Ранним и еще нежарким летним утром московский Пилигрим с чемоданом в руках шел к вокзалу. Причем не к одному, к трем сразу, тем, что на Комсомольской площади. Ехать он никуда не собирался почему-то через многие года захотелось вдохнуть духа этого сегодня отталкивающего, и в то же время, чем-то притягивающего к себе места.
Притягивало оно воспоминаниями детства. Два года из своих самых ранних лет пилигрим провел в огромном доме, окна которого выходили прямо на беспокойное рельсовое хозяйство вокзалов и депо метрополитена. Убегающие куда-то рельсы, бегающие по ним зеленые гусеницы поездов, перестук колес, гудки локомотивов- такие образы наполняли ежедневно немудреную детскую жизнь. Не случайно, наверное, в младшей группе детского сада, на естественный вопрос, кем ты хочешь быть, пилигрим ответил машинистом! Правда, пришлось стать пассажиром, но железная дорога еще долго вызывала похожие на романтические ощущения…
Московское Трехвокзалье удивительное место. Здесь, почти в самом центре Москвы, вдруг охватывает ощущение дальней дороги. Оно, почему-то не приходит, ни в аэропортах, ни на морских вокзалах, откуда и корабли и самолеты уходят подалее, чем скрипучий и обшарпанный состав назначением в город. Кукуев. Как оказываешься среди этого потока людей куда-то бегущих людей, чего-то с нетерпением ожидающих и …никуда не едущих, понимаешь, что все они уже не здесь, а там, в зовущих далях, куда уносят с вокзалов поезда, далях, где все лучше, чем здесь, хотя бы потому что иное. И, наконец, довершает полноту ощущений какой-то особый и стойкий запах железных колес и рельсов.
На выходе из метро на Комсомольскую площадь, пилигриму подумалось а ведь только в русском языке железнодорожная станция обозначается словом, мало связанным с делом прибытия-отправления поездов. Вокзал-Vauxallтак вроде назывался парк увеселительный в Лондоне, где будто бы пробежал по рельсам первый в мире паровоз. Правда, потом выяснилось, что паровоз проехал где-то в другом месте.. По другой версии, в Павловске под Петербургом, на первой в России железной дороге в качестве станции использовался “вокально-музыкальный” салон, который со временем превратился в лаконичный “воксал”, Так или иначе, но три дворца на московском Трехвокзалье, кажется, предназначены для чего-то большего, чем просто сойти с поезда, или выйти из него. Где-то даже пришлось прочитать, что на Николаевском вокзале были рестораны отделанные красным деревом и туалеты с каминами. Да и сейчас своей по российски шикарной до безвкусицы архитектурой и обилием точек питания различного пошиба, вокалы больше подходят для тех, кто хочет налопаться как следует и никуда не ехать, чем тех, кто бежит, тяжело вздыхая, с чемоданом по перрону. А может эти люди также как и пилигрим просто вдыхают аромат дальней дороги, так как по жизни практически никуда и никогда не ездят. Именно так и было в последние пятнадцать лет. Пилигрим жил на окраине, работал недалеко от дома, а если куда и выезжал, то только в подмосковную деревню с по дачному тихого и незаметного Рижского воказальчика.
Выйдя из метро, Пилигрим сразу же оказался стиснутым нескончаемы потоком людей, который потащил его мимо облепивших все свободное пространство торговых ларьков. В них чего только не былоодежда, парфюмерия, электроника фирмы Vitek, а в одной витрине с часами, был выставлен даже Rolex за 100 рублей. Вместо манящего вдаль и знакомого с детства запаха железных рельсов, пилигриму в нос ударил букет из мочи, пота и несвежего пережаренного мяса расходившегося из в изобилии представленных на привоказальной площади лотков с чебуреками, шаурмой и рядков туалетных кабин такого нежного голубого цвета. Что осталось прежнего от того Трехвокзалья, оставшегося в памятипамятник Ленину на площаде, или скорее “пятачке” между площадью и убегающей на восток Краснопрудной улицей. Когда-то, в далеком 67-ом, когда памятник только открылся, пилигрим тогда совсем обычный советский мальчик принес к его подножью маленький значок с кудрявым Володей Ульяновым, коих тогда было в изобилии тогда в каждом киоске. Не потому что очень любил дедушку Ленина, о котором ничего особеннно и не представлял кроме лица на портрете и монументах. Просто хотелось вместе со всеми почувствовать праздник, простой и всем понятный. Потому как это был день полувека Октябрьской революции, принесшей светлую и счастливую жизнь.
Теперь пилигрим увидел, что постамент, куда он умильно когда-то положил значок, был облеплен странными существами одетыми как попало и во что попало, но имевших одну общую черту- бронзово-коричневые и опухшие лица в которых уже давно незаметны половые различия. Пилигрим уже давно слышал острозвучное слово “,бомж” и знал, что оно прямо связано с романтичным для него Трехвокзальем, но никогда не видел этого, поскольку сам себя сделал невыездным за пределы московской области.
Пилигрим обошел вокруг Ярославского вокзала и обнаружил, что все романтическое Трехвокзалье облеплено людьми, которым ехать на самом деле некуда и не на что. Мужчинами, женщинами и детьми одинаково небрежно одетыми и грязными. Тогда, почти сорок лет назад из подобной публики на Трехвокзалье появлялись только неизвестно откуда появившиеся цветастые цыганки. Совершенно доподлинно было известно, что они крадут детей, и поэтому они вызывали самый настоящий страх, столь несвойственный для тогдашней лучезарной жизни.
Бомжи сидевшие, или безмятежно возлежавшие на каменном парапете подземного перехода слились в какой-то один грязновато-серый клубок, над которым витала непреходящая аура перегара. На этом общем фоне выделялась личность уже довольно пожилого бродяги Одетый в когда-то белую футболку и джинсы он сидел на подстеленной картонке, задрав штанину, показывая опухшую и нездорово красную левую ногу. Правой ноги не было. Рядом валялось два костыля, а на другой маленькой картонке, кажется крышке нот обувной коробки большими и корявыми буквами было честно написано:”
ПОДАЙТЕ НА ОПОХМЕЛ
Этот понятный призыв возымел действие- бродяге подавали весьма охотно. А нездешняя фигура Пилигрима, непонятно чего ожидающего вскоре привлекла внимание. Сначала подошел субтильный молодой человек и в лоб спросил:” Трахаться будем?” Не получив утвердительного ответа, он быстро исчез в привокзальной толпе. Следующим романтическим образом, представшим перед Пилигримом, стал истошный вопль из прохода между метро и Ленинградским вокзалом:” Держи его, стой, сука!. Оттуда вылетел тщедушный парнишка, что-то сжимая в кулаке. Это что-то через секунду оказалось деньгами, рассыпавшимися вокруг, причем в довольно крупных купюрах. За ним с необычной для своей комплекции резвостью бежал одетый в добротную джинсу детина с кожаной сумкой через плечо.. Детина было уже схватил парнишку, но тот извернулся и рассыпал деньги., cделав словно убегающий заяц неправдоподобно резкий зигзаг, и ткнулся носом прямо в стайку милиционеров томящихся от безделья между колоннами при входе в метро. После прошедшего здесь же короткого дознания выяснилось, что молодой человек в привокзальном обменнике выхватил из рук джинсового детины и пустился наутек
-Это он,су-ука, украл мои деньги раздался над Трехвокзальем слезно-сопливый вопль вора. Милицейская стайка вместе с вором и потерпевшим детиной отправилась в отделение составлять протокол, а Пилигрим вдруг почувствовал, что куда-то начинают исчезать красоты и привлекательность обычной привокзальной площади.
-Девушка не нужна!- к Пилигриму подплыло жирное существо, одетое в съехавшую набок черную и задранную кверху юбку. Устойчивый перегар, исходящий от существа никак не стимулировал гормональную реакцию Пять сотен. Здесь можно рядом. Не отходя от кассы…
-Девушки не нужны отчеканил пилигрим, а про себя подумал:” И где здесь девушки.. неужели. Это явление с фонарем под глазами девушка?
Существо также удалилось. Солнце уже светило из центра голубого неба, задевая своими лучами золоченые стрелки соседнего Рязанского вокзала и гребешки на шпиле Ярославского. За железнодорожным виадуком, отделяющим Трехвокзалье от Москвы в голубую высь похожие на фантастические звездолеты готовые взлететь, устремились высотки.
-Здорово ,да! раздалось над ухом у Пилигрима. Он дрогнул и дернулся, но чемодан, как оказалось, все еще стоял рядом.. Вместе с приличным на вид красиво седеющим мужчиной лет под пятьдесят в тонком летнем костюме и темных очках.. Судя по модному чемодану на колесиках и очень радостному тону голосу мужчина был кажется единственным из окружающей трехвокзальной публики, кто оказался в этом месте по прямому назначению, то есть приехал на поезде. Или уезжать собирался.
-Красота какая! Любуетесь? Приезжий, наверное?- мужчина методично выбрасывал вопрос за вопросом, не ожидая ответа. _Позвольте представиться Глухов Федор Петрович,. Журналист, живу под Питером. Тихвин, знаете?
Пилигрим едва открыл рот, чтобы представиться, но новый знакомый не дал прервать свой монолог!
- Вот, только что с поезда, в командировку приехал. Дали мне задание-фоторепортаж на тему “Москва-новый взгляд!
- Это что, о нашем элитстрое? – Пилигрим наконец смог вставить слово
- Не совсемответил ГлуховХотя и об этом тоже. Просто хочу найти ракурсы такие, чтобы и на старые московские сюжеты по новому взглянуть. Как еще никто до меня не смотрел. Сейчас вот в центр поеду.
-Идите пешком- посоветовал Пилигрим- Здесь на самом деле недалеко, я вот минут за двадцать пять дохожу до Садового кольца..
Он вдруг почувствовал, что забытый романтический дух вновь повеял над Трехвокзальем.
-Спасибо за совет, а то я всегда в метро нырял- сказал собеседник пилигрима- Хотя можно далеко и не ехать. Вот, например. там Вы что видите?.-он указал в сторону центра.
-Ну, высотки, их еще сталинскими именуют- ответил Пилигрим- Это, вот, Ленинградская гостиница, а дальше у Красных ворот министерская башня и шикарные квартиры.
- Вы как-то буднично о них говорите- сказал Глухов- А ведь это имеет фантастически символический смысл. Я всегда, как раньше приезжал в Москву, то эта площадь трех вокзалов для меня были входными воротами в какой-то фантастический мир. Мир прекрасного будущего. Эти высотки -они, как звездолеты, готовые унести прибывшего пассажира в другой мир, мир будущего, Москвы социалистической…
Эту последнюю фразу, от которой повеяло металлом соцпропаганды районной газеты, заглушил резкий вопль
- Сука, ты зачэм сотню спииздила- раздалось совсем рядом.
Проснувшийся опухший бомж, с остатками среднеазиатской внешности на лице. Только что проснулся, хлопал себя по карману и орал на стоящую рядом молодую белокурую девчонку в белом засаленном платьице и шлепанцах на босых ногах
- Су-ука, я, значит, денег намою, а ты их ****ишь, пока я сплю. Да..-он наотмашь ударил ее по лицу.
_Не брала я, в натуре.- взвизгнула девчонка- Ты тут дрыхал пока, то твой корефан Алеха-Акробат вокруг вертелся. А я токо пришла, он съебался сразу
-Да- глядя на эту шумную картину с иронией произнес Пилигрим- А теперь у нас что, ворота капиталистического города. За которыми тоже волшебный мир
- Можете считать это странным-с некоторой горечью в голосе проворил журналист из Тихвина- Но это так, это тоже прекрасно. Вот, посмотрите, опять на Москву. Это новый небоскреб видите? -он показал на палку ультрасовременного строящегося небоскреба рядом с гостиницей “Ленинградская”.
_ Вижу ответил Пилигрим- Ничего хорошего. Кстати, если вы теперь со смотровой площадки возле университета на Москву взгляните, то силуэта “Ленинградской” не увидите. Его это бревно загораживает.
- Но, зато, какой дух?-в голосе Глухова появилась какая-то дикторская восторженность- Все эти небоскребы, банки, офисы, буйство рекламы… Дух свободы, он захватывает. И я хочу показать, что все это тоже прекрасно и удивительно…
-Думаю, что одной восторженности тут маловато будет.
А я не думаю никого убеждать. Я буду снимать. И. может быть снимать так, как еще никто до меня всего этого не видел. У меня с собой здесь в чемодане крутая техника.
Он обернулся в сторону чуть позади оставленных чемоданов. То же самое сделал и Пилигрим. И остолбенел.
На лице журналиста Глухова можно было увидеть, как мгновенно с него исчезла еще секунду назад бывшая восторженность. Перекошенное, словно от неожиданного и сильного удара, лицо выражало какое-то неживое изумление. Чего нельзя было увидеть, так это рядом стоящикак х чемоданов. Они исчезли.
Пилигрим ощутил какое-то непонятное чувство, расслабляющее, но и чуть гадостное. Честно говоря, он взял чемодан, потому что хотел сам немного разыграть трехвоказальную публику, о которой он столько слышал. Потому он и набил его старым барахлом, добавив к нему также содержимое кошачьего лотка. Но журналист из Тихвина выглядел так, как будто сразу и мгновенно он перешел в какой-то иной мир, иное измерение, а где-то в далеком прошлом остался его восторженный спич на трехвокзальной площади. Теперь в его глазах не было ничего кроме острого желания помощи и молчаливой ее просьбы.
Кстати, и парочка только что громко выяснявшая отношения тоже куда-то испарилась.
И Пилигрим почувствовал, что он обязательно поможет этому человеку. Понял и то, что, если романтика в жизни и есть, она не живет на Трехвокзалье. Это он раньше по детской глупости так думал. А на самом деле вокзалы для того и существуют, чтобы в поезда садиться и выходить из них. Ведь в обиталище романтики чемоданы не тырят.