Смотрю на штангу. Презрительно трогаю её пальцем. Затем говорю:
- Какая же она всё-таки гадкая. Тебе вот не противно?
- Противно, – соглашается приятель. И, позёвывая, укладывается на скамейку.
А вокруг корячатся, тужатся, потеют...
Гантели звенят, суставы скрипят. Спортивный дух крепчает.
- Ну, – толкаю его. – Чего разлёгся? Давай уже, раз пришли!
- Чего давать-то?
- Ритм, давай, задавай.
- Сам задавай, – морщится он, - у меня вон... нога.
- А у меня, - гвоорю, - шея. Ты что забыл?!
- А у меня... - задирает он футболку, – ...на вот пощупай.
- Ну? – щупаю. - И что там?
- Не знаю. Печень, наверное, или сердце.
- Не хочешь, так и скажи! – злюсь. – Зачем тогда, вообще, приходили?
- Как зачем? У нас же всё висит...
А рядом приседают, жмут, рвут и тянут. Вот где бы Репину "Бурлаков", думаю. Впрочем, эти гораздо безнадёжней. Гораздо.
Катая ногой гантель, пытаюсь прощупать на животе кубики.
Приятель давит зевок.
- Ну что? Побыстренькому и ко мне?
- А что у тебя?
- Бо-орщ! – вздыхает он мечтательно. - Свежий, наваристый, с лаврушечкой и английским перчиком... А чесночок я положил уже в самом конце, чтоб щипало.
Справа кто-то вскрикивает, сучит ножками, извивается.
Когда же его, наконец, извлекают из-под штанги, он смотрит на нас налитыми кровью глазами.
- Борщ - это, конечно, хорошо, – не сводя взгляда с придавленного, соглашаюсь я с приятелем. – Но я вот утречком жаркое сварганил - объе-де-ние!..
Вот только представь: до хруста обжарил телятинку... спрыснул красным винцом... а потом долго-долго томил с лучком и розмарином...
А на гарнир рассыпчатая гречневая кашка! Представляешь: горочка кашки с маслицем и сверху куски запечённой телятины...
Справа грохот, звон, жалобные всхлипы.
«Да, что ж вы делаете, изверги! Замолчите уже!!!»
- А салатик, – продолжаю, отворачиваясь от хлюпающего, - салатик надо обязательно зелёненьким. Огурчики там, лучок, укропчик и много нежных листиков салата...
- Как? - выкатывает глаза приятель. - Без шампиньонов?!
- Ни в коем случаи! Шампиньоны только испортят! Всё должно быть исключительно зелёным и сочным. Оно же обязано оттенять пикантную пряность телятины. Жаркое-то остренькое - с паприкой, душистым перчиком и кориандром...
Справа хрип, лязг, сдавленный кашель.
- А у меня же бутылочка! – вдруг озаряется приятель. - В морозилке - тягучая. Вот только представь: по нёбу скользнёт, в животе разгорится, а мы её борщевским, да с чесночком, и сразу по второй, по третьей...
Со скамейки, прямо нам под ноги, стекает обморочное тело.
- Ладно уж, - говорю, переступая через бездыханного. - Пойдём. Всё равно эти ненормальные, как следует, позаниматься не дадут.