Отцовский след 12

Борис Рябухин
Борис Рябухин

Начало см. Отцовский след 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10 11 
Продолжение следует


ВОЛОДЯ – БОРИС


Борис – Володе
19.06.83

Здравствуй, Володя!

Была напряженная работа, поэтому не смог тебе сразу ответить на  твои письма от 19 и 26 мая и письмо дяди Саши от 12 мая 1983 г. Письмо дяди Саши – хорошее. Когда он будет продолжать дальше, ты бы попросил его припомнить подробности о твоем отце.

Я попробую найти книгу Сенкевича в Ленинской библиотеке, пришлю тебе ее название и индексы, по этим данным ты, записавшись в городскую (центральную) библиотеку,  сможешь заказать ее по межбиблиотечному абонементу (МБА), и Одесса запросит ее в Москве, тебе пришлют, и ты сможешь пользоваться ею в течение 2–3 недель.

Теперь ответы на письмо от 26 мая 1983 г.

Горечи в твоем письме много. Очень жаль, что ты об этом пишешь в письме. Больше прошу этого не делать.

(Я знал о  перлюстрации.)

При встрече с тобой я постараюсь объяснить тебе то, что ты не  понимаешь, а ты  – мне, то, что я не понимаю. Договорились?  Заглядывай в книжный магазин,  постарайся купить мою книгу «Иван Болотников».  Там есть ответы и на некоторые твои тревожные вопросы.  А главное, он был, оказывается  рыцарем. Сельвинский так и назвал поэму о нем «Рыцарь Иоанн».  Хорошо, у меня получился свой, молодой Болотников. У меня пока только один экземпляр, тираж еще не вышел. Если не купишь, я привезу тебе в августе. Объяснить, что такое процесс творчества, по-моему, еще не смог никто. Твое объяснение –  принятое в газетах заблуждение. Очень горько слышать обо всех твоих передрягах. И хорошо, что ты не считаешь себя пессимистом, у тебя есть на другой чаше весов очень значительное – ты человек, труженик, семьянин, мыслящий, правдивый, физически полноценный, – человек.
Вопрос о матери снимаю, если она обеспечена.  Письма верну, когда придет время.
Моя мама живет у меня. Посылает тебе большой привет. Обнимаю, Борис.


Володя – Борису
28.06.83

Здравствуй, Боря!  Твое письмо от 19 июня я получил.
Я своего добился, деньги должны вернуть – подробности при встрече.
Дядя Саша просто молодец, я с большим интересом читаю его письма, и в этом я обязан тебе, нашей переписке, наверное, не смог бы я до этого додуматься сам.
Твою книгу «Иван Болотников» тоже буду искать, но ты, на всякий случай, пришли еще одну. Очень рад, что добился ее публикации. Молодец! Лично к тебе несколько вопросов.
а) Что,  кроме литературы,  вызывает у тебя интерес, серьезный интерес, может быть, даже не меньший, чем главное твое занятие?
б) Знаком ли ты с технологией, если да,  то в каком объеме?
в) Когда и где тебе приходится встречаться с чистой философией?
г) Интересуешься ли ты литературой о здоровье человека и в связи с этим, как ты пьешь чай?
Передавай большой привет твоей маме. Знает ли она о нашей затее и как к ней относится?
Если хочешь, чтобы я тебя встретил, приезжай или в субботу и воскресение, или после 17.00, когда я не на работе.
Всего тебе доброго, обнимаю, Вова.








ОТЦОВСКИЙ СЛЕД 9

Борис Рябухин

Начало см. Отцовский след 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8 
Продолжение следует


ОДНОПОЛЧАНЕ


Замотаева – Володе
02.06.83

Уважаемый Владимир Африканович!
 
(Володя, наверное, вздрогнул, что его Африкановичем назвали.)

Ваше письмо Замотаев получил, но отвечает Вам его жена, так как Павел Иванович после перенесенной тяжелой операции чувствует себя еще слабо.  Он сказал, что Вашего отца он вспомнить не может. Говорит,  что возможно помнит его Шарабан Андрей Никитович, который был комиссаром 1-го арт. дивизиона, а затем комиссаром арт. полка. Проживает он по адресу: 252107,  г. Киев, ул. Половецкая, дом 14-а. Павел Иванович сказал, что дивизия в июне–июле 1942 года вела бои под городом Белый.
Можете обратиться в государственный архив.
Лариса Николаевна.

Г. Красноярск, Маркса, 88.




Шарабан – Володе
20.06.83

Уважаемый В.В.!

На Ваше письмо сообщаю, что действительно в июле 1942 года наша дивизия вместе с другими соединениями попала в окружение.  Эту трагедию пережил и я.  Многим воинам удалось выбраться из кольца и сохранить знамена частей.  Но было и пленение, и гибель при выходе и до выхода.  Часть людей попала в партизаны, и там воевали и погибали.  Некоторые вышли к своим через два–три месяца. Так что для потери воина без следов или без вести условий было достаточно в этой сложной обстановке. 
Я понял, что Ваш отец был разведчиком–артиллеристом.  Возможно, он воевал в составе разведчиков полка, которые были при штабной батарее.  До окружения я был в штабе первого дивизиона. Такой фамилии не встречал. После окружения я стал воевать в составе командования уже полка и тоже не мог встретиться, так как отца Вашего уже в полку не было. Но ведь Замотаев до окружения был политруком штабной батареи, куда входил взвод разведки полка. Видимо, и он не мог вспомнить.  А может, отец воевал во втором дивизионе.
Фамилия Мордвинкина мне встречалась после окружения, но я не могу его представить. Думал долго.  Наверное, пошлю Ваше письмо ветеранам полка и попрошу вспомнить Мордвинкина.  Может, кто из разведчиков знал и отца. Пошлю письмо в Москву писарю штаба полка, потом помощнику начальника штаба по учету людей.  Попрошу, чтобы они мне и Вам ответили, если что будет новое.
Есть еще возможность написать тем, кто из штабной батареи попал в плен. Отдельные были. Например, повар Соломонов Александр Парфенович. С плена он вернулся слепым. Если он здравствует, то может вспомнить  (660052 Красноярск, ул. К. Маркса, 141). Врач полка Шулятьев Александр Иванович (Кемеровская обл., г. Новокузнецк, Кирова, 23-а). Он тоже пережил пленение с некоторыми бойцами. Возможно, болеет. Но попытаться можно. Прошу писать с условием: не упоминать о плене и кто рекомендовал написать. Нужно просто писать, что «по имеющимся данным мой отец служил в артчасти, где до окружения воевали вы». И просить узнать, не встречался ли он до июля 42 года. В общем, если здоровье позволяет, то они могут дать сведения. Если я получу от своих однополчан, куда пошлю Ваше письмо, то я Вам сообщу новое, если будет.
Желаю Вам добра и здоровья, с ув. (подпись)



ВОЛОДЯ – БОРИС



Борис – Володе
17.07.83

Здравствуй, Володя!
Я нашел работу по душе, литературную. Меня пригласили в журнал «Молодость», в библиотечку журнала, которая выпустила моего «Ивана Болотникова». Он  и помог. Старшим редактором. Деньги небольшие, 170 руб. плюс премиальные.  Редактировать прозу. Пока хватит.  Это изменило планы, придется ждать командировку в Одессу, или отпуска через год. Мама пока уехала в Астрахань, но скоро приедет. Будем делать ремонт. Занимаюсь следующим атаманом.  На большее времени не хватает. Поначалу трудно привыкать к режимной работе. Хотя сейчас творческая загрузка меньше –  своего рода отдых.  Немного успокоился. Андрюша в Севастополе с мамой своей.  Написал мне письмо. Звонил. Пишет: «Море меня встретило волнами». Я узнал о Танечке, через маму, от декана ее факультета.  Очень ее расхваливал.  Перешла на третий курс, активная, общественная. Идет ли это от общительности или тщеславия – не знаю.

(У Танечки был нервный срыв чуть раньше, – рассказывал позже мне ее муж Саша.)
 
Теперь отвечаю на твое письмо от 26 июня 1983 г.

На твой  вопрос замечу, что писателю постоянно приходится вызывать свое озарение. Другое дело, что не всегда оно приходит. Но он не «дает душе лениться». А когда приходит вдохновение, у него получается удачнее произведение, чем без него. 
Творчество, действительно, бывает в любой работе, только оно имеет меру от охотки, профессионализма, мастерства, виртуозности, до открытий и озарения.  В газетах же, рассчитанных в основном для среднего человека, мало информированного и образованного, дается и среднее значение творчества (конечно, бывают исключения – и тогда  газетный материал становится событием, так, например, писал, ушедший недавно из жизни, в «Правде» Орлов, хотя бы о Шостаковиче).  Умеешь ли ты читать газетные материалы между строчек (знать о событии больше, чем там написано?)
До Ленинской библиотеки  еще не добрался в связи с хлопотами по трудоустройству. Но доберусь.
О письме Шарабана, от 20.06.83 Письмо заинтересованного человека. Создается впечатление, что ты идешь по ложному следу: Замотаев был политруком штабной батареи – и не помнит  человека с редким именем Африкан. «А, может, отец воевал во втором дивизионе», – надежда, но из  какого дивизиона повар Соломонов, врач Шулятьев, Мордвинкин (которого помнит Шарабан, а Сливкина Африкана – не помнит)?  Но все же, будем надеяться, что Шарабан расширит круг опрошенных. Просьба Шарабана об осторожности в отношении плена, как видишь, подтвердила мои предостережения…

В письме от Замотаева от 02.06.083 есть обнадеживающая фраза: «дивизия в июне–июле 1942 года вела бои под городом Белый». Может быть, обратиться в этот город, в военкомат, к следопытам, в музей боевой славы?
Вывод: сведения о Сливкине мы знаем неточно, при поисках не надо настаивать, что он служил разведчиком–артиллеристом при штабной батарее 17 гвардейской дивизии.  Каждое слово приводит пока к людям, которые не помнят Сливкина Африкана.

(Неужели тогда  люди молчали по той же причине, что и мать с отчимом,  и Сливкины, потому что Африкан пропал без вести, и боялись навредить его сыну?) 

Значит, каждое слово – под сомнением. Отправной пункт в поисках – последний адрес на весточке отца. Даже под сомнением то, где он призывался, раз военкомат пишет, что в списках призывавшихся… не числится.

Теперь на твои вопросы постараюсь ответить.
Серьезный интерес вызывают серьезная музыка и народные песни. Мелодии у меня постоянно в голове, а пою я всю жизнь песни и романсы, даже тихонько на улице для себя; история (взаимоотношения народов и правительств в нашей стране вплоть до сегодняшнего дня); театр (кажется, я и живу по своим сценариям); люди (их характеры и взаимоотношения).
С психологией почти не знаком, только житейски, хотя купил учебник, увлекался гороскопами (потом все собрал и выбросил в мусорный ящик), физиогномикой, хиромантией, психотерапией, знания, в основном, – из наблюдений и анализа поведения людей.
С философией знакомлюсь в основном с русской, приобрел за последние два года Киреевского, братьев Аксаковых, Федорова, Одоевского, Белинского, Карамзина, Салтыкова–Щедрина (ничего пока не читал толком). Все это  связано с литературной критикой, кроме Федорова. Знакомился с Чаадаевым, Вл. Соловьевым, их почитал с пользой для себя. Составлена программа познакомиться с Н.О. Лосским, Н.А. Бердяевым, В.В. Розановым и др. Читал Аристотеля, Фрезера, Сенеку. (Списки потом расширились). Знаний по чистой философии практически нет, за что себя ругаю. Но такой склад – только прикладная философия в меня еще кое-как влезает. Так устроена память. Читаю Библию. Писал стихи на псалмы.
Например, такие два.

* * *

Счастлив, кто хлеб мог преломить,
Своими сделанный  руками,
Любимую жену сравнить
С плодоносящими лозами,
Родню на праздник пригласить,
Свой стол украсив сыновьями.




*  *  *

Кто, кто сегодня не порочен
И правильно ведет дела,
И правду высказать захочет?
Чье сердце истина зажгла?

Кто, кто сегодня не клевещет
И  зла наивным не чинит,
И безбоязненно перечит
Тому, кто ближнего чернит?

Кто, кто отверженных не ранит
И славит преданных борцов,
И даже в малом не обманет
Ни праведных, ни подлецов?

Кто, кто услужит безвозмездно
И не слукавит на суде,
И поступить сумеет честно
И в наслажденье, и в беде?..

Кто, кто? И где?

Читал литературу о здоровье. «Сексопатология женщины», «Мужчины после сорока», «Физиология и патология половых функций», «Лечебные травы», «Молодым супругам». Есть у меня Похлебкин «Тайны хорошей кухни», «Книга о вкусной  и здоровой пище», «Краткая медицинская энциклопедия». Чай пью, тем не менее, безобразно: не всегда свежая варварским способом сделанная заварка, внакладку с вареньем, обязательно с бутербродом. Несколько раз пил в редакции чай, заваренный, вернее, приготовленный в кофеварке – и понял, каким он может быть вкусным, но сердце колотилось – бросил. Твой рецепт, грешен, потерял.
Мама о нашей затее знает в общих чертах, ровно столько, чтобы не осознать важность этого для тебя и для меня. Я стараюсь ей о замыслах не говорить – у нее плохой глаз, говорю только о результатах, да и то с опаской, что сглазит. Наверное, это – мнительность.
Письма перешлю в следующий раз.
Большой привет твоим. Обнимаю, Борис.



Володя – Борису
31.07.83

Здравствуй, Боря!

Получил твое письмо от 17 июля и «Ивана Болотникова».  Поздравляю с публикацией, оформлена хорошо. На фото весь твой характер. Еще не читал, только некоторые места. Много старых неизвестных слов – поэтому вопрос: почему нет сносок–разъяснений?
Очень огорчился, что твой приезд отменяется на неопределенный срок. Посылаю письмо дяди Саши, и двойное письмо от фронтовика (хочу знать твое мнение, чтобы сверить со своим).  На два указанных адреса послал письма.

К своему понятию о творчестве  я пришел не из газет и журналов, и даже не из книг. Я это понял практически, когда смог испытать радость творческую. А газетам я не очень доверяю, и даже многому не верю. Твое объяснение творчества вполне понятно, я полностью согласен.  Могу только добавить – из всех наслаждений жизни, самое высшее наслаждение (удовлетворение, потребность, сладость и прочее) человек получает в творчестве, каково бы оно ни было, лишь бы был сам творческий процесс деятельности человека.  Продукт  творчества не может вызвать этого  высшего наслаждения, только сам творческий процесс (когда творишь, тогда и живешь) дает жизнь человеку в том понимании, когда говорят – ты счастлив.

О письме Шарабана – это он переслал мое письмо Чемерису, который мне ответил – я считаю это первой удачей. Я писал Чемерису ответ  на его письмо, задавал вопросы –  он ответил, тебе все переслал.  Так же, как ты мне ответил о письме Шарабана, прошу ответить и о письмах Чемериса. Кстати,  раньше марийцев называли черемисы (только две буквы переставлены), значит, он мариец по национальности.
Дядя Саша регулярно отвечает на мои письма, а вот тетя Гутя почему-то упорно молчит, не могу понять, почему, не отвечает ни на одно мое письмо, а их было уже около пяти.  Меня это беспокоит.
Меня интересует, зачем тебе хиромантия и гороскопы?..
«1. Нельзя изменить себя в желаемую сторону, не изучая себя постоянно.
2. Нельзя изучить себя, не пытаясь себя изменить.
3. Нельзя изучить себя, не изучая одновременно и с равной заинтересованностью других людей (хотя бы еще одного человека; но чем больше, тем лучше).
4. Нельзя изучить человека хорошо: таким путем человек не познаваем, потому что природа его противится изучению, как насилию; по-настоящему постичь  человека можно, только помогая ему.
5. Ни себя, ни других нельзя изучить иначе как в деятельности и общении…»
Это я написал тебе выдержку из книги писателя и врача психотерапевта Владимира Леви «Искусство быть собой». Это, по-моему, интереснее гороскопа.
Что такое философия?  Если перевести дословно – это любовь к мудрости, именно в этом плане я тебя и спрашивал. Я по философии, кроме учебника, ничего не читал, не скрою, читать трудно, но как интересно!
О здоровье ты только читал, а практически  помогало это тебе?
И у меня  есть Похлебкин. Все о чае. Пью чай по Похлебкину с 1975 года.  Не жалею. Доволен.  Советую всем. Веду, где могу, пропаганду о культуре чаепития, а у нас в стране ее практически нет.  Зоя и Сергей пьют так же, как я. Мой тебе совет по поводу чая, никогда не пей неверно заваренный чай, может оказаться вредным для здоровья (в кофеварке получил «чифирь» – очень вреден для сердца).  Кофе – наркотик, чай этим не обладает, хотя содержит кофеина больше.  Короткий рецепт, как заваривать (пить всегда только свежую заварку, ничем не разбавляя). Вода в чайнике залита из крана за сутки, чтобы вышла хлорка, и только свежая, а не уже кипяченая раз. Воду довести до кипения, но чтобы вода не бурлила хаотично, а только появился, как бы родничок, если открыть крышку и посмотреть (со временем, когда привыкнешь, можно определить по звуку кипящего чайника).  Нагреть любым способом – (ополоснуть кипятком) фарфоровый пустой чайник, насыпать сухого чая (1 чайная ложка с верхом на стакан воды + 1 чайная ложка  на чайник) и заливать только что вскипевшей водой (должна в это время образоваться пена, чем  ее больше, тем лучше и правильней заварен чай).  Накрыть салфеткой и ждать 15 минут (грузинский черный чай), 5 минут (индийский, цейлонский), 20 минут (зеленый чай) После этого лить в чашки из фарфора, пустые. С 1/5–1/6 от объема с молоком, со льдом.  Сахара класть как можно меньше, а еще лучше без него.
Обнимаю, Вова.


Володя – Борису
11.08.83

Здравствуй, Боря!

Высылаю тебе письма Журавлева и Сенченко. Журавлев работал вместе с отцом.  О Соловьеве второй раз упоминается, что он утонул подо льдом реки Вилюй.  Когда я матери тогда в первый раз об этом сказал,  она очень сожалела о нем и говорила, что он был очень хороший человек, что Африк с ним дружил.
 Прочитал твоего «Ивана Болотникова» – вещь неплохая, но, по-моему, малоемкая, для рядового читателя малопригодна, специалисты могут оценить.  Читается легко, правда есть иногда сбои, много слов, на которые обычно дают сноски, что они означают,  в книге этого нет, а жаль.  Ты писал, что я найду в ней ответы на свои вопросы –  не нашел, но понял, что ты имел ввиду, – мне этого очень мало, и я уже знал.
Будь здоров. Обнимаю, Вова.



ОДНОПОЛЧАНЕ


Чемерис – Володе
15.07.83
Донецк

Уважаемый т. Рябов!

Получил Ваше письмо, в котором вы интересуетесь судьбой  Африкана Васильевича Сливкина, Вашего отца.
Я очень хорошо знал Африкана Васильевича, и по совместной работе в конструкторском бюро Красноярского завода Главуглемаша, и по службе на фронтах Отечественной войны до лета 1942 года.
В конструкторском бюро он работал техником-конструктором. Я после окончания Донецкого политехнического института работал ведущим конструктором – это по современной должностной структуре – главным инженером проекта. Из нашего завода на фронт попали единицы. И Вы можете себе представить, какая это была радость – мы с Африканом встретились летом 1941 года под Молодым  Тудом (сев. Оленики). Оказывается, он служил писарем-чертежником в штабе артиллерии 119-й, а позже 17-й гв. стр. дивизии. Я в то время был начальником штаба 2 дивизиона 349-го, а позже 26-го гвардейского артполка.
Африкан в полку не служил, поэтому товарищи с полка его не могли знать (я имею в виду Шарабана, Замотаева и др.).
В штабе артиллерии дивизии, где он служил, была небольшая группа людей, и круг общения Африкана замыкался на нескольких человеках.
А почему я часто с ним общался, сейчас напишу.  Наш дивизион составлял артиллерийскую группу, которая в оперативном подчинении находилась непосредственно в штабе артиллерии дивизии.
Я же, как начальник штаба артиллерийской группы, почти каждый день бывал в штабе арт. дивизии, ну а по телефону разговаривал десятки раз на день.  Вот мне и приходилось почти ежедневно встречаться с Африканом. Был он рядовой. Плохо устраивался в жизни, очень был тихий, скромный человек. Но работал на планшете отлично. Схемой плановых огней можно было залюбоваться. Ну, еще бы!  Профессионал – чертежник. 
Летом 1942 года наша дивизия попала в окружение.  Израсходовав все боеприпасы, нам была дана команда: «Рассыпаться на мелкие группы и выходить из окружения».
Это было в районе Беганщины, сев. 6 км г. Белого. Из окружения вышли немногие.
После окружения я Африкана Васильевича больше не встречал.
Я думаю, что если он  попал в плен, то в плену он не выдержал и нескольких дней.  Он был худой, истощен и физически слаб.
Вот что я знаю о Вашем отце.
340049, г. Донецк,  Олимпиева, 102, Чемерис Николай Тихонович.



Чемерис – Володе
24.07.83 Донецк

Уважаемый тов. Рябов!

Получил Ваше письмо.  Попытаюсь ответить на поставленные вопросы.
Сенченко Р.И. служил вместе с вашим отцом в штабе артиллерии дивизии последних 2–3 месяца перед окружением. Это единственный человек, который живет и здравствует из состава штаба того времени. Его адрес: 352032, Киев, 32,  ул. Льва Толстого, д. 25.
Из наших общих товарищей по конструкторскому бюро я поддерживаю связь только с Журавлевым Александром Михайловичем, который  знал Вашего отца по работе. Его адрес: 140004, г. Люберцы, Московской обл., пос. Вуги, д. 5.
Шелепова не ищите. Его судьба аналогична  с судьбой Вашего отца. Впрочем, точнее Вам может ответить Сенченко, это был его начальник.
О том, каков был порядок при выходе из окружения? Не спрашивайте. Никто никак ничем не командовал. Люди разбрелись, как овцы, и стали легкой добычей врага. Поэтому никого, и тем более Вашего отца, в разведку не посылали.  Его знание немецкого языка никому не могло  понадобиться.  Разведка была проста: кругом немцы.  А что касается начальства, то одни были убиты, другие пролезли через боевые порядки немцев к своим, третьи пропали без вести.  А все это могло быть по-иному, если бы кто-то руководил огромной массой людей. 
А.В. был снят (на фотографии), очевидно, за штурвалом проходческого комбайна ПК-1, который завод осваивал перед войной.  Он работал в группе по освоению этого комбайна.
С тем, будьте здоровы!

Я уже Вам выше написал, что штаб артиллерии дивизии состоял из небольшой группы людей, а именно:
1. Командующий  артиллерией дивизии Середин, из окружения вышел, но несколько лет тому назад умер в Москве.
2. Начальник штаба артиллерии  Шелепов – из окружения не вышел.
3. Пом. начальника Сенченко Родион Игнатьевич – из  окружения вышел, ныне проживает в Киеве.
4. Начальник связи Дунькович – ныне проживает в Красноярске.
5. Писарь-чертежник  Сливкин, видимо,  был вместе с Шелеповым.

Позже мне довелось служить и начальником штаба 26-го гв. артполка, и начальником штаба артиллерии 17-й гв. дивизии, и даже в штабе артиллерии 39-й армии. Закончив войну на Западе, нас перебросили на Восток, и там я дошел вместе с  войсками до Порт-Артура.
А потом началась для меня сугубо мирная работа.
Почему Ваша фамилия – Рябов? У меня  когда-то был знакомый в Одессе Рябов – директор  нефтяного техникума (он давно умер).



Журавлев – Володе
06.08.83 Панки

Уважаемый Владимир Валентинович!
 Письмо Ваше получил вчера.  Попытался вспомнить прошлые годы, но они, вероятно, мало что скажут об отце.
 На Красмаш – молодой неоперившийся завод угольного машиностроения я прибыл весной 1940 года. КБ занимало второй этаж административного здания.  В огромной комнате размещались технологи и конструкторы, занимавшие северную половину.  Людей было очень мало, всего человек 15 – 20. Начальник КБ был Покрышкин, его замом числился Соловьев (утонул в р. Вилюй). Конструкторов–стариков было 4 человека. Паклин (умер в 1981 году), Уральский С. (вернувшийся после ранения, вскоре уехал на Урал), Сливкин, Приходченко, Вивдич. Секретарем была Ася Новожилова (еще проживает в Красноярске). В 1940 году состав пополнился «зелеными» специалистами из Донецка,  в том числе я, Федоров, Чемерис, Винницкий. Все получили столы и доски в ряду «стариков».  Помнится, что Сливкин и Уральский работали над агрегатом Ломова (фронтальный комбайн на всю длину лавы). Паклин – над врубной универсальной машиной. В памяти  остался интеллигентный вид опрятного, с насмешливой, но доброжелательной улыбкой Сливкина, угрюмый взгляд Уральского. Они – «старики» – были  семейными, и поэтому мы, молодежь, дружеских отношений после работы с ними не имели.  Я занимал комнату в квартире, где жил Уральский с женой, но общался в основном только с такими же, как сам, холостяками, а также с Паклиным, являвшимся проводником при экскурсиях по тайге.  Год прошел незаметно – осваивались азы конструкторской  работы. По окончании работы все расходились по своим очагам: семейные – к семье, холостяки – в столовую (внизу) и обычно ко мне, на преферанс, гитару, шахматы, ну, иногда и вино –  бутылок в углу скопилось много. Пока супруга Уральского не убирала их. Дебошей не было.
В воскресение 22 июня я услышал о начале войны в ресторане и сразу поехал на завод.  В понедельник на работу не вышли два человека: Уральский и Сливкин, – вероятно, получили повестки.  Остальные работали, ожидая их со дня на день. Затем ушли Чемерис, Винницкий.  Потом стали прибывать главным образом в половину технологов – эвакуированные специалисты, а на старых, оставшихся, наложили бронь.  Завод перешел в другое ведомство со всем наличным и пришлым персоналом и оборудованием. Никаких прощаний при уходе людей, естественно, не было.  Я перешел в отдел главного механика, а после войны – опять в КБ, в 1949 году не уволился и не выехал на Запад.  Через 25 лет, в 1975 году были с женой в Красноярске – хотелось побывать там, где прошли 10 лет начала жизни. Красноярск нельзя было узнать, завод – тем более. Встретили общих знакомых. Пообщались. С Асей Новожиловой (замужем, вероятно носит другую фамилию) перекинулись парой слов на ходу,  она стояла на балконе дома напротив завода, где всегда жила.  Жили у Паклиных. Заходили к Вивдичу (Григорию) – он еще работал и, вероятно, жив.  Он приехал в Красноярск на год–два раньше, чем я  и, возможно, знает о Сливкине больше (адреса не нашел, его коттедж на берегу Енисея, мы нашли по словам Паклина и соседа, сами с трудом, не записав почтовый адрес). Остальные, прибывшие по эвакуации, стариков–аборигенов завода не знали.  О судьбе товарищей – холостяков, ушедших на войну в первые дни и пропавших без вести, мне тоже ничего не известно.  Чемерис, вернувшийся живым, живет в Донецке, очень болен. Его адрес: г. Донецк, Олимпиева, 102, Чемерис Николай Тихонович.
О Сливкине он вряд ли помнит: в то время он имел жену и двоих малых ребят – забот хватало. Где проживает Уральский – не знаю. Вот и все, что имею Вам сообщить о прошлом, когда Ваш отец работал  на Красмаше.
 Мне неизвестно, где он жил, с кем общался и т. п., то есть не известна личная жизнь. На работе же в том небольшом коллективе, куда я попал,  у нас была очень дружеская атмосфера: никаких ссор, никаких дрязг, кроме, естественно, споров о выгоде того или иного конструкторского решения, не было.  Но на работе каждый был увлечен своим проектом, и по личным делам, как у женщин, разговоров обычно не заводили,  тем более я – нелюдим. Знаю, что квалификацию «стариков»  Соловьев – весьма грамотный инженер – ставил  высоко и доверял их решениям вполне.
Адрес Вивдича, возможно, может сообщить вдова Паклина – Свентицкая Галина Сигизмундовна, проживающая по адресу: 660014, г. Красноярск, пр.  Красноярский рабочий, д. 48.
Приблизительный адрес Вивдич Григория … 660014, г. Красноярск, Парковая, д. 4.
Извините за мазню. Всего вам доброго, с уважением (подпись)
 
P.S.
К сожалению, никаких фотографий сотрудников того периода, который Вас интересует, у меня не имеется.




Сенченко – Володе
09.08.83

Уважаемый Владимир Валентинович, здравствуйте!

Шлю Вам пламенный привет и чувство признательности за Вашу сыновнюю любовь и благородство души.  Очень радостно и трогательно осознавать эти качества. Думаю, что и мать, и   принявший на себя обязанности отчима и отца Рябов – люди благородные, и сумели воспитать в сыне любовь к окружающему миру, к близким и друзьям, а значит, и к нашей  великой Родине.
Сливкин стоит у меня  и сейчас перед глазами. Действительно, по роду службы, мне приходилось давать задания ефрейтору Сливкину на  вычерчивание разведсхем и оформление других документов. 

(То,  что Сливкина называет ефрейтором,  – более правдоподобно для его отличной работы с планшетом.)

Было это в мае–июне 1942 года.  3 июля фашисты, при многократном превосходстве в живой силе, массовом применении танков и авиации, перешли в наступление.  Это были неравные бои.  На каждого пехотинца шло в первом эшелоне 3–4, а местами – и более немцев.  Каждое наше артиллерийское орудие атаковано 10–12 танками противника. К 6 июля  противнику удалось расчленить наши боевые порядки, а затем замкнуть кольцо окружения по тракту Белый – Оленино в районе д. Нестерово. В памяти стерлись некоторые детали, в том числе и последняя встреча со Сливкиным.  Во второй половине дня 6 июля в лесу, севернее Заньково был организован сбор подразделений для выхода из окружения.  Где-то в 15 – 16 часов я встретил Вашего отца, и с ним был еще один солдат, фамилию точно не помню (кажется, Смирнов). В 2 часа ночи мы начали выход из окружения, через болотные массивы, южнее д. Нестерово. Выход был очень трудным, вначале по кочкам, а на последнем участке – вброд глубиной до 1,5 метра. Выходившим удалось скрытно подойти к шоссе, на котором сидели немцы, забросать их гранатами, прорвать оборону, уничтожить несколько танков и вырваться из кольца.  Из многочисленного отряда 1600 с лишним потери от огня противника были незначительны, несколько человек утонули в болоте, были и такие, которые не поверили в возможность выхода из окружения. Я, как начальник разведки,  возглавлял группу артиллеристов первого эшелона, вместе с тремя офицерами мы выносили через болото нашего командира полка.  Если память мне не изменяет, то Африкан Васильевич вместе с другими солдатами шел слева сзади в 14–16 шагах, они должны были обеспечить выход начальника политотдела Буракова. За 50–60 метров до шоссе Бураков был ранен. Вполне возможно, что в глубокой тогда трясине (сейчас этой речушки и болота на местности нет), мог погибнуть и Африкан Васильевич.  Вырвавшись из кольца окружения, измученные 5–дневными боями, голодные,  испытывавшие страшную жажду, люди  вытягивались в цепочку и  по непролазным болотам и чащобам пробивались к деревне Петрушино, где были встречены своими и подверглись учету.  На второй  или третий день (за точность не отвечаю, но какой-то разговор звенит и сегодня в ушах) мне сообщили, что Сливкин пропал без вести.  Так ли это – утверждать не могу.  В боях за город Белый погибло свыше 30 тысяч человек.
В июне 1982 года я участвовал во встрече ветеранов в г. Белом и в лесу, по которому мы выходили из окружения, в 50–60 метрах от шоссе Белый – Оленино, наши товарищи обнаружили каски и останки погибших. Тогда  до меня дошло, до сознания, сущность формулировки «Без вести пропавший». Через  41 год после событий трудно  предположить и утверждать детали гибели Африкана Васильевича, но те  два месяца, а точнее 8–10 встреч (я был на передовой, а он при штабе) дают мне право утверждать, что он был мужественным бойцом и выполнял служебный долг, как положено,  хотя в штыковую атаку не ходил.  Поскольку мне на третий день после выхода из окружения пришлось с группой бойцов идти на задание через линию фронта,  и операция эта заняла 7 дней,  то предыдущие события для меня в те дни уже отошли на задний план.  Так сгладилась из памяти острота выхода из окружения и связанные с ним потери.
 Учетом личного состава в 26-м гвардейском артиллерийском полку ведал Пожилов Иван  Артемович.  Нынешний его адрес:  123436, Москва, Первый Волоколамский проезд,  7. Было бы  целесообразно побывать в Бельском военкомате и в местах выхода из окружения летом 1942 года.  Не могу утверждать, где служил в те дни Сливкин (в 26-м гв. артполку или при штабе артиллерии дивизии), так как, по долгу службы, я постоянно встречался  с разведчиками полка и штаба артиллерии.  Прошу простить меня за долгое молчание, чтобы вспомнить изложенное, пришлось поломать голову несколько ночей. С уважением к Вам (подпись) Нис.

(Это Сенченко Родион Иванович.)

Если найдете нужным, пишите, заезжайте.



ВОЛОДЯ – БОРИС


Борис - Володе
15.08.83
(Не отправлено)


Здравствуй, Володя!

У меня сейчас ремонт, все запаковано, поэтому не могу подробно отвечать на твои письма. И так будет месяц.
Твоя оценка моей пьесы меня насторожила. Видимо, в плохом настроении человек раскрывается больше. Мне казалось, что твои треволненья, в том числе, и с конфликтом на работе, из-за того, что ты попал «в  ножницы».  Голова и душа претендуют, в силу их способностей, на большее, чем дает жизнь, в силу сложившихся обстоятельств. И ты выглядишь заносчивым, с претензиями.  А кому это понравится? Откуда тебе, дорогой, известно, что пьеса эта «для рядового читателя малопригодна»?  А ты – рядовой читатель? И как ты определил, что «ее специалисты могут оценить»? Ты, что, специалист? Или выше специалистов? Но судя по тому, что нашел «сбивы», сдается мне, что неправильно ставишь ударения в русских словах. Так читал мой неграмотный дядя Саша.  А машинистка обревелась, киоскер прочитала, еще не получив книгу для продажи, и услышала «напевность». Что касается сносок – жаль, что мы не знаем родного языка, которым говорят наши бабки. И «малоемкость» пьесы – от нашей (автора и читателя)  малоемкости души и разума.  Кстати, пьеса сокращена в два раза.
Борис.



Борис – Володе
08.09.83

Здравствуй, Володя!

Выкроил несколько часов, чтобы ответить тебе на пять писем.  Ремонт, как погром, отнимает все: силы, время, деньги.  А еще и конь не валялся.

Письмо дяди Саши от 28.06.83
«Если бы он имел высшее образование, он был бы великим писателем», – пишет дядя Саша  о плотнике–рассказчике. А я подумал, что и дядя Саша мог бы стать писателем, пусть не великим, но самобытным, если бы имел литературную подготовку. Жду, когда  его рассказ дойдет до времени осознанной жизни твоего отца, его поступков, биографических эпизодов. Но торопить дядю Сашу не надо – а то так и не узнаем самого главного: как складывалась его нравственность в этой семье, почему он стал именно таким, каким вырос,  и что заложилось от этого в тебе (по генам передалось).

Письмо фронтовика Чемериса от 24.07.83 из Донецка.
Как важно сравнить мнение Чемериса и того начальника разведки – о выходе из окружения. Вообще, я почти ни одному слову штабиста этого не могу верить, потому что все, что он говорит, – штампы военной мемуарной литературы, придуманной журналистами – литобработчиками военных воспоминаний участников боев. Причем, самое досадное,  – ветераны войны потом уже  говорят с чужого голоса и чуть ли ни верят в это  крикливое, воинственное словоблудие.  Чемерис более искренен, хоть и раздражителен и угрюм: «Не спрашивайте. Никто никем и ничем не командовал», –  человек обижен и разочарован на всю жизнь.  Обрати внимание на его слова: «Поэтому никого, и тем более Вашего отца, в разведку не посылали». Они говорят о многом. (Кстати, не противоречат и письму  начальника разведки). Я склонен верить, что известная нам версия, что Африкан пошел в разведку (на задание) и не вернулся, – мыльный пузырь вот таких словоблудов (или органов), которые уже тогда таким языком отвечали семьям погибших или пропавших без вести.

Письмо Чемериса от 15.07.83.
«Из нашего завода на фронт попали единицы», – пишет Чемерис, а ведь  у него, да и твоего отца, должность была не рядовая (заметь, автор не выпячивает этого, не кричит о патриотизме и геройстве). О чем это говорит? Вряд ли,  о знании немецкого языка, или о нужде в военных инженерных специалистах, судя по должности отца в армии – чертежник (а может, секретная должность?). Это говорит, скорее, об их порядочности, не прятались, не умели, да и не хотели прятаться за спины других и прикрываться высокими должностями от смертельной опасности.
Володя, советую тебе приобрести карту и отмечать все пункты, где был отец, со слов сослуживцев и по официальным документам. У тебя составится схема его военных дорог. Будет возможность проверить разночтения (люди могут врать или путать! – сколько лет прошло? – места встреч с отцом.  Можно будет и узнать, где дорога оборвалась, – и туда поехать, вдруг хоть братскую могилу найдешь.  Выписать надо и послужной список отца – где, когда и кем служил на войне.
Вот Чемерис пишет: Африкан служил писарем-чертежником в штабе артиллерии 119-й, а позже 17-й гвардейской дивизии, а в полку не служил.  Совпадает с нашими сведениями. А иные могут сказать другое. «Был он рядовой. Плохо устраивался в жизни, очень был тихий, скромный человек. Но работал (на планшетке) отлично», – вот и твой портрет, дружище.  Яблоко от яблони недалеко падает. По словам Чемериса, Сливкин попал в окружение в районе Беганщины сев. 6 км г. Белого (см. на карте). Фраза Чемериса: «Я думаю, что если даже он попал в плен, то в плену он не выдержал и нескольких дней. Он был худой, истощен и физически слаб», – не означает, что Африкан Васильевич мог «расколоться» или предать, он просто мог умереть от мук. По крайней мере, это следует из письма. (А может, все выдумки).

Что ответил тебе Дунькович из Красноярска?
Что ты ответил на вопрос Чемериса:  родственник ли отчима директор нефтяного техникума Рябов?
Я случайно начал перечитывать письма Чемериса не по порядку их отправления тебе, и это натолкнуло меня на мысль, что его первое письмо мягче, а второе – суше, раздраженнее, в нем он замкнулся, хотя и дал практические советы для поиска Сливкина.
Все же, думается, через Сенченко можно попытаться поискать  Шелепова, хотя тебе это не советуют.

Письмо от 31.07.83. Думается, что тетя Гутя «упорно молчит» потому, что не хочет говорить правду, жалея тебя, может быть, даже не об известии об отце, а о конфликте с твоей мамой.  Хотя, видимо, она получала документы об отце и пыталась его искать.  Мой совет –  не беспокоить ее больше вопросами о том,  почему она не пишет, а продолжать писать ей хоть изредка письма о себе и успехах или неудачах в поисках отца (как информацию), без вопросов непосредственно к ней.  Только так можно наладить взаимный контакт. И может, она просто болеет.

О хиромантии. Когда–то и генетика считалась ересью и лженаукой. Немалый опыт наблюдений человечества за взаимосвязью характера    человека – и его черт лица, особенностей руки –  и времени его рождения запечатлен в хиромантии, физиогномике, гороскопах. Например, у музыкантов кисть руки тонкая. Кстати, приведенная цитата из Леви не противоречит выбору способов изучения людей.  Его книга «Искусство быть собой» – интересна, но не исчерпывающая и не безупречная, как и в отдельности, гороскопы и т.д.

Письмо Журавлева от 06.08.83. Мало говорит о Сливкине, но и эти сведения нам дороги. Вызывает уважение то, что Журавлев приезжал в город своей юности, Красноярск.

Написал ли ты Вивдичу?
Может быть, написать письмо секретарю Асе Новожиловой. Направить его в отдел кадров Красмаша с просьбой передать его ей. Секретарь много знает о сотрудниках, и сплетен тоже – таков характер их работы.

Письмо Сенченко. Как уже писал выше,  письмо считаю не искренним, хвастливым (подчеркивает свое геройство – выносили из окружения командира полка – за этот поступок положена высокая награда), клишированным из мемуарной военной литературы. Как видишь, неуместно, выглядит его «радость» за благородство отчима и матери, воспитавших тебя таким сознательным. Вот бы только забыть тайну о Сливкине, да не забудешь. У него Африкан Васильевич – уже не рядовой, как у Чемериса, а ефрейтор в мае–июне 1942 года. Но думаю, здесь он прав. Найди на карте деревню Нестерово на линии Белый–Оленино, деревню Заньково. За точность («15 – 16 градусов»), когда он встретил Сливкина, ручаться нельзя. Это придумано для эффекта. Видимо, Африкан Васильевич был не со Смирновым, а Шелеповым, о чем писал Чемерис. А уж то, как удалось забросать фашистов гранатами и уничтожить несколько танков (такой героизм!),  – вообще хвастливое вранье. Если учесть, что, по его словам,  в боях за Белый погибло свыше 30 тысяч человек. Чемерис пишет, что Сливкин в полку не служил; как же тогда, если верить начальнику разведки, он мог идти рядом с ним «в 14–16 шагах» (опять эффект!) от начальника разведки, спасающего командира полка? Это – красивая легенда, по его мнению, должна утешить сына и влить в него гордость за отца–героя – Сливкин должен был «обеспечить выход начальника политотдела Буракова» (полка?) – разве не геройский поступок? И трясина (антураж!), где, по его мнению, мог погибнуть Сливкин 6 июля 1942 года за 50–60 м до  шоссе, не «высушена», а не существовала, раз ее сейчас нет. 

(Но и жаль  этого однополчанина. Он так же зомбирован идеологией и ложью ради нее в то время.)

Был на войне, убил хотя бы одного врага – уже геройство, и подсочинять ничего не нужно. Есть только журналистские красивости, типа: «голодные, испытавшие страшную нужду, люди вытягивались в ниточку по непролазным болотам и чащобам, пробирались к деревне Петрушино». Правда может быть лишь в том, что вышедшие из окружения «подверглись учету» (и то, это мягко сказано). В общем, это – треп «звенит» у него  в ушах до сих пор. Сходится лишь одно: и он, и Чемерис считают, что Сливкин «пропал без вести».

Написал ли ты Пожилову Ивану Артемовичу, который занимался учетом личного состава в 26-м гвардейском арт. полку (хотя Чемерис утверждает, что Сливкин в этом полку не служил, – и об этом Пожилову писать не надо)? 
Ведь начальник разведки сам признается, что не уверен, где видел Сливкина – в полку или  при штабе артиллерии дивизии. (Точно не знает, а «видел» в 14–16 шагах от себя  в попавшем в окружение полку?)

Написал ли ты в Бельский военкомат, в местный музей боевой славы?

Немного о себе. Работа у меня сейчас интересная, на первых порах трудновато. Жалко, что уходит заведующий – хороший приятель (познакомил нас «Иван Болотников»).  Кто придет?! Будут командировки. Постараюсь выбраться к тебе. Но только после ремонта.  Большой привет твоему семейству. От моей мамы тебе привет и наилучшие пожелания.  Как у тебя работа?
Обнимаю, Борис.



Володя – Борису
15.09.83


Здравствуй, Боря!

За работу твою рад, что попал в свою стихию. По-моему, она дает тебе большую пользу, критиковать тоже надо уметь. Виртуоз-исполнитель иногда даже лучше понимает музыку композитора, чем сам композитор, это отмечали сами композиторы, послушав этих виртуозов. На этой работе набирайся опыта, как не надо писать. Ты должен научиться с первых строк почувствовать сразу все произведение. О сбивах… Человек читающий  не должен специально искать, как поставить ударение, чтоб не было их (сбивов). Я считаю это недостатком, искусственностью – уход от естественности.  Напиши несколько слов из статьи Евпатова.
Никак не думал, что ты почувствуешь мое нутро, напиши показавшиеся тебе не моими  слова, которые дали повод тебе так подумать – я никак не могу вспомнить, чтобы у меня было в то время плохое настроение.
Как мои дела? Лучше о них не думать.  Дом продать не могу, значит, не могу отдать долги, из-за которых, наверно, совсем рассорюсь с родственниками, ведь деньги сейчас –  главное мерило жизни у людей, ниже совести. А тех, кто выше совести, почти нет. Нужна встреча, чтобы наговориться друг о друге.

Письмо дяди Саши – очень боюсь, что он больше ничего не напишет, почему-то все из Сибири перестали мне писать. Написал ему очень осторожное письмо на днях, если он на него не ответит, мое чувство оправдается.

Сенченко Родиону Ивановичу, начальнику разведки, я ответил, жду от него письма. Я написал ему о Шелепове.
Письмо Сенченко. Здорово ты его разбомбил, я,  с этой точки зрения, не мог знать, твоя профессия тебе помогла, ты снял у меня сомнения – хоть я все равно ему  не поверил, что отец утонул в болоте.
Письмо Чемериса. Мне тоже оно больше понравилось. По карте я пробовал смотреть, но слишком мелки пункты, и они не обозначены на карте, а другую карту едва ли достанешь. Есть еще такой фактор – все, что относится к отцу, у меня остается в голове навсегда, много я об этом думаю, перебираю всякие варианты, основная информация всегда при мне.
Адреса Дуньковича у меня не было, я не знаю, как его узнать.
Я ответил, что знакомый  ему Рябов – однофамилец, неужели это его разочаровало? А мысль о том, что это – тот  Рябов, заставила его написать первое письмо? Выходит, мой отчим мне помог получить это письмо. Кстати, ты почему-то о нем совсем  забыл. Ни одного вопроса о Рябове больше не было.
Тетя Гутя молчит. Я ей еще раз на днях написал именно так, как ты советуешь, хотя твой совет немного запоздал.

И все-таки хиромантия, физиогномика, а тем более, гороскоп – чистая выдумка (поговорим как-нибудь позже).

Дополнение о чае.  В чайник, например, входит три стакана  воды – значит, 3+1=4 чайных ложки чая – независимо от объема чайника на сам чайник добавляется 1 чайная ложка. Но все это – средняя норма, а я бы сказал, минимальная, это примерно 20 – 30 грамм на 1 литр. В Англии норма 45 грамм на 1 литр. В Тибете – еще больше – 50 грамм на стакан воды. В России была и есть сейчас, я бы не назвал нормой, скорее, это ненормально – 4 грамма на 1 литр. Это не чай, а подкрашенная водичка.
«Я должен был выпивать много чая, чтобы работать. От чая освобождались те возможности, которые дремали в глубине моей души».  (Л.Н. Толстой). Прочитай статью в «Науке и жизнь» 1983, № 7, с. 104. – обязательно! Это одна из последних статей о чае, которые я читал.

Написал жене Паклина, жду ответ. Я просил жену Паклина дать мне адрес Вивдича и Аси Новожиловой.
От Пожилова ответа еще не получил, а в г. Белый как писать, не могу придумать – что просить?

Если приятель по «Ивану Болотникову» пошел выше, не жалей…
Жду твоей командировки.

Обнимаю, Вова.
Большой привет маме!
Продолжение следует