здесь, под этими доисторическими сводами, что не удержалась и рассмеялась громко, на всю палату. Только смех этот был невесёлый…Кто его услышал – переглянулся, женщина у окна, которая ей вчера суп в рот вливала, всю рубашку замочила, обмякла и стала смотреть в окно, сестричка, молоденькая ещё, сразу в коридор вышла…
После обхода Марию перевели в реанимацию…Там ей тоже сначала сны снились, то шар как будто крутится и всё быстрее, быстрее, а она к этому шару как привязанная и никак вырваться не может, то голос чей-то…