Сегодня я ее не ждал… Она же, особа капризная, по обыкновению, моего разрешения не спросила. Ей вообще наплевать на мои желания, мечты, хотения…
Она пришла - и всё вокруг стало иным. Я почувствовал это сразу же, как только открыл глаза. Да, это была – она, осень…
Рыжей кошкой улеглась на мой подоконник. Укрылась ворохом золотых листьев и, не замечая моих недовольных взглядов, замерла в напряженном молчании… Рыжие глаза ее отдавали неприятным холодком… Может, у этой осени было миловидное личико, может, у этой осени была милая улыбка… Может, это всё – мои личные счеты, моя личная неприязнь… Я не люблю осень.
Я вообще не умею любить. Эту особенность в себе я подметил в классе пятом. На уроке русского языка. Когда нам задали написать сочинение о любимой книжке. Ее у меня не было. Не было у меня любимой игрушки, любимой одежды, любимой песни, любимого фильма, любимого человека…
Я никогда не считал отсутствие любви в себе - чем-то ненормальным. Господи, на свете столько людей с уродствами, с различными отклонениями. Моя ненормальность на их фоне тускнеет, бледнеет. Нормальный, относительно здоровый парень 23 лет. Это я.
В семье – старший. У меня есть сестренка, младше меня на 2 года, и братишка – лопоухий карапуз. Они мне дороги, но если бы этих человечков у меня не было, я бы не переживал. Я люблю их потому, что по-другому никак – мы одной крови, Маугли for ever.
Друзей у меня никогда не было. Почему? Наверное, потому что сам я этого никогда не хотел. Временами одиночество напрягало, захлестывало горечью. В такие моменты я давал слово изменить своё отношение к жизни, к людям. Но дальше обещаний никогда не шёл. И опять уходил в свой мир, где не было ничего настоящего. Никогда не было. В этом мире не было ничего человеческого. Не было не только любви, но и ненависти. Казалось, все во мне замерзло, о=каменело, о=деревяннело, об=оловяннело…
На работе, куда я исправно ходил по утрам (впрочем, всегда опаздывая), меня не любили. Потому что… Не знаю, почему. Я знал, чувствовал, но на этом не зацикливался. Чужая неприязнь меня мало волновала. Впрочем, так же, как и своя собственная. Бог с ними. Временами я даже завидовал им, способным не любить и – любить.
Счастья любви я не знал. Нет, я нормальный парень. В 12 лет начал собирать голых теток из «взрослых» журналов, мастурбировать. В 17 лет впервые познал женское тело. Но не любил.
Я пытался. Пытался, как бы это смешно ни звучало, полюбить…
Она была самой красивой девочкой в классе. Длинные локоны, синие глаза. Все 6 уроков я сидел и смотрел на ее тонкую шею и аккуратненький носик.
Любил до тех пор, пока не увидел ее на большой переменке, за школой - целующуюся с долговязым дебилом из 11 Г. Это было омерзительно. Я видел, как этот белобрысый лапал ее грудь, видел, как она прижималась своими стройными ногами к его бедрам.
Я был не один. Мой одноклассник Генка тоже видел это. Как ни странно, ни капли не удивился. Лишь скривил губы в недоброй усмешке.
- Шлюшка классная. Всем дает. За полтинник.
Я этого не знал.
В эту школу я перешел три месяца назад.
И три месяца сох по шлюхе. Смешно.
Потом, через год, после какой-то вечеринки моего синеглазого ангела, в тупень пьяную, разложили на диване. Парни встали в очередь, спустили штаны. Предложили мне присоединиться к сему «райскому яству». Отказался. Меня бы стошнило прямо на ее плоский розовый живот.
Потом… любовь обходила меня стороной…
Правда, некоторое время, еще студентом, я жил с девушкой. С рыжей Люсенькой. Любви между нами не было. Впрочем, это не напрягало. Нам было спокойно вместе.
Наверное, со стороны наше сожительство напоминало размеренную семейную жизнь пары с 15-летним стажем. Минимум нежности, минимум ласки. Раз в две недели – секс - без прелюдий, ради самого процесса. Мне этого хватало. Спокойное, размеренное дыхание нашего чувства Люську, как я считал, тоже устраивало. Оказывается, я целый год прожил в иллюзорном счастье.
В один прекрасный день моя девушка, молча, собрала вещи и грустно улыбнулась в дверях: «Я не хочу жить с мертвецом» - «Как знаешь», - пожал плечами. Она не обернулась. Потому что знала: ответом ей будут лишь пустые, неприлично спокойные мои глаза...
Как ни странно, жизнь без Люси – не опустела. Я не любил – и это было моим спасеньем, моим противоядьем в жизненных перипетиях. Всё было тем же – серое небо в окне, алые губы рябины, рябая дворничиха, нудный дождь… То же, та же, те же…
Разве что кофе по утрам я теперь варил себе сам. Впрочем, Люськин я никогда не любил. Он получался у нее жидкий, прозрачный и мутный, как негустая желтизна осеннего неба. Неаппетитно.
Появление на работе новой сотрудницы я заметил позже всех. Сначала увидел ее глаза. Серые, светлые, в венчике густых, чёрных ресниц. Потом губы – небольшие, по-детски припухлые. У нее была моя привычка – покусывать их, раздумывая над чем-то. Варя.
То, что эта милая девушка влюбилась в меня, я понял на следующий день. Она краснела, немела в моем присутствии, что я сам невольно начинал краснеть и нервничать. Она счастливо сияла, завидев мою ничем не примечательную особу, что меня охватывало непонятное желание сделать что-нибудь доброе, смелое, настоящее. Она так радовалась, когда я обращался к ней, что мои пустые, незамысловатые, дежурные фразы вдруг обретали смысл, прелесть и ни с чем не сравнимое очарование… Она любила меня… Я же…я смотрел на нее и понимал, что во мне – пустота, как и вчера. Я ее не любил.
Тот день ничем не отличался от предыдущих. Я встал в пять утра. Мой рабочий день начинался с девяти, но мне нравилось утро, его мудрое спокойствие, скромное молчание. Выпил кофе у окна, накинул куртку и пошел бродить по заспанным улочкам. Непривычно пустынные, тихие, они были так трогательны, беззащитны в утреннем тумане, так милы и чисты… и принадлежали только мне…
Первое, что я обнаружил на своем столе, войдя в кабинет, был конверт. Внутри – клочок бумаги. «Приходите, пожалуйста». И адрес: Московский проспект, 25/317. Любопытно. Кивнул Леше за соседним столом: я скоро.
Это была ее квартира. Здесь жила Варя, милая девочка, влюбленная в меня. Я понял это, еще не дойдя до дома.
Железная дверь с золотистым 317 распахнулась, казалось, от моего дыхания.
«Варя…» - прошептал я в хрупкую тишину.
Между кремовыми занавесками висела она. Девочка с серыми глазами.
Бежать к соседям. Звонить в милицию, вызвать скорую. Что-то делать. Мысли вихрем пронеслись в моей голове и замерли… Моя девочка – мертва…
Я медленно, будто по тонкому льду, прошелся по комнате. Бежевые обои – мой любимый цвет. В углу – шкаф. Я машинально пробежался по книжным корешкам. Мои любимые. Все до единой… Рядом – стопка дисков. Мой любимый Брамс. Фильмы. Мои любимые. Сердце бешено заколотилось, готовое выпрыгнуть и, наплевав на меня, пуститься наутек…
До сегодняшнего дня я жил в нелюбви. Я не знал, каково это – любить. А теперь вдруг остро ощутил ее дыхание, ее присутствие… Я хочу сесть в свое любимое кресло, открыть свою любимую книжку, пробежаться по своим любимым строчкам - под свою любимую музыку. Я хочу обнять свою любимую девочку с глазами цвета весеннего неба – моего любимого… Я хочу шептать в коралловое ушко разные милые глупости: любимая, любимая, любимая…
«Любимая…» - не верится, что этот надтреснутый, хриплый, мертвый шепот – мой.
Противоядье оказалось страшной отравой… Как глупо.