– Пальцы замерзли, перчаток нет? Иди сюда, давай свои ноги. Как китайских женщин согревали, знаешь? Сейчас дадим тебе водки. Ну, пей. От водки пьянеешь медленнее, ее приходится закусывать. Вот салат, икра, подогрей себе что-нибудь. Смотри, какой цветок, что-то у него с листьями, а был такой красивый. Не подходи, сядь. Некоторых этим можно было заставить работать, тебе это не нужно, тебя это ни к чему не стимулирует. Я вообще женщин не люблю. У тебя на юбке пионерская пуговица, ты знаешь? Вполне сексуальная юбочка… Я ищу идеального мальчика, из десяти последний тоже оказался не тем, и твой ребенок тоже, с ним что–то не то. Он то же самое сказал про меня? Из него может что-нибудь получиться. Я не думал, что он такой маленький. Он со слезами на глазах говорил мне, что имеет право выбирать, какую музыку ему слушать, а я ему: и ты обращаешь внимание на ее текст?
– Если я уйду, как вы познакомитесь?
– Как-нибудь случится, неужели ты думаешь, что я могу не понравиться любому мальчику, какому захочу? Ты мешаешься все время.
– Он сам выбирает.
– Я стану ухаживать за его женой.
– Номер телефона: …
– Все испортила. Это ноги загорелые или колготы? Ноги тоже. Сядь, ешь сыр, не трогай цветок.
– Случилось что-то? Ничего не понимаю…
– Я пытаюсь послать тебе message, бесполезно, ты не принимаешь. Возьми себе что-нибудь, подогрей мясо, мандарины ешь. Все, пойдем за сигаретами, потом можем вернуться и посмотреть в интернете, что тебе нужно. После водки вино можно. Сядь, ничего нельзя. Мерзнешь? Надень эти носки, они тебе будут выше колен, нет, не колючие, внутри мягко. Ты все равно будешь для него самой лучшей, он и сравнивать не станет, бедный мальчик, наградил же Бог мамочкой.
– Ты не успел понять, он необыкновенный.
– Посмотрим. И его жену ты должна принимать как свое, целиком, как есть. Работать надо с имеющимся материалом. Что ты там делаешь в ванной?
– Смотрю на нас в зеркало.
– Все, за сигаретами, уже опаздываю, сейчас мы тебя домой проводим. Не реви, терпеть не могу, когда ты ревешь.
– Невыносимое начинается сразу, как только поворачиваюсь спиной, все остальное вытерпеть можно. Он даже рядом со мной быть не желает. Он хочет, чтобы его любили, но показывать этого нельзя. Он наказывает за любовь, за то, что о ней говоришь, и за то, что ему показалось, что его не любят, или почудилось, что его не хотят и в нем не нуждаются. Он не прикоснулся ко мне ни разу. Он наказывает меня за всех женщин, которых у него отняли и которые не с ним, за то, что я почему-то здесь, а должны были они, с какой стати я на их месте, я вообще зачем?
– Не реви же! Как ты можешь это терпеть, он жестокий, но тебе только этого и надо, ты всегда хотела то, что недоступно, получила, наконец. Чтобы тебя удержать, только так и надо себя вести, не давать тебе ничего и отталкивать от себя. Ты не можешь просто так влюбиться, тебе гений нужен. Почему трахаться нужно для чего-то? Нельзя просто наслаждаться этим? Что он за человек?
– Он говорит, что я со всеми своими желаниями, вообще со всем своим не имею права быть, звонить нельзя, ничего говорить нельзя…
– Правильно говорит, не ходи туда. Он холодный и злой. Да не реви ты!
– Добрый и чувственный. Так, как он относится к детям, не относится никто. Он говорит, не трогай, это мое, заведи себе своего ребенка, тогда будешь трогать, посмотри, какие у нас отношения – мы понимаем друг друга, а если ты не можешь ничем заинтересовать, научись.
– Почему ты должна его заинтересовывать, пусть сам тебя заинтересует. Но так себя вести – это жестоко.
– Он всегда спрашивает о нем, больше, чем ему, я никому не рассказываю, никому не интересно. Все, что он говорит, правда, только я все равно не знаю, как нужно.
– Господи! И что ты в нем нашла?
– Я не нашла, в нем все есть, но не для меня. Я видела, какой он, когда любит, он ходил за ней, будто привязанный нитью, нет, канатом, он так нежно с ней обращался, у него был такой ласковый голос! Господи, если бы мне хотя бы однажды сказали так нежно!
– Тебе говорили, ты прекрасно знаешь. Не понимаю, зачем он тебе нужен?
– Он удивляется, почему я не обижаюсь, когда он меня обижает. Как будто делает это специально, или ему плохо, или хочет, чтобы я сама ушла, только я не могу, пыталась, не выходит.
– Скажи ему, что на дураков не обижаются, все, он мне больше не нравится, брось его.
– Он лучшее, что я знаю.
– И эти рожи, которые он тебе корчит? И говорит ку-ку, и показывает язык, и запрещает к цветку прикасаться? У тебя терпение не лопнуло?
– Я даже не чувствую, что оно у меня есть. Его у меня нет, у меня его нет вообще, поэтому мое терпение испытать нельзя, я им не могу пользоваться. Если бы у моего ребенка был такой отец! Как же ему не повезло, что он не испытал такую отцовскую любовь! Чего я хочу? Не знать, что самое невозможное для меня – это никогда больше не стать матерью. Посмотри, луна какая огромная, круглая, это из-за нее я такая, у меня во время полнолуния все не так, истерика моя тоже из-за этого.
– Если ты все знаешь, почему ты не знаешь, как сделать так, чтобы ему стало с тобой хорошо?
– Я знаю, но не могу.
– Оставь его, не звони, не реви больше.
– Господи, я думал, кто-то умер, нельзя же так плакать! Чаю, кофе? Феназепама? Еще одну? Это из-за меня? Ты же сама спишь в другой комнате месяцами, говоришь, что болеешь. Давай, попробуем, для этого хотя бы спи со мной. Да люблю я тебя, все у нас хорошо. Выпей еще чаю. Я просто болел долго, устаю, мне уже лучше. Никуда я не денусь, иди поспи, я приду потом, у меня еще дела есть. Да люблю я тебя, люблю, пока не могу, попозже когда-нибудь, засыпай. Так и будешь сидеть всю ночь? Иди умойся.
– Что-то случилось? Ну и что? Значит, так тому и быть. Ведь ничего и не было. Как будто я другой. У каждого это бывает. Прими все, как есть. Будет так или иначе, изменить ничего нельзя. Ну, не сложилось, что ж теперь поделать. У тебя было когда-нибудь по-другому? А как папа? Мои дела на работе? Начальник не работает. Меня в аспирантуру берут. Радуйся, что в твоем возрасте ты можешь так чувствовать, другие уже нет.
– Порадуйся, что это было. Судьба подарила миг, теперь он закончился, можешь приниматься за докторскую. Вспомни свою маму, тебе бы немного ее прагматизма. Впрочем, она тоже любила, но любовь ее не разрушала, она от всего отказалась и осталась с любовью. Отвлекись от людей. Посмотри, как снег идет, как растут деревья, дыши, все пахнет, солнце сегодня было такое теплое. Выйди на улицу, ты же часть природы, не прячься от нее. Где твои лыжи? Растет, вон бутуз какой! Уже дает спать по ночам. На полюсе, а эти трое здесь. Своди их в зоопарк, ты давно там не была?
– Да радоваться тебе нужно! Скажи ему – спасибо, родненький, что направил на путь истинный, что раскрыл глаза и сказал, что дороги дальше нет. Он правильно говорит, нет оснований не верить ему. Он верно чувствует, он честен. Он тебе сказал, что не нужно держаться за то, в чем нет смысла, назад не ходят. Он хороший человек, умный. Он говорит тебе, что не стоит зря тратить времени, дает тебе свободу, освобождая от себя. Но ты необучаема. Посмотри вокруг, ты же никого не замечаешь! Валяется где-нибудь на дороге, а ты на него обрати внимание. Вот тебе телефон гадалки. Договорись на среду или на пятницу, это хорошие дни для гадания.
– Я тебе дискету забыла отдать.
– Пришли по e-mailу.
– Я люблю тебя…
– Ку-ку.
– Я что-то не то делаю…
– Ты мешаешь мне работать, пока.
– Я звонила тебе и утром, и днем, теперь совсем ночь. Где ты пропадаешь так поздно? Все беспокоятся. Что происходит с тобой? Ты устала. Хожу во всем твоем, все такое красивое, главное – все твое. Мама говорит, носи аккуратно, поносишь, потом вернешь. Снова читала твои сказки, они певучие. Я бы так не смогла. Я нашла для тебя работу, будешь там заниматься своими писаниями. Денег много платить будут, рядом с домом, в окошке церковь, лес вокруг. Брось ты своих больных, сама такой же стала, надорвалась. Ты и со своим писанием сгоришь, твоя луна тебя терзает, спать не дает. Пора мудрой становиться, а тебя все страсти одолевают. Я скоро к тебе приеду, травы привезу, отвары будешь пить. Сейчас пост, ешь кашу с вареньем. Сходи к батюшке, собороваться надо. И что мне с тобой делать?
– Вы сегодня какая-то придавленная, чай готов. Статус не успел еще описать. Не понимаю: асемия – это агнозия, апраксия, афазия или еще что-то? Не успел посмотреть Штернберга. Еще и Авербуха, и Шахматова? А Хайме и Холмскую где взять? Может быть, чаю? Все компьютеры заняты, вниз спускался, не работает, переходника нет. Ладно, на Каширкин двор схожу. Сейчас можно? Какой-то переходник нужен, не знаю, сейчас посмотрю. Не договорился я о консультации, не готово же еще! Туда нельзя ничего перекачать. Что такое мягкий диск? В столе взять? Что дальше делать? Сейчас запишу: с В на С, с С на А. Форматировать Ctrl-F8? Куда-то все подевалось…– В другом окне? Alt-F2. Чаю выпейте, я свежий заварил. Можно мне к Вам домой, я здесь ничего не понимаю. Тогда, я за переходником пошел.
– Да, проконсультировал, у него эндогенный процесс, личность изменена, негативной симптоматики много, пусть лежит, на кафедральной койке можно долго. Уже появились экстрапирамидные расстройства, дозы стелазина будем снижать, амитриптилин отменим, назначим серотонинергическое что-нибудь, паксил, согласны? Не волнуйтесь, но, к сожалению, ремиссия возможна только терапевтическая, потом держите его на литии. Нет, веники не для работы. Сходите все же в баню, принести Вам березовых? Там в Крылатском прорубь рядом, в шесть утра воздух прозрачный, снег скрипит, сходите. Вот умру и не узнаю, чем Вы живете…
– У мамы с памятью что-то. МРТ, ЭЭГ, М-Эхо, нейропсихолог, ЭКГ, анализы крови, денег нет на все это. У вас бесплатно? Завтра привезу.
– Что-то не очень, уже месяц прошел, все теряет, видит кого-то в углу, путает предметы. Дозу в два раза увеличил, добавил галоперидол. Сколько это будет длиться? Заболевание не влияет на продолжительность жизни? Спасибо.
– Я кому-то сказал, что ни с кем не будет так хорошо, как со мной? Я такое сказал? Я не мог такого отмочить, даже если пьяный был, это противоречит моей личностной структуре. Ты перепутала меня с кем-то, потому и удивилась, это был не я. Все мужчины свиньи, нам это не нужно, то, что ты говоришь. Другие ценности, другие заботы.
– Что с Вами? Говорите, что Князев был лучше Рудина? Будьте любезны, садитесь, я освобожу кабинет, работайте, потом приходите чай пить, пирог есть, салат я сам сделал. Да, вот фестиваль теперь, сегодня два спектакля привезли – из Питера, еще и Платонова поставили. Как его вообще можно было поставить? Написать-то так, как было возможно? Не справились, намеки гнусные такие, какой там эротизм? Бросьте Вы, зачем Вам толстеть. Впрочем, Вы никогда не будете толстой. Попробуйте четыре таблетки экстракта валерианы на ночь, парасимпатическая иннервация преобладает, феназепам тут ни при чем. Как я успеваю? Да не нужно 48 часов в сутки, крутиться надо, отсюда пораньше ухожу, потом дорабатываю. Ваша больная завтра поступает? Хорошо, я приму, идите на свою защиту.
– Все отдано в печать, Ваши тексты – наши фамилии, гранки будете смотреть? Где следующие дневники? Я с прошлой весны готов, не знаю, право, смогу ли помочь, советом разве что, но прочту с удовольствием. Из тех мне шесть понравилось, я Вам говорил. Акатинол, амиридин, глиатилин, новое что-нибудь есть? Методичка нужна. Студентов приведу завтра, кого-нибудь покажете? Решайте, работа со студентами, кажется, для Вас. Он Вам еще раз не предлагал перейти?
– Слушай, пошли эту работу к чертовой матери, а эту проститутку подальше, из-за нее ты такая неспокойная. Хочешь, я с директором поговорю? Да чего там хорошего! Ты нужна до тех пор, пока вкалываешь. Как можно существовать в таких условиях! Кто с ней считается? Эта, ваша … нужна директору? Деньги что ли дает? Давай, переходи быстрей, здесь все свои, с ректором я уже беседовал, проблем нет, все будет, как ты хочешь, тебе будет хорошо у нас, мы тебя ждем, решай. Помни, я свое слово держу. Здоровье береги.
– Моя жена хочет видеть тебя, пристает, чтобы я тебя пригласил, познакомил, волосы ей твои нравятся, давно уже, боится, ты же отошьешь. Я такой же, как он, мы одинаковые, я – это он, он – это я, ты нас не должна различать. Никуда я проваливаться не буду. Ты заболела? Я самый здоровый? Здоровее не бывает? Обоснуй. 24 пункта WHO и по всем здоров? По ICD-Х четыре нуля – мой шифр? Слушай, тебе лечиться надо, за других не берись. Скоро встретимся. Вряд ли? Тогда пока.
– У меня лекарства кончились два дня как. Ленке передам трубку, погоди, я здоров, сижу на работе, работать получается, умирать уже не хочу, нет никаких проявлений. Нет, не потому, что принимал лекарства. Их нет, потому что просто нет. Ты как рыцарь, на которого не нападали акулы из-за шипов на ногах лошадей: нет здесь акул, говорила Алиса, а они их боятся, отвечал рыцарь. Путаешь причину и следствие. Почему перерыв в лечении делать нельзя? Хорошо, поруководите мной, ты да Ленка, хи-хи. Но почему! Не вы же мои работодатели! Как скажешь, год буду принимать литий, через год еще поцитирую.
– Шесть часов рыдала у меня на груди, это нормально? Четыре часа я выдержал, дольше не мог, у самого началась истерика, я не прав? Ей 22, мне 49, я не могу обеспечить ее тряпками и Канарами, я же просто профессор. Рыдала, потому что я не могу смычком по лысине, как тот юнкер, а потом в кандалы. Он прав? Как определить, это у нее еще только истероидные черты характера или уже шизофрения? Сначала два разных модуса эмоциональных форм реагирования, потом они расщепляются, и появляются две личности в одной, дисгармоничные друг другу. Я правильно рассуждаю? Или изначально существуют качественные различия в эмоциональных и личностных особенностях при истерии и истероформной шизофрении? Да, остается ощущение тяжести и давления в груди, мысли не подчиняются, образы навязчивые, не умею отключиться, влечения амбивалентны. Даю себе зарок, но дольше недели не выдерживаю, на меня это не похоже, никогда я такого не испытывал, ничего больше не хочу, тут колдовство, наверное, я ведь полигамен. Вы угадали, писал, называются "Неэротические истории". Трифлуоперазин и неулептил принимал, лучше. Флуоксетин теперь, хорошо. Можно, наконец, без отчества? Послушайте меня, тот диагностический инструмент, который мы разработали, дает достоверный процент правильных диагностических оценок структуры личности. Я помогу Вам, хоть Вы этому противитесь. Дайте договорить. Вы совершенно не переносите одиночества, Вам следует избегать ситуаций, когда Вы остаетесь наедине с собой. Вам нужно заниматься танцами в группе. И зачем Вам докторская? Смените место работы, с Вашими особенностями нельзя заниматься проблемами души, у Вас душа незащищенная, для других это хорошо, но Вы разрушаете себя.
– Ты звонил.
– Спасибо сказать хотел…
– Пошел бы твой американский друг, он даже не удосужился…
– Нет, это его отец. Что с тобой? Я буду через пять минут. Ну, здравствуй, как ты, сколько мы не виделись? Ты все равно не поймешь, где это, ты не знаешь Москвы. Да, здесь побывало много народу. Расскажи мне все, ласточка… Ты влюбилась? Это он, да? Ну, ну, полежи спокойно, перестань. Это у тебя давно? Ты тогда в институт перешла? Кто он, как его зовут? Ну, успокойся, моя хорошая, давай я тебя обниму, нет, мы ничего делать не будем. Ты моя ласковая! Нет, не с выводов начни, просто рассказывай, с самого начала. Ты выпила водки, зачем? Вот вода, совсем не хочется? Ну, попробуй, не спеши. Я и не знал, что ты такая красивая. Ты влюбилась. Может, надавать ему? Где он живет? Уже вернулся? Пусть бы там оставался. Кто еще у него там? Ты все время хотела, чтобы тебя любили. Ты нетерпеливая, у тебя все из контрастов, и вокруг все то же – ярко или тьма. А я люблю полутона, оттенки, приглушенное, матовое. Может быть, тебе и не сказали плохого, а ты напридумывала? Спасибо, что ты мне все рассказала. А помнишь, когда мы встретились? Чей-то день рождения был, ты была такая… Почему я раньше не догадался? Я пришел и сел на первую парту? Я не знал, мы могли бы, мне так хотелось этого, но ты была тогда такая маленькая. А помнишь лес, и шел дождь, успокойся, хорошая моя. Ты замечательная. Может, он болеет? Я не швырял твои книжки в стенку, я только говорил, что не нужно никому показывать, зачем, это же так интимно. Только ему и мне? Тогда пиши. Баня? Самые лучшие бани… Шнитке, Любимов, птица Феникс, Розенкранц и Гильденстерн? Кундера, Кауфман, прерафаэлиты, пифагорейцы, неоплатоники, Даррел? Успокойся, полежи, помолчи. Саломея, Оскар Уальд, Бедсли? Теперь я продолжу: Есенин, Клюев, Леонардо да Винчи, Нижинский, Нуреев, Лифарь, Дягилев… Что ты хочешь этим сказать?
– Он говорил – пиши. Когда все стало повторяться, он сказал – попробуй другое. Это труднее, нужно много работать, не получается…
– Тебе мешает стакан водки, ты совсем ничего не хочешь. Со мной можешь вести себя так, как тебе нравится. Ты очень хорошая, запомни это, больше не стриги волосы, пусть будут длинные, они у тебя красивые. Я увидел тебя у костра, твой профиль, помнишь фотографию? Нет, это ты к нему хочешь, полежи спокойно. Мы славно поговорили, будто… Спасибо, что ты все рассказала. Я только теперь понял, почему ты чураешься меня. Дело не в нем, ты не можешь быть с ней и со мной, потому что только к одному из нас умеешь относиться плохо. Кто-нибудь знает про нас? Хорошо. Не надо до подъезда?
– Тебе противопоказано быть одной? Ты трудно переносишь одиночество? Что же ты голову всем морочишь? Когда тебе не позвонишь, всегда отговариваешься отсутствием времени, работой, я поэтому и не звоню. Ты как земский врач, я тебе еще ничего не сказала, а ты уже рецепт. Ну да, правильно, его я сама напишу. Сочини мне "Оду" или "Посвящение", или лучше назовем "Исповедь курсанта", я учусь быть главным рентгенологом Западного округа, какие там ученые – чудо! Светлые головы! Она говорит: – Не жалейте об этих пропущенных двух часах, подумайте, что это были два часа, когда вы никому ничего не были должны – ни больных осматривать, ни больничные выписывать, ни договариваться о консультации, ни за автобусом бежать, ни в очереди стоять, ни у плиты, вы даже не должны были диагнозы ставить и назначать терапию". Ты пойми, нигде больше нельзя увидеть такую кишечную непроходимость, как в Склифе! Наша рентгенология? Ей уступает европейская и американская, не аппаратурой, конечно, а другим диагностическим инструментом – головой! Ладно, поедем с тобой на Канары, возьмешь карандаш и бумагу, там наговоримся, я стану тебе рассказывать истории, а ты будешь записывать, да, на мраморных ступенях у моря. Ты не можешь без приключений. И танцы тебе будут, я буду танцевать с тобой и петь тебе тоже, как тогда – ты маленькая была, мы лежали на берегу моря, и я тебе пела. Что еще ты хочешь в себе открыть? В тебе и так всего слишком, не лопнешь?
– Ты ничего не видишь, я другая теперь. Он все перевернул во мне, будто пустоту заполнил, он сделал так, что мне многое стало доступно и интересно то, что никогда раньше не привлекало внимания. Я книги его читала, будто чудо сотворялось, музыку с ним слушала и воспринимала ее иначе, смотрела картины его глазами – видела красоту другую. Но дело не только в этом, кажется, я понимаю теперь глубже и тоньше. Чувствую, вот-вот что-то главное отыщется, еще немного, и сама научусь ходить. А пока… Все, что с ним связано, не позволяет мне умереть.
– Не говори ерунду, лучше проводи меня до остановки. В следующий раз верну тебе перчатки, не замерзнут твои пальцы, весна уже.
– Хочешь, я скажу тебе, к чему стимулирует меня все, что связано с тобой? К тому, чтобы жить.
21–26 марта 2000