Зима была суровой - морозы до 30оС с ветром и снегом. На работу приходилось бежать рано, до восхода Солнца. Тропинки часто были засыпаны снегом и еще не протоптаны народом. Я дышала через шарфик. И на нем сразу же появлялся иней, как и на волосах и ресницах.
В такие дни особенно жаль бездомных животных. У заводской проходной крутились несколько собак, а чуть подальше еще парочку. Видимо, передел территории соблюдался строго.
Мы не большие любители мясного, т.ч. угощений особых не находилось. Но поддержать животных в такой мороз хотелось. Поэтому мы брали кусочки хлеба, иногда намазывая их маргарином.
Черная маленькая собачка, худенький задохлик, нас уже узнавала издалека и неслась встречать, едва мы показывались из-за поворота. В иные дни мы ее не видели, но не спешили отдавать угощение другим, пока не выходили за границу ее территории.
Но в этот раз мы проспали. И угощения с собой на захватили. И надо же, чтобы в этот день наша чернушка нас поджидала. Увидев нас, она бросилась к нам с таким радостным визгом, что мне подумалось: она ждала нас как свою последнюю надежду. Но, увы! У нас не было ничего, чем мы могли ее порадовать. Так мы шли по дорожке, а она бегала вокруг нас. Чернушка бежала за нами, не отставая, а когда мы дошли по границы ее территории, она издала звук такого отчаяния и разочарования, что я до сих пор не могу прийти в себя, хотя и прошло несколько лет. В этом звуке были и боль, и обида, и все, что думала голодная доходяжка о нашем предательстве. Этот длинный и пронзительный звук повис в морозном воздухе пустынной улицы, как серая беспросветность тоски.
Больше мы нашу черненькую не стречали. Не простила нас она. Вот вам и собачка. Она нас и знать больше не захотела, а я ее забыть не могу.
А завод наш режут на металлолом.