ГАСТРОНОМ
Чиче было все равно, что думает сейчас Шурик. Ее многие называли странной и очень многие в глубине души считали сумасшедшей. Что и говорить, среди бела дня бежать по кишащей людьми улице считалось опасным даже среди самых отчаянных крыс. Опасно и неприлично. Что сказала бы бедная бабушка, если бы увидела, как Чича, даже не пригнув головы, тихо крадется вдоль забора? Наверное, ничего не сказала бы, просто умерла бы во второй раз. Почему крысы боятся бегать днем и что в этом непри-личного, Чича никогда не понимала. Это, в сущности, не опаснее, чем ночью. Люди спешат мимо с угрюмыми злыми лицами, по сторонам не смотрят и, даже если увидят спешащую по своим делам крысу, успевают только открыть рот и просипеть на вдохе: «Смотри-смотри!». И всего делов! Люди, они не очень-то быстро соображают! Им просто незачем быстро соображать, потому что у них все есть.
Чича остановилась, вынужденная прервать приятные размышления о никчемности людей, так как впереди ее ждал о-очень опасный участок пути: никакого прикрытия, метров восемь голого тротуара. Здесь надо дождаться удобного момента, притулившись за камешком, и рвануть на другую сторону так быстро, как только можно. Это темный проулок между домами, солнце сюда заглядывает только летом ближе к вечеру, поэтому снег долго не тает. Даже в середине июня, в самую что ни на есть жару, у стены общежития плавятся масляные черные обмылки льда, а весной и подавно, весь проулок закован в толстую, скользкую ледяную броню. Вот, сейчас пройдет эта обнимающаяся парочка и можно бежать.
«А-А-А»! – мысленно закричала Чича и кинулась вперед, в спасительную дыру в основании дома, к цели своего путешествия.
Дом впереди – не просто дом, и дыра в основании – не просто дыра. Дом этот носит вкусное название ГАСТРОНОМ, а дыра – это вход в него, откуда струятся самые соблазнительные ароматы, какими богата крысиная жизнь. В подвалах гастронома эта самая жизнь бьет ключом, здесь обитают самые интересные персонажи, плетутся ветвистые интриги, заключаются головокружительные сделки, рождаются звезды и разбиваются сердца.
Одно слово – ГАСТРОНОМ! Здесь можно незаметно для себя прожить неделю, наслаждаясь прелестями дневной жизни, можно застрять на пару месяцев, как однажды случилось с Чичей. Но на каждом входе и выходе, не важно, куда ты идешь и зачем, обязательно надо платить шрафщикам. О! Это очень непривлекательные личности! Их маленькие заплывшие глазки злобно сверкают на хищных мордах. Они так хорошо кушают, что их шеи гораздо толще голов. Кривые короткие лапы всегда полусогнуты для того чтобы удержать неимоверно большие животы. Зовут их до смешного похоже – типа Штык, Клык, Хряк, Шмяк. Чича не была уверена, умеют ли они говорить. При встрече штрафщики топорщат на затылках шерсть, клацая желтыми зубами, дергают животами, и рычат что-то похожее на слово «штраф». Поэтому, как вы уже догадались, их и называют штрафщиками. Все обитатели магазина боятся штрафщиков до дрожи. Одна знакомая крыска в детстве увидела всю зондеркоманду штрафщиков на марше и до сих пор заикается. Одно хорошо – они очень любят спать, и днем их почти не видно, просыпаются на закате и, похрюкивая, вразвалочку отправляются в обход. Все водопои знают, все входы и выходы! И каждая крыса, пришедшая сюда за едой, отдает им часть своей добычи, без этого нельзя.
Чича не знала, что может случиться, если кто-то не захочет платить, а старожилы в ответ делают умное лицо и мычат «У-у-у!». Что, по-видимому, должно означать: «Не знаем, но пробовать не хотим, больно надо, здоровье дороже!».
Чича всегда любила этот подвальный город, хотя и не хотела здесь жить. Жизнь здесь дневная, сумасшедшая, полная неприятностей и опасных авантюр. Когда Чича в юности сбежала из дому (а она именно сбежала), то какое-то время обреталась здесь. Её приютила старая белая крыса по имени Нора, кстати, заслуживающая отдельного описания, а может, и целой главы.
Итак, глава внутри главы.
Рассказ о Норе.
Нора когда-то жила у человека, о чем с гордостью рассказывала каждому, кто готов слушать. Человек ее то ли умер, то ли уехал, точно никто не знал, а спрашивать не отваживались. Вот эта крыса была о-очень странная! Начать с того, что она была белого цвета, что, согласитесь, само по себе необычно. Да еще, представьте-ка себе, Нора, выходя из дому, всегда куталась в «муаровые шали», то есть в какие-то драные тряпки с остатками бахромы по краям. На правой передней лапе у нее болтался тяже-лый сверкающий обруч с прозрачным камнем сбоку. Это называлось «перстень с аметистом». А по особенно торжественным дням, типа праздника большой помойки, Нора надевала торжественный наряд: шипастый собачий ошейник на шею и веревку с белыми камешками поперек живота! Люди подобным образом наряжают новогодние елки, а Нора наряжала себя и, бряцая амуницией, шла гулять.
Когда они с Чичей встретились в первый раз, Нора как раз была одета по-праздничному. Чича была тогда еще совсем зеленой, жила с мамой и бабушкой в трех кварталах от гастронома, то есть, все равно что в другом городе. Приближался мамин день рождения и они на пару с бабушкой отправились в далекое путешествие за покупками. Для Чичи все было в первый раз, она волновалась, ожидая чудес, но явление Норы в полной боевой выкладке, было для нее чересчур чудесно. Придавленная ошейником и камнями Нора передвигалась с большим трудом, часто останавливалась, подбирала свалившийся перстень, потом нежно дышала на камень и протирала затуманившуюся поверхность краешком «шали». Затем Нора медленно поднималась на задние ноги и окидывала окрестности царственным взором так, словно оказалась здесь впервые. Тут же хватала лапой первого попавшегося пешехода и осыпала его ворохом непонятных бесцеремонных вопросов, типа:
– Как здоровье вашей матушки? – и, не дожидаясь ответа, спраши-вала дальше. – Вас ведь Шаша зовут, если я не ошибаюсь? Нет? Ах да, вы Ширёша! Как поживает ваша тетя Алиша? Как, это не ваша тетя? А чья же?
И дальше в том же духе, пока испуганной жертве не удавалось придумать благовидную причину, чтобы удалиться и Нора могла продолжить прогулку. Еще десять шагов и второе сольное выступление, с небольшими вариациями. Сейчас-то Чича понимает, что старушке просто трудно ходить, что от одиночества она готова разговаривать с зеркалом, с мячиком, с тенью на стене, не то что с незнакомыми людьми… Да, сейчас это понятно, а тогда… Сперва Чича испугалась и спряталась за бабушкину широкую спину. А бабушка тоже как будто испугалась, увидев Нору, попятилась, пытаясь слиться с бетонной стеной. Но с такой комплекцией, как у бабушки, слиться со стеной не так то просто! А тут еще Чиче приспичило за ней прятаться! Словом, ничего у бабушки не вышло, придавленная, оскорбленная Чича так взвыла, что обитатели гастронома единодушно решили – началась война и вражеские самолеты бомбят родное пристанище. Крысы с выпученными глазами понеслись кто куда, в то время как бабушка с Норой повели неторопливую беседу обо всем на свете. Чича тогда испугалась не на шутку, металась и суетилась вместе с остальной «молодежью» и в суматохе потеряла ценные хлебные крошки и колбасный хвостик. А колбасный хвостик – главное праздничное блюдо крысиного стола, без колбасного хвостика ни о каком дне рождения не может быть и речи. Это все равно, что выставить себя на посмешище, примерно тоже самое, как завести себе человека или подружиться с котом! Позор! Вот так Чича познакомилась с Норой, под ворчание бабушки и под осуждающие взгляды «порядочных» крыс.
Здесь, в подвале гастронома, Чича не чувствовала себя такой странной, как обычно. Теперь вы знаете Нору и можете понять почему. Но даже здесь, в этом приюте для чудаков, воспоминания о бабушке щемили сердце. Что ни говори, а разочаровать родителей – это вам не фунт изюма. Чича совершенно искренне хотела бы, чтобы мама ей гордилась, чтобы бабушка не начинала сердито фыркать, стоило только кому-нибудь из сестер о Чиче заговорить. И еще ей хотелось бы не помнить, как бабушка кричала, что у нее нет больше внучки и она вообще не знает, откуда в их семье мог взяться такой бессердечный ребенок, имя которого отныне запрещено произносить под сводами добропорядочного дома Чушеры. От этих воспоминаний становится так пусто и больно внутри, что фыркай не фыркай, грусть не проходит и ничего с этим поделать нельзя.
А между тем, протиснувшись мимо гудящих металлических коробок, Чича очутилась, наконец, в пределах подземного города, в мире, полном таинственных звуков, странных движущихся теней и манящих запахов. И почему бы ей не приходить сюда почаще? Чича почувствовала, как волнение топорщит шерстку и покалывает подушечки лап тысячами крохотных иголочек. Тихонечко переступила через спящего штрафщика и направилась к белеющей в тусклом свете лужице. Так и есть, разлитое молоко! Живот радостно заурчал. Как хорошо, как вкусно! После молочка можно поискать что-нибудь посущественнее.
Помнится, этажом выше можно разжиться и морковкой, и редисочкой, там есть лаз в овощной отдел. А еще там живут знакомые ребята – Кшиштов со своими женами Окшаной и Айгюль, детей у них так много, что не у всех есть имена. А еще у них домашняя лягушка в норе живет, розовая такая, мягкая. Она поет по утрам. Соседи ругаются.
Чича бежала по узкому коридору: третий поворот налево, один направо и… ОПА! Здесь же должна быть небольшая комнатка! Там еще проход к лестнице на другой этаж… был…. А теперь большой сводчатый зал, ящики стоят повсюду и несколько луж разных цветов в центре. Крысы подходят к этим лужам и лакают по очереди. Отползают от луж пьяные, фу! Песни какие-то разнузданные поют!
Вот он, гастроном! Середина дня, а никто не спит, сидят, разговоры разговаривают. А у самого входа штравщик дрыхнет, Чича чуть об него не запнулась. Храпит, как свинья, и только сумку со штрафами к себе прижимает. Засахаренный орешек вывалился из сумы и покатился прямо к луже. Ну Чича и поймала его, не знаю зачем.
– Отдай! Положи на место! – заорал не своим голосом облезлый крыс у стены. – Проснется – мало не покажется!
– Да не сходите с ума, он их считает что ли?
– Не смейтесь, барышня, вы жизни не знаете! – облезлый смахнул накатившуюся слезу.
– Да нужен мне ваш орешек! – разгневанная Чича сунула лакомство незнакомцу и, не оглядываясь, пошла прочь.
Хотела спросить у сидящих ближе всего, как ей на первый этаж пройти, но позади раздался какой-то шум. Оказалось, что несчастный облезлый крыс, желая выслужиться, подсунул сонному штрафщику орешек под руку, а тот возьми, да и проснись. Громила решил, конечно же, что облезлый хочет его ограбить, схватил беднягу за горло и заревел, как бизон. Никогда не видела бизонов, но школьная классная руководительница всегда говорила, что мы «орем, как стадо бизонов». Так вот, этот штрафщик голосил и тряс облезлого крыса, а тот не мог ничего сказать в оправдание.
Чича хотела помочь облезлому, как никак, она тоже была отчасти виновата в произошедшем, побежала назад, но вдруг – целая толпа штращиков как ниоткуда возникла на ее пути. Чича сгоряча ткнулась было в просвет между ними, да куда там, отбросило, точно на стену наскочила.
– Пропустите! Послушайте! Да что же вы?!
Она беспомощно размахивала лапочками, носилась вокруг стражни-ков, но все без толку. А по ту сторону происходило что-то страшное: облезлый крыс, как тряпочный, болтался в руках штрафщика, а к его тощей лапе приклеился злосчастный орешек. Чьи-то заботливые лапы пытались увести Чичу подальше оттуда, а она все не шла, упиралась.
– П-пропустите! Это не он! Он не виноват!
– Тише, тише, глупенькая! Разбираться они что ли будут?! Хочешь, чтобы и тебя забрали?
Кольцо штрафщиков медленно-медленно сжималось, потом они как-то дружно громко выдохнули. Так страшно стало! Чича зажмурилась, а когда открыла глаза, штрафщиков уже не было. И только растоптанный орешек напоминал о произошедшем. В зале стало очень тихо, и никто больше не пел. Чичу затолкали куда-то к стене, чтобы успокоилась, а она все рвалась объяснять штрафщикам что облезлый не виноват.
– Успокойся, девонька, водички попей! – утешал Чичу старый крыс с пиратской повязкой на левом глазу. – Тут уж ничего не поделаешь, такая судьба! Не спокойно в нашем королевстве нынче, старый король умер, принцесса пропала, да еще люди возню с ремонтом затеяли! Такие времена, дочка, что не только простому крысиному народу житья нет, но и тем, кто к кормушке поближе, им тоже не сладко. Они штрафщиков гоняют, а штрафщики нас! И ничего – живем, как живем и то хорошо! Я тебе так скажу, живым все хорошо, а и помрем – не страшно!
– Дяденька, что вы такое говорите? Он же не виноват был, а его утащили куда-то! Так ведь нельзя! – не унималась ни в какую Чича.
– Ты молодая еще, не понимаешь. Я молодой тоже горячий был, правду искал…
– Нашли?
– Ага, нашел! Смотри! – он поднял свою правую лапу, на которой не хватало трех пальцев, сдернул повязку с покалеченного глаза и захохотал, скалясь во весь свой беззубый рот.
Чича отшатнулась. За столом одобрительно засмеялись. Чича наду-лась. Беседа между тем продолжалась. Чича узнала, что в крысином королевстве и впрямь что-то прогнило. С одной стороны, что ни день – новость, что ни ночь – происшествие. Зал вот питейный, например! Хорошо же, есть где отдохнуть, расслабиться. Продуктов навалом! Рабочие крысы с ног сбились, тащат не перетащат. Но с другой стороны… штрафщики лютуют, крысы целыми семьями пропадают, не говоря уже о мышах. Те и вовсе без счету гибнут. Королевская семья, а в частности Принц, поднимается чуть ли не до второго уровня!
– Вы же сказали, что король умер, а принцесса…
– Пропала? Правильно! Король умер, а брат его наоборот – очень даже жив. И сын его тоже не хворает! Вчера его видел!
– Да ну? – не поверили слушатели.
– Вот те и «ну»! Я тебе чем хочешь поклянусь! Вот этим глазом оставшимся поклянусь, хочешь? Видел, как тебя сейчас!
– Красивый? – поинтересовалась Чича как бы между прочим.
– Кто о чем, – презрительно скривил рот крыс. – Не знаю, я в мужской красоте не разбираюсь. Гладкий, конечно, и черный, как сама ночь. Глазища у него огромнющие, сверкают. У него, говорят, голос волшебный, да! Может в камень превратить, может просто заморозить. А когтищи… во какие, с мою лапу! И острые, что твоя бритва.
– Да, повезло тебе, что он не заговорил!
– Повезло! Да! – наперебой соглашались крысы.
И еще рассказали Чиче, что люди по подземельям шастают, как у себя дома. Спускаются с фонарями и ходят по коридорам. Совсем ум потеряли эти люди, не могут спокойно жить в своих домах, приключений им подавай. Чичины собеседники единодушно пришли к выводу, что если уж люди под землю полезли, то это не к добру и быть беде.
– А вы не знаете, случайно, куда переехал Кшиштов? Они тут где-то жили, тут рядышком? Кшиштов. Ну, вы же должны его знать, жена у него была, две: Окшана и Айгюль.
– Ах, эти, – одноглазый как-то сразу заскучал. – Да, были. Переехали.
– А куда переехали-то? – настаивала на своем Чича.
– Туда, кажись! – он неопределенно махнул рукой назад. – Ты лучше скажи, откуда такая красивая к нам свалилась?
– Живу тут неподалеку, – зарделась Чича. – Спасибо вам, я, пожалуй, пойду.
Приглядевшись, она и впрямь увидела проход в стене, спрятавшийся за ящиками. Спертый винный дух зала ей уже порядком надоел, да и жирный штрафщик, снова оккупировавший вход, настроения не улучшил. Чича попятилась за ящики и скоро потеряла из виду и притихшую компанию крыс, и штрафщика, и прокопченный питейный зал. Свобода! Протиснулась в узкую дверь и оказалась посреди незнакомого коридора.
Она не успела задуматься, в какую же сторону ей идти, стоило только принюхаться! Чича почувствовала манящий, ни с чем не сравнимый запах – запах колбасного цеха. Этот запах сводит с ума каждую, даже самую здравомыслящую крысу, когда-либо бродившую под этой седой луной. Учуяв этот запах, забываешь об осторожности, о мышеловках и крысином яде, ты просто бежишь, не чуя под собой лап, с одной только мыслью: КУШАТЬ!
Чича не любит этот запах, точнее не любит то, что он с ней делает. Может быть, поэтому она не осталась здесь жить. Чича сама себе не нравилась в такие моменты, слишком похожа на животное. Согласитесь, никто не хочет быть похожим на бездумное, алчное и беспощадное животное. Какое-то время она еще пыталась сопротивляться, говорила себе:
– Ты выше этого, Чича! Ты воспитанная интеллигентная крыса, а не глупый зверь!
В порыве гордости попыталась даже пойти в другую сторону, но через секунду, словно со стороны, увидела, что голова-то пытается идти назад, повернулась направо, но лапы уверенно топают вперед, прямо. Такой вот раскорякой и двигалась туда, откуда так заманчиво пахло колбасными изделиями.
– Ну ладно! – сдалась Чича. – Только одним глазочком посмотрю и все! Может быть, одну маленькую шкурку съем! О, Боже! Хотя бы беги не так быстро!
Так, не переставая себя уговаривать, Чича галопом неслась по извилистому коридору. Мысли бежали следом, но не могли угнаться, поэтому Чича на всех парах вылетела на середину залитого солнцем огромного зала и в изумлении застыла с открытым ртом. Запах колбасы здесь был настолько силен, что голова шла кругом. Вокруг повсюду стояли ящики величиной с приличный дом, на перекладинах висели, привязанные за хвосты сотни колбас разного вида, цвета и размера: скрюченные одесские кральки, сервелатные батоны и толстые сосисочные веревочки. На широких никелированных столах возлежали толстые разделочные доски, похожие на надгробные плиты. Там же валялись грязные разделочные ножи. А в огромных тазах свалены в беспорядке и толстенькие бурдючки буженины, и вытянувшиеся закоченевшие карбонаты.
Людей почему-то не было и, догнавшие Чичу мысли подсказали, что ей повезло. Страшные нарезочные машины молчали, люди куда-то делись, и никто не обращал внимания ни на разбросанные копченые сокровища, ни на одинокую маленькую крысу посреди колбасного царства. Множество колбасных хвостиков, промасленная оберточная бумага и обрывки закопченной веревки.
– Эй! Ты чего застыла?! Хватай шкурку и беги быстрее, дуреха!
Чича повернулась на голос – пухленькая молодая крыска сгребла в охапку кучу колбасных хвостиков и тащила свое богатство к выходу. А прямо перед Чичей лежала восхитительная большая колбасная шкурка и пахла. Где-то глубоко-глубоко в центре мозга у Чичи билась тревожная извилина, мол, послушай толстушку, хватай шкурку, беги, потом нюхать будешь, ан нет! Застыла на месте с глупейшей улыбочкой на морде, и ни туда, ни сюда. А пухленькая крыска, наоборот, не растерялась, метнулась к Чиче, деловито всунула ей под мышку сосиску с длинным веревочным хво-стом и, упершись в спину головой, стала толкать к выходу. Но было уже поздно.
Откуда-то с небес (или с потолка) раздался громовой хохот и огромный веник со свистом обрушился на незнакомую крыску. Чича прянула назад, с ужасом увидела, что незнакомка лежит с закрытыми глазами, неестественно вывернув лапку, а взметнувшийся веник готов опуститься на Чичину буйную главу. Черный человек в грязном сером халате и с совершенно безумными глазами носился по скользкому полу, пытаясь пристукнуть Чичу, скалил редкие желтые зубы и бешено хохотал. Такими огромными зубами можно есть лошадей, что же будет с маленькой беззащитной крысой?! Чича бежала куда глаза глядят, а глядели они в спасительную темноту между ящиками с копченым мясом. Каким-то чудом ей удалось увернуться от веника, когда сумасшедший старик разметал в стороны столы и ящики.
Он все время хохотал! Чича всегда была невысокого мнения о людях, но сейчас, сидя за алюминиевым тазиком, поняла, что род человеческий она даже переоценила! Этот сумасшедший хуже студентов, хуже уборщицы и дворника вместе взятых!
Разгром прекратился неожиданно. Переждав минуту, Чича рискнула высунуть нос из своего укрытия. В зале появился еще один человек в белом одеянии, самка. Она грозно возвышалась над Чичиным преследователем, буравила сверкающими глазами и голос ее, тихий, но страшный, временами походил на кошачье шипенье. Каждое слово «белого» человека заставляло «черного» человека съеживаться, такая сила была в нем. Это, наверное, человеческое колдовство! От изумления Чича даже из-за тазика выползла, а вдруг «черный» человек уменьшится до ниже пола? Но «белому» человеку, видимо, надоело колдовать или колдовство в нем закончилось, только взгляд она погасила, фыркнула напоследок и ушла. Черный преследователь покорно поглядел колдунье вслед, подобрал остатки веника и, нервно подергиваясь, поплелся прочь.
Сердце у Чичи билось где-то в ушах и лапки подгибались, когда она выползла на свет. Незнакомая крыска лежала на прежнем месте, и, приглядевшись, можно было увидеть, что ее живот медленно поднимается и опускается – жива! Чича приподняла ее голову и подула в раскрытый рот. Ресницы незнакомки дрогнули, она неожиданно громко чихнула и открыла глаза.
– А, это ты. Привет! – как ни в чем не бывало, произнесла она и села. – Который час? Я жутко голодная!
Подхватила с пола колбасный хвостик и принялась жевать! Чича молча наблюдала, как веревочка от хвостика пропадает во рту незнакомки.
– Ух! Поели! – возвестила толстушка, облизывая красным язычком губы. – Ну что, пошли? Надо только побольше еды взять для Димы.
– Для Димы? А кто он, этот Дима?
– Эта Дима! Это девушка!
– Девушка?! А почему ее так странно зовут?
– Долго объяснять! Хватай колбасу и бежим! Да не всю палку, балда, а вон тот кусочек! Нас же штрафщики поймают!
Дальше все пошло как во сне. Знаете, как это бывает? Тебе снится, что надо бежать, а ноги словно приросли к полу и ты так медленно-медленно размахиваешь руками, отрываешь одну свинцом налитую ногу от земли и бац! Оказываешься лежащей поперек собственной кровати! И бежать тебе некуда и незачем, и дышать трудно из-за того, что подушка набилась в рот. Вот и сейчас Чиче казалось, что она спит и потому не может оторвать лапки от пола.
\
– Бежим! – страшным голосом завопила толстушка и замедленная съемка в голове Чичи завертелась с утроенной быстротой. В колбасный зал возвращались люди после обеденного перерыва, не спеша, вразвалочку. Интересно, чем они обедают в этой колбасной стране? Наверное, конфетами и сгущенным молоком.
Когда-то давно, когда я еще училась в школе, нас повели с экскурсией на кондитерскую фабрику. Самая вкусная и запоминающаяся экскурсия в моей жизни! Нам всем казалось, что рабочие на этой фабрике – счастливейшие из людей, ведь они могут есть конфеты с утра до вечера и совершенно бесплатно. Как бы ни так! Нас встретили толстые скучающие тетки в мятых белых халатах, которые, как выяснилось, совсем не едят конфеты, даже дома. И счастья никакого особого среди этого рая не испытывают. Нам разрешили есть сколько угодно конфет, только за территорию не выносить. А я насыпала засахаренный арахис в варежку, хотела принести сестре гостинец. И чуть не умерла от страха, когда шла через проходную. А орехи растаяли и к ним прилип серый пух от варежки и есть уже было нельзя. О чем это я? Ах, да!
Чича со своей новой подругой неслись по узким коридорам подвала гастронома. От страха Чича даже повизгивала, сжимая в зубах шкурку от балыка. Перед носом мельтешил хвост бегущей впереди крыски. Мраморный зал с алюминиевыми столами давно остался позади, но беглянки не сбавляли темпа, петляя между коробками и ныряя под вспотевшие трубы. Легкие у Чичи готовы были уже разорваться, перед глазами плавали какие-то красные зайцы и во рту пересохло. На повороте ее занесло, и Чича перелетела через огромный мешок и, с характерным звуком «шмяк», бедная крыса приземлилась где-то в кромешной тьме.
– Да сколько же можно?! – не то прошептала, не то подумала Чича перед тем, как, уже в который раз за сегодня, потерять сознание.
Иллюстрация Александры и Светланы Белицких