Концерт в русской колонии Зурбагана
Концерт действительно состоялся. Был. Вы понимаете, о чем я? Слово «был» мне следовало выделить как-нибудь, тогда ему веры больше. Но несолидно.
Я помню старинное, изъеденное морским ветром здание, похожее сразу и на склеп и на дворец безудержного веселья, тот самый, где под ногами скрипит ступень. Волнуешься, как бы не разбудить кого-нибудь из друзей, ведь им так необходим сон после очередной бессонной ночи.
Помню потрескавшийся гранит стен, лестниц, оплетенных толстыми, в две руки, лианами. В высоте лианы улыбаются невероятными цветами красного цвета. А может, это и не улыбка…
Дверь… Конечно, ее надо сравнивать с «Калиткой в стене», это именно она. Рассказ прочитан один раз в детстве и все. Вы понимаете, что значит «все». Но и знаете, что не может так быть, чтобы не вернулся ты когда-нибудь к этой калитке, не может так быть.
Но ладно, я, собственно, только хочу привести тексты куплетов, что прозвучали тогда в этом дворце. Остается добавить, что мы выступали там почти в полном составе: гитара, скрипка – Серега Лох-Несс, фоно и перкуссия – Грант Утришский, цитра и там-тамы – я, Эд Босановых, на саксе – Владимир Вольфович. К сожалению, наша солистка Елена Курапина не смогла в тот раз участвовать в концерте.
Мы сейчас споем куплеты,
А нас не арестуют.
Потому что баба Лера
Сильно протестует.
Привилегий больше нету,
Все возможности равны.
Видно, звездочка упала
прямо милому в штаны.
К нам запрос пришел в столицу
от британских лордов –
Как по-русски говорится,
мырда или морда?
Знает точно дед Давид –
За дверью Апокалипсис,
За окном – палеолит,
но дед не хочет каяться!
Мы с товарищем писали
Мусоргскому оперу.
Он в кювете, я в канаве,
А опера - у Гоблина.
Для тех, кому за сорок…
Я уволен, я уволен, я уволен, я…
Он не болен, нам сказали – мы внучата октября.
Мальчик в лифте написал
то, что власть – советам.
Зю об этом так сказал:
- «Мальчик-то с приветом».
Господина Зю все знают,
Он мужчина видный.
Глубоко все понимает
И костюм солидный.
Пушкиниана
Кроманьонцы выходили
на прогулку с Пушкиным.
На углу как раз бродили
Неандертальцы с пушками.
Кроманьонцы говорят:
- Би-би-си нам глушат.
Отвечает Пушкин так:
- Съешьте ножку Буша.
Я искал, но не нашел
пары стройных ножек…
А в православии раскол
и на сцене – Мрожек.
Кроманьонцы возмутились.
Огоньком глаза горят.
Взялись за руки, сплотились.
Пушкин, ты – друг октябрят!
Ты поэму сочинил
про Павлика Морозова
Ведь помещик, вина пил…
А мы портвейн и «Розовый»!
Ты не пишешь про сепульку,
про улитку и про склон.
Ты получишь, Пушкин, пульку!
Но мы сделаем твой клон.
Мы напишем про сепульки
в органы маляву.
Прочитают наши мульки
и тебе – предъяву.
Ты пойдешь на зону, Пушкин,
милость к падшим разводить.
«Выпьем, няня, где же кружка»…
Только не с кем будет пить.
Зарастет тропа петуньей,
так тебе и надо!
Слой на церкви в полнолунье
ляжет шоколада.