Рассказ Гагра

Владимир Флеккель
                Гагра

     Последний поворот, и передо мной внизу открывается знакомая панорама города, одного из красивейших мест на этой планете. Длинный спуск, въезд на Жоэкварскую площадь, традиционный гудок (я приехал!) и конец пути у знакомого дома Зинаиды Лаврентьевны Нацваловой, женщины, которую любил, и встречи с которой ждал. В этом доме я останавливался много раз, в нем все было знакомо, и чувствовал себя, заходя в «свою» комнату, так, будто приехал домой.
     На крыльце встречала хозяйка, рядом с которой всегда стояла маленькая и очаровательная Этери, правнучка Зинаиды Лаврентьевны. Они жили вместе. Судьба жестоко распорядилась жизнями почти всех родственников, стоящих между прабабушкой и правнучкой, старушка воспитывала и растила малышку одна. Последний раз я жил здесь несколько лет назад, поэтому та метаморфоза, превратившая маленького птенца в прекрасную птицу, поразила и порадовала. Высокая и красивая девушка стояла на крыльце рядом с хозяйкой, встречая меня.
     А дальше было вино, хачапури и бесконечные разговоры до полуночи. На душе было хорошо и радостно от встречи и взаимного общения. С Этери вместе решили провести на следующий день первый розыгрыш на мужском пляже, дабы стразу поднять мой рейтинг.
     Наша компания приезжала в Гагру каждый год в одно и то же время, чтобы на медицинском пляже поиграть в картишки в приятном обществе. Поэтому при первом появлении там тебя встречали все те же лица, с которыми расстался год или несколько лет назад. Приветствия, короткие объятия и, милости просим, к игральному лежаку.
     Обитатели женской половины пляжа никогда не ходили вокруг, а шли прямо через мужскую территорию, не обращая никакого внимания на нас, сидящих за «ломберными столами» в разной степени раздетости. Да если быть до конца честным, там смотреть и не было на что. Мужики же, свободные от «вахты», вели себя достойно, то есть провожали глазами особ противоположного пола.
     Могу себе представить, как приоткрылись и долго не закрывались рты, когда на пляже появилась Этери, молодая, красивая и стройная в очень красивом купальнике, подчеркивающем все ее достоинства. Она подошла ко мне сзади, положила руки на плечи, наклонилась к самому лицу, и все услышали красивое грудное контральто:
   - Володенька, ну как ты мог, появиться здесь и не зайти ко мне. Господи, как же я тебя ждала. Здравствуй, мой дорогой,- поцелуй и объятия, более пролонгированные, нежели при встрече с приятелями. Я попытался что-то сказать в свое оправдание, но Этери прервала:
   - Все объяснения, извинения и доказательства твоего прежнего отношения ко мне не здесь, а у меня дома сегодня вечером. Придешь?
   -Придет, придет, не сомневайтесь,- наперебой заорали мои «сопляжники».
   -Я буду ждать. До вечера, дорогой,- и Этери, очень по-женски покачивая бедрами, царственно удалилась.
     Что тут началось! Какое я имел право скрывать от всех такую девочку! Почему мы ежедневно ходим ужинать, никем не украшая стол? И вообще, было предложено лишить меня права монопольного обладания таким сокровищем. Я что-то мычал в ответ, но не мог сказать, что она еще ребенок, живущий на попечении прабабушки, и ни за какие коврижки та не позволит проводить время своей любимице в ресторанах с мало знакомыми мужиками, даже под моим патронажем. Но пару раз я доставлял удовольствие своим приятелям возможностью поухаживать за Этери и побаловать ее.
     Ужинали, как правило, в одном из многочисленных ресторанчиков, где за все время, проведенное в Гагре в течение многих лет, мы оставили такое количество денег, что любой мало-мальски уважающий себя хозяин заведения обязан был, на мой взгляд, остаток нашей жизни кормить бесплатно. Однако все официанты, которые нас знали так же хорошо, как своих ближайших родственников, с заслуживающей уважения и другого применения настойчивостью продолжали заниматься любимым хобби – безбожно обсчитывать. Ребята они были простые, поэтому совершенно не смущались, когда им бесцеремонно указывали на их « случайные промахи».
     После ужина мы всей компанией ходили по прекрасному Гагринскому парку и набережной, изредка присаживаясь в каком-нибудь кафе посмаковать кофе по-турецки. Должен признаться, что для нас Гагра заканчивалась Колоннадой. Что было за ней, никого не интересовало (исключение составляли рынок и вокзал), поэтому в наших разговорах слово «Гагра», однозначно, означало пространство между санаторием «Кавкассиони» и Колоннадой.
     Наша компания представляла собой срез общества, изучение которого, без сомнения, представило бы определенный интерес любому социологу. Академик и безграмотный портной, солист Большого Театра с мировым именем и начисто лишенный слуха спортсмен, звезда первой величины в научном мире, профессор и неизвестный никому пилот Ан-2,- их всех объединяла страсть к карточным баталиям, любовь к юмору и приколам.   Некоторые выражения, родившись на пляже, потом плотно вышли в наш лексикон. Чтоб не быть голословным, приведу маленький пример.
     Двое уже пожилых друзей при следовании с вещами из машины в дом представляли собой очень колоритную пару. Один из них покрупнее и пополнее с цветущим лицом шел впереди налегке. За ним следовал его друг ростом пониже и потоньше, неся свои и чужие чемоданы. Алик всю жизнь прихварывал, ему нельзя было нагружаться.
     Однажды, сидя на пляже и играя с худеньким в карты, я увидел такую картину. От «Кавкассиони» шла молодая женщина с огненно рыжими волосами, у которой все было при ней, а далее следовал Алик, втянув живот и неся, играючи, по тяжелейшему лежаку в каждой руке. Обратив внимание его приятеля на эту пастораль, услышал:
   - Алик, это как же понимать? (В переводе - я всю жизнь ношу твои чемоданы, а ты, оказывается, это можешь делать сам?)
   - Димочка, но ведь здесь же работают совсем другие группы мышц! (Блестяще, в переводе не нуждается).
     Один из приколов вышел боком моему приятелю киевлянину Мишке, крупному специалисту в области электронных прицелов.
     Есть такая игра, идеальное развлечение для олигофренов в стадии легкой дебильности,- один человек зажимает в кулаке любую купюру, а второй должен назвать одну, две или шесть цифр из ее семизначного номера, причем не угадывать эти цифры, а только назвать их место в ряду. К примеру - вторая, третья и седьмая. Банкомет, открывает купюру и считает сумму цифр, находящихся на второй, третьей и седьмой позициях, десятки отбрасываются, единицы - в игре. То же самое проделывается с оставшимися четырьмя цифрами. Побеждает тот, чья сумма единиц больше. О ставках договариваются заранее. Простенько и со вкусом. В эту игру моя компания играла на посошок, будучи слегка подшофе, перед расставанием на ночь.
     Мишка к этой игре готовился всю зиму, собирая и выкупая по всему Киеву любые купюры, номера которых состояли только из нолей и единиц. Не буду утомлять объяснениями, поверьте мне на слово, вероятность победы в таком сражении у банкомета вырастает в несколько раз. Как-то вечером в Гагре кто-то предложил Мишке сыграть. Мишка согласился и несколько раз проиграл, банкометом все время был его оппонент.
     Проигрыш для игрока - все равно, что сердечный приступ, надо срочно принять нитропрепарат, чтобы снять боль. Мишка полез в карман, достал давно приготовленную для прикола заветную денежку и предложил партнеру назвать цифры. Столько раз, сколько банковал Мишка, столько раз он выигрывал. Все это сопровождалось соответствующими репликами о классе проигрывающего. Тот бледнел и краснел, но ничего сделать не мог, все было честно и чисто. Но в один момент Мишка допустил ошибку.
     По правилам, повторно использовать одну и ту же купюру в игре с одним и тем же соперником нельзя, а Мишка по ошибке вытащил уже использованную и «зарядил» ее снова. Если бы против него играл я или вы, то мы бы ничего не заметили, и номер бы благополучно прошел, но, на его несчастье, против него выступал тоже игрок с очень хорошей зрительной памятью, который тотчас же уличил его в мошенничестве. И не просто в мошенничестве, а в мошенничестве среди своих.
     Наутро вердиктом Ареопага (был у нас такой выборный орган, решающий все спорные вопросы нашего бытия) за нарушение святых законов братства Мишка был исключен из числа допущенных к игре до конца отпуска. Деньги, выигранные им, хозяину не возвращались,- нечего ушами хлопать, раз схавал, значит схавал! Оставшиеся две недели Мишка сидел у меня за спиной так же, как раньше иногда сидел я, пытаясь постичь секреты его карточного мастерства, и во время обеда терпеливо растолковывал, какие ошибки и почему я допустил. Он был блестящим игроком и выступал в Высшей лиге, играя по заоблачным ставкам. 
     Неплохо он разбирался и в ипподромных делах. Там он оставлял все, что выигрывал за карточным столом, говоря, что руководству Киевского ипподрома совершенно не надо заботиться о средствах для питания лошадей,- этим с успехом занимается он.
     Однажды, направляясь на машине на юг, мы сделали остановку в Киеве, были на ипподроме, и я не поленился переписать в программку результаты всех забегов и время победителей. Вторую такую же программку (только чистую) привез Мишке, уже отдыхающему в Гагре. Не видя соревнований, он проставил в ней победителей в каждом заезде и время так, как он предполагал. Количество совпадений был феноменальным. Мишка смеялся от души:
   - Так бывает всегда, когда я не делаю ставки.
     Многие люди, слушая мои рассказы о том времени, понимающе и сочувственно кивают головой, мол, что тут говорить, многие из нас в молодости совершали опрометчивые поступки, были людьми ветреными и несерьезными. Несчастные, они ничего не поняли. Я не собирался ни извиняться, ни каяться. Что касается серьезности, то двумя руками готов подписаться под мнением «того самого барона», что все в мире преступления совершаются людьми именно с таким выражением лица.
     Абсолютно серьезные люди превратили Гагру в прифронтовой город, и никто не может с уверенностью назвать время, когда люди несерьезные и ветреные снова смогут собраться, как в старь, вместе на городском медицинском пляже нашей «жемчужины у моря», чтоб «перекинуться в картишки».