Смерть и немного любви

 
 
Я стою у открытого окна и курю, рассматривая редких прохожих. Голод накатывает как тошнота, поднимаясь от желудка к горлу, холодной волной. Окно распахнуто настежь, но мне не надышаться. Я знаю, пахнет дождём, мокрой осенней листвой; воздух свежий и пряный. Я просто знаю, но  не чувствую. Тушу окурок в пепельнице и тянусь за новой сигаретой.
   Резкий порыв ветра хлопает оконной рамой. В дребезги разбивается стекло, осколки ранят мне руку. В это время, за час до рассвета, я уже не чувствую боли, тело словно под наркозом. Дальше – хуже! Скоро исчезнут краски, мир поблекнет, высохнет и станет черно-белым.
   Равнодушно наблюдаю, как по запястью течет кровь. Я привык, стекла часто лопаются в моём присутствии, а еще воют собаки и срабатывают сигнализации в машинах. 
  За разбитым, теперь уже, окном, рождается утро. Тоскливо отсчитываю про себя минуты и секунды, холод внутри нарастает.
Часы на моей кухне неумолимо тикают, горизонт светлеет, а я силюсь понять, почему люди бояться темноты? И почему мне так неуютно и страшно, оттого что восходит солнце? 
   Убираю так и не закуренную сигарету обратно в пачку, закрываю окно и иду в коридор за доской, специально для такого случая, припасённой. Стекло менять не хочется, но придётся.  А пока, закрываю отверстие, опускаю жалюзи и забываю об этом. На часах шесть пятнадцать, пора собираться на работу, времени ровно столько, чтоб выпить чашку чая и окончательно проснуться.
  Но вместо чая, я иду в спальню и застываю на пороге, оглядываюсь, словно впервые.
  Бардовые, бархатные портьеры плотно зашторены. Огромная  кровать с балдахином, аккуратно застелена, на журнальном столике  неоткрытая бутылка шампанского и два бокала. Рабочая обстановка. Меня начинает тошнить, когда я вспоминаю, что вытворял в этой постели.
  Дрожащей рукой я закрываю за собой дверь, поворачиваю ключ в замке и возвращаюсь на кухню. Звонящий в кармане сотовый напоминает: пора на работу.

 На лестничной площадке встречаю соседа, Александра Петровича, он вежливо здоровается и молча, лезет в портфель.
В халате и с портфелем, бледный, скорее всего вместе со мной всю ночь не спал.
- Ваши документы Сергей. Всё сделал в лучшем виде.
Немолодой,  немощный сосед, работает нотариусом. Сидячая работа, плохая экология, и  такой как я за стенкой.
- Спасибо Петрович, оставь пока у себя. Вечером забегу.
- Сергей, ты квартиру продаёшь?
Я уже спускался по ступеням и сделал вид, что не слышу.
Хлопнув дверью подъезда, оказываюсь на улице. Черный асфальт подъездной дорожки, серые проёмы окон, стеклянные лужи. Перепрыгиваю, ускоряю шаг, солнце белым пятном маячит за крышами. Мечтаю чтоб пошёл дождь.
  В почти пустом троллейбусе случается первый в этот день конфликт. Вваливается группа пьяных ребят, подростки шумят, матерятся и ищут, как выпустить пар.
- Эй, пацан, закурить не найдется? 
- Не курю.
- Чё брешешь, пачка из кармана торчит!
- Пошел вон, - говорю и понимаю, не пойдет. Набычился, глаза злые, дружки его подтягиваются. Кондуктор сидит спиной, в начале салона и делает вид, что спит, не замечает нас. Улыбаюсь.
В следующую секунду хватаю малолетнего бандита за горло и заглядываю в глаза. Он часто моргает, не понимая, когда я успел встать.
- Говорят у меня хватка железная, как думаешь, брешут?
Энергетически, тело слабенькое, сердце скачет, как заяц, и прямо в западню.  «Пить» его я не собираюсь, так, припугнуть слегка. Троллейбус останавливается, дружки его, со всех ног, бросаются в открывшиеся двери, моя жертва остаётся одна.
 - Всё еще хочешь курить?- спрашиваю и чувствую, как пульсирует под пальцами биополе.         
 - Проезд оплачиваем! – к кондуктору  вернулось превосходство, или он думает что вернулось.
- Как скажете начальник, - неохотно разжимаю пальцы, парень продолжает стоять на том же месте. Он сейчас вообще  сделает все, что я захочу, даже под поезд кинется. Оплачиваю проезд за двоих, провожаю кондуктора взглядом, а жить то старичку осталось от силы месяца три, сказать, не сказать?
 - Можно я пойду? – нерешительно мямлит подросток.
- Конечно!- улыбаюсь. Парень на следующей же остановке сходит. Спокойно так, не торопясь. Остаюсь в гордом одиночестве, с тоской вспоминаю о давно ушедшем детстве и безмятежной юности. Когда это случилось? Когда я понял, что урод?
  Когда родители погибли в  автокатастрофе? Когда брат вскрыл себе вены? Или когда смерть за мной…не пришла. Да, точно,  именно тогда. Страшный диагноз, рак лимфы, шансов почти нет и вдруг…
 Обрывает размышления телефонный звонок.
- Сергей? Есть клиент, прокатишься? – Слышу бодрый голос диспетчера утренней смены.
- Что там у вас?
- Ерунда Серёга. Замкнутость, самобичевание, неуверенность в себе и как следствие, одиночество. Установку поставишь и все дела, будет порхать, как бабочка.      
- Куда надо?
- Пиши адрес,-  я ничего не пишу, конечно, память хорошая. 
У первого же метро выхожу, спускаюсь в подземку, и немного расслабляюсь. Боль забивается в угол подсознания, а жажду я привык терпеть. Ехать тут и правда недалеко, через двадцать минут я уже вхожу во двор одной из новостроек. Пытаюсь представить себе клиентку, мысленно настраиваюсь на «сладкий» разговор, а самому тошно.
 Негатив - это моя специализация, пока людям плохо живётся, с голоду я не умру. Их боль - мой хлеб, так сказать.
    Тут ко мне с лаем бросается собака – боксёр. Лает, скалится, но близко подойти боится.
 От лая у меня ломит виски и  хочется оскалиться в ответ. Смотрю на  эту зверюгу и думаю, как бы самому на неё не наброситься. От голода в глазах потемнело, лоб покрылся испариной,  а хозяина все не видно. Биополе у собаки – аж завидно, все искрится, переливается, мечта вампира.
- Донни ко мне, - раздаётся властный голос. 
- Мужик, убери свою шавку от меня, пока цела!
- Она не тронет, иди куда шёл.
- Поводок купи, идиот, - и сквозь зубы добавляю, - она то не тронет, а вот я …
 Когда мне было девять, отцу на работе подарили щенка, кокер-спаниеля, он умер через неделю, от обезвоживания. Ветеринар, забирая тело собаки, смотрел на отца тяжёлым осуждающим взглядом. Второй попыткой стала кошка, я вернулся из лагеря и увидел прелестного черно-белого котенка; его смерть особенно оплакивала мама.
Больше животных в доме никогда не было.
А после прошлой осени, я собак возненавидел. Люто и навсегда. На моих глазах, питбуль напал на ребенка; девочке повезло, отделалась парой укусов и уколом от бешенства, собаку я убил. Жаль только до хозяина не дотянулся…
   Стряхиваю воспоминания, подхожу к подъезду и звоню в домофон. 
- Кто там?
- Охранное агентство «Гермес». Сергей Давыдов.
- Заходите.
Дверь с мерзким звуком, открывается. 

- Чай, кофе?
- Нет, спасибо!- смотрю на клиентку и тихо дурею. Какой кофе, сейчас бы водочки…хотя и это не поможет. На черно- белом фоне квартиры, она полыхает белым пламенем, смерч у её за спиной, даже не поддаётся классификации.
  Мы сидим на кухне, я спиной к дверям, она – напротив. Оба молчим.
- Вы поможете?- её голос дрожит, она смотрит мне в глаза и во взгляде её мольба. Она наверное считает меня добрым волшебником, который просто взмахнет палочкой и спасёт её от одиночества. Ведь умная надпись на дверях нашего «охранного агентства» гласит: поможем всем!
- Вас ознакомили с условиями договора? – лезу в карман, достаю в четверо сложенный листок бумаги и протягиваю клиентке, - Если согласны, подпишите! 
  Подпись она ставит, почти не глядя. Внутри меня всё кипит, я еле сдерживаюсь, чтоб не спросить её имя, но в последний момент беру себя в руки.
- Домашние животные есть?
- Нет!
- Вы живёте одна?
- Да. Большую часть времени я провожу на работе, - она нервничает, скрещивает пальцы, теребит кольца; обручального среди них не вижу. Женщина явно обеспеченная, а счастья в личной жизни нет.
Поднимаюсь из-за стола, она вскакивает следом.
- Ну,- спрашиваю, - Куда идти? – её щёки пылают от стыда, когда она проскакивает мимо меня в коридор.            
 
Я выпрыгиваю из постели и спрашиваю, как ни в чем не бывало:
- Машина есть?
- Есть,- нотки гордости в голосе, - Пежо.
- Для начала пересядь на общественный транспорт,- морщусь как от зубной боли. Докатился.- И цветы в доме заведи, у них энергетика хорошая.
Поворачиваться и смотреть ей в лицо,  нет сил. Стыд? Страх? Ужас!
  Я бегу из этой квартиры позорно, полуголый, одеваясь на ходу.  Кляну себя, за глупость и самоуверенность.
  Впервые не вышло, не получилось, не смог. Я тянулся  изо всех сил;  вот оно, так близко, только руку протяни - пульсирует, ждёт! Вижу, а достать не могу, словно стена выросла,  не пускает. Еще какое-то время я пытался, в отчаянии надеялся разбить, но не тут-то было, это тебе не окно. 
 
Возвращаюсь в офис, ковырять в носу и точить карандаши. Незамеченным проскальзываю в комнату отдыха, сажусь у окна, закуриваю. Напряжение нарастает. Я отчётливо помню слова Доктора:
- Либо они малыш, либо мы, помни это!- всегда помнил и делал как надо, а  сейчас не могу.
- Эй, Серега!- в дверях показывается голова диспетчера Власова, он же собутыльник Валерка, - Там вызов, твой случай, поедешь?
- Нет. Я болен!
- Когда успел? Вчера вроде не пили!
- Рак у меня!
- А!- понимающе ухмыляется Валера, - Завязал со своей красоткой? Так держать! Я знал, что и на моей улице будет праздник. Когда собираемся по бабам? 
- Пошел ты!
- Фу, как грубо, - голова пропадает, чтоб через секунду вынырнуть снова, - И все же, когда?
Срываюсь с подоконника, распахиваю дверь, Валера отлетает к стене. Мне не стоит никаких усилий поднять его с пола  и  прижать к себе:
- На поминках моих выпьешь, понял!- потом отпихиваю в сторону, как тряпичную куклу и иду к лестнице. Даже на расстоянии я отлично чувствую Валеркин страх, ускоряюсь, сбегаю по ступеням вниз, сквозь пост охраны вылетаю на улицу, и никак не могу отдышаться. Словно кислород заменили углекислым газом, хватаю ртом воздух и ничего.

- Это называется ступор, - Доктор, заложив руки за спину, ходит по комнате. Нервничает.- Думаю не надо тебе говорить, что это опасно?
- Лекарство есть?- спрашиваю, просто так, ответ мне известен.
- Расскажи мне кто она? Кого ты так сильно хочешь, что эта жажда затмевает все вокруг?
- Ответь на вопрос Док!
- Сам прекрасно знаешь, «выпей» её и все пройдет!
- Невозможно. 
- Она умерла?
- Нет, но умрет если я…, - я не договорил, осекся, фраза повисла в воздухе.
- Её жизнь важнее твоей? – Док смотрит удивленно, словно первый раз меня видит.
Встаю, молча кладу деньги за сеанс на стол и выхожу за дверь кабинета; мой единственный друг даже не пытается меня остановить.
 
Вечер наступает неожиданно. Вот я иду по улице, моросит дождик, мчатся машины и вдруг,  все моментально озаряется тысячами неоновых фонарей.
  Это моё время. Я застываю, наслаждаясь многообразием  цветов, и с хищным интересом провожаю взглядом людей. Людишек, тех, кто в любой момент может стать всего лишь жертвой, пушечным мясом, дорогой закуской к красному вину.
   Мне становится дурно. До крови кусаю губы, в попытке сдержать крик, прикрываю веки и считаю до ста. Да, я принял решение, первое верное решение, за последние сто лет.

Жажда сожжет меня. Скоро, совсем скоро, я сгорю в агонии, и та единственная, которая может спасти меня, даже не помнит моего имени.
  Но так и должно быть. Полная амнезия, четыре месяца в больнице,  я решил всё за неё. Она должна жить. Катя, моя Катюша, ангел с голубыми глазами. Мне довелось заглянуть в эту голубую бездну лишь раз, встречая с ней рассвет на крыше небоскрёба.
Мне снятся её руки, её губы, я с криком просыпаюсь  и крушу от ярости мебель.
В щепки, все в щепки, хочется предать эту любовь огню, и сгореть вместе с ней дотла.

- Как вас зовут девушка?
Она улыбается, но головы не поворачивает. Вцепилась  в руль и ждет сигнала светофора.
- Меня Сергей зовут, давайте познакомимся? Нам в пробке долго стоять, поговорим  по душам, вот я, например, вампир, представляете?
Я позорно пьян, язык у меня заплетается, Валерка так и вообще спит за рулем.
И куда гаишники смотрят?
Мужики в соседней машине ржут и тыкают в меня пальцем.
Девушка заливисто смеётся и поворачивается ко мне:
- Катя! Только я с вампирами не разговариваю, мне мама не велит!- она прячет улыбку, но вся её черно-белая фигурка искрится. Я плотоядно облизываюсь и начинаю нести всякую чушь…

Боль. Она разрывает меня на части.
Я  крушу в доме всё: в клочья матрас, подушки, одеяла, обрываю обои и режу на кусочки ковер. Добираюсь и до пола, старый лакированный паркет идёт в расход, я методично выламываю и выгрызаю половицы, одну за другой. Безумие подкрадывается совсем близко, оно почти овладевает моим рассудком, Я рву сухожилия,  режу  вены,  истекаю кровью в ванной.
   А  смерть не торопится на свидание, все еще теплится во мне искорка жизни, той, что стала проклятьем. Я встречаю каждый рассвет, стоя на окне и смотря вниз, на асфальт, но переступить порог не смею.
Холодное солнце все реже появляется на горизонте, осень уступает свои права без боя, но зима как всегда придёт слишком поздно, и я уже не увижу тот самый, первый снег.
   Она приходит за мной, словно издеваясь, с восходом солнца. Возможно ли, что оно взошло только для меня? Я смотрю на него и впервые радуюсь скудным лучам.
    У меня совсем не остаётся сил, я лежу на кухонном столе и тяжело дышу, каждый вздох даётся с трудом. Тело парализовано, руки и ноги деревянные, и ни один мускул не дрогнет на моём лице, теперь, когда я смотрю смерти в лицо и прошу:
- Пожалуйста, забери меня. Навсегда. В тишину, в темноту.          

   
                Завещание
 
«Я, Давыдов Сергей Юрьевич,1973 года рождения, в здравом уме и твердой памяти, завещаю все своё имущество Меньшиковой Екатерине Андреевне и её сыну, Давыдову Игорю Сергеевичу…