Литература и жизнь

Торшер
 
Я люблю книги. Есть в них что-то близкое и родное моей дичающей душе. Когда я смотрю на полки, уставленные томами в потрёпанных переплётах, мне становится уютно и спокойно, как будто я только что вкусно пообедал. Смотреть на книги удивительно приятно. Я вглядываюсь в пыльные корешки и постепенно впадаю в возвышенное состояние, переходящее в священный трепет. Мне хочется прочитать сразу все книги и залпом выпить чашу познания. Я хожу по комнате, вытаскиваю одну книгу за другой и укладываю в стопки. Эту хочу прочесть, и эту, и вон ту надо бы. Книги устилают пол. Краем глаза замечаю названия – Шопенгауэр (наверное, еврейский литератор), Толстой (инициалы закрыты раздувшимся Энциклопедическим Словарём), Стивен Кинг... Через некоторое время в изнеможении сажусь на кровать. Как это непросто - овладевать знаниями. Взгляд падает на часы, и я с ужасом замечаю, что пора спать, а то завтра вставать ни свет ни заря. Остаток вечера проходит в утробном кряхтении, издаваемом при укладывании книг обратно на полку. Ставлю назад как попало, но бОльшая часть остается на полу. Начну читать с утра.

Волнение спало. Однако открывается ясная перспектива, как при взгляде с высокого холма. Я твёрдо знаю, чего хочу. Мысль становится всё более ясной и уже слегка освещает спальню, после того как я выключаю свет. Я знаю, чему посвящу жизнь. Я прочту все эти книги. Хотя бы часть. И начну читать с завтрашнего дня. Буду умным и книголюбивым. Я засыпаю с мечтами, устремлёнными в ввысь, и в полусне вижу себя в виде благообразного старика, с длинными седыми волосами и окладистой бородой - не то Эйнштейна, не то Сократа - как подсказывает мне засыпающее подсознание. Недаром я продремал все институтские годы. Во сне материал запоминается лучше всего. Я сижу на сочной траве в тени оливковых деревьев, окружённый внимающими моей мудрости учениками. Среди них я успеваю заметить подполковника Соловьёва, начальника военной кафедры, в античных сандалиях и погонах, торчащих из-под простыни. Это тога, успеваю подумать я и погружаюсь в сон.

Наутро желание читать столь же невелико, как и желание вставать. Подъём в семь утра - дело не книголюбивое. На кучу томов, вытащенных вчера, смотрю с брезгливым недоумением. Кряхтя, поднимаюсь с кровати и, по дороге в ванную, пинаю наиболее неряшливо-толстый фолиант. Расписались тут!

После душа и завтрака природная интеллигентность берёт своё. Из пакета для старых бумаг извлекается газета недельной давности. Зачитавшись, я опаздываю на работу. Всё-таки эта литература до добра не доведёт!

Вечером я вновь проникаюсь уважением к печатному слову. Наверное, потому что книжные стеллажи угрюмо возвышаются в полутёмной комнате, которую не может осветить настольная лампа. Грозными утёсами нависают книжные шкафы, свинцовым облаком проплывает в сумерках книжная полка. Трепеща, втянув голову в плечи, я вытягиваю дрожащим указательным пальцем корешок наименее толстого тома. Но из чащи поблескивающих золотом переплётов обрушивается кара за утреннее малодушие. Сверкнув молнией, мне на голову падает самодельный подсвечник. Однако осквернение святыни - слишком тяжёлое преступление и одним подсвечником не отделаться. Когда я пускаюсь в бегство, книжный левиафан из полумрака кидается мне под ноги. Пребольно соприкасаюсь головой с полом и в озарении - вокруг летят звёзды и кометы - понимаю, что споткнулся о кучу набросанных вчера книг. Однако грохот падающего на меня стула смущает неокрепший разум, и я проваливаюсь в темноту.

Прихожу в себя не сразу. Голова болит. На руках ссадины. С опаской и уважением оглядываю неприступные книжные бастионы. Познание всегда нелегкий процесс. Духовное возмужание полезно укрепляется ушибами и синяками. Я ощущаю себя одним из героев, чьими останками усеяны подступы к Правде и Истине. Моё самомнение расцветает. Полежав, я иду смотреть телевизор. Хватит на сегодня духовности. Но в душе я знаю - это не последняя попытка. Надо только подождать. И книжные бастионы сдадутся. Пусть бы в макулатуру...

1999