Оборвалась она в середине февраля.
Едва перевели дух после Новогодних празднеств, как навалились на самодеятельность «Горняка» заботы о грядущем дне двадцать третьего февраля. Добавляло нервозности неподтвержденное известие, что в концерте примут участие профессиональные артисты краевой филармонии. Никак нельзя было опозориться перед Красноярскими ассами и руководители коллективов тщательно песочили свои концертные номера. И надо же: в самый неподходящий момент Настя перестала ходить на занятия. Непонятно: в эту зиму она как-то расцвела и танцевать стала несравненно лучше. Има Имангулова даже принялась потихоньку сманивать ее после школы попытать счастья в театре.
–Она заболела? – беспокоилась балетмейстер.
–Нет. Я ее сегодня в школе видела. И вчера, – сказала одноклассница.
–Так что случилось?
–Не знаю. Она не хочет разговаривать.
–Има, – с мольбой обратилась к прима-балерине балетмейстер, – вы же подруги…
–Я схожу к ней, завтра же.
Настя, увидев подругу, всплеснула руками и залилась слезами.
–Анастасия!! Что с тобой?!
–Я его люблю! – рыдала Анастасия.
Не успевшая раздеться татарка бухнулась на стул.
–Так чего орешь-то? Люби себе на здоровье, а на репетиции почему не ходишь? Ребенка ждешь?
–Ничего я не жду! Я замуж за него хочу!
Подруга зло сузила глаза.
–А он, подлец, значит, не хочет…
–Ага, не хочет!.. Все уши прожужжал… Я мечтаю, говорит, чтоб у меня дочка была…
Теперь подруга глаза широко раскрыла.
–Ничего не понимаю…
–Что мне делать? Мне в институт, а ему еще два года в школе учиться! Или ждать его два года здесь?!
Има отрицательно покачала головой:
–Мало ли чего. Прождешь зазря, а он в какую-нибудь пигалицу влюбится…
Осеклась и зажала рот ладонью. Все ясно: какой из Руслана муж? Когда он будет работать для семьи? И чем зарабатывать? Скрипкой? Английским языком? Бред. Да и… Все же муж должен быть старше жены. Так принято. Короче, забрела бедная Настя в трясину. И угораздило ее так глупо влюбиться…
–Настя… Да не реви ты! Слушай. Поступишь в институт, ну, поскучаешь немного, а там ребята серьезные, взрослые, а ты девочка красивая, танцуешь лучше меня…
–Ой, ой, ой.
(Има охотно раздавала авансы подругам, потому как на порядок превосходила их всех своим искусством).
–…все потихоньку забудется и уладится.
Но подруга сквозь слезы долго и невразумительно мямлила в ответ, что она за себя не отвечает, что и так над ней висит грязная сплетня, а она хочет быть чистой перед своим будущим мужем, иначе сплетня окажется правдой, а ей и без того хватает горя, но что она так сильно любит Руслана, что…
В конце концов слезы полились не только из голубых славянских, но и из раскосых татарских глаз. Битый час перебирались всевозможные варианты, но в итоге выходило, что чем скорее Настя и Руслан расстанутся, тем лучше будет для обоих. Легче немного пострадать сейчас, чем платить разбитой жизнью за свою нерешительность. Трудное послевоенное детство наделило девушек каким никаким жизненным опытом.
Оборвалась в фойе второго этажа, на том самом месте, где скрипка пропела «Легенду», признание в любви.
–Русланчик… ты меня прости… у меня есть… парень… он в армии сейчас… служит… еще год… я… ну, ты понимаешь… ты меня прости! Нам больше не надо… ты понимаешь…
Настя всхлипнула, взглянула на Руслана. Юноша стоял перед ней бледный, как смерть, неузнаваемый, с чужими, расширенными глазами, не человек – ангел смерти. Настя зажала губы ладонью и убежала.
Потерянный, сидел Руслан на репетиции оркестра народных инструментов и пару раз не вступил вовремя по руке дирижера. Беда, как говорится, не приходит одна: баянист и первый домрист, виртуозы оркестра, почему-то Руслана не любившие, вдруг грубо на него накричали, дирижер, вместо того, чтоб оборвать распоясавшихся оркестрантов, от которых, кстати, попахивало перегаром, молчал, лишь тонко и двусмысленно улыбался. Остальные музыканты хихикали. Руслан сжался, сидел неподвижно, склонив голову. После репетиции быстро оделся и ушел, провожаемый глумливыми взглядами.
Ему не хотелось выдавать себя, но у каждого человека временами возникает неодолимое желание хлопнуть дверью на нестерпимые обиды жизни.
В оркестре Руслан больше не появлялся, а во время генеральной репетиции концерта бродил за кулисами со скрипичным футляром в руках и, по-видимому, не очень понимал, как приступить к делу, к кому обратиться. Уже решился подойти к балетмейстеру, как вдруг внимание привлекли артисты филармонии: мощный баритон и пианистка. Баритон с большим чувством пел «Эх, дороги…», молодая, чуть за тридцать, пианистка неподражаемо аккомпанировала. Руслан подобрался поближе и, когда баритон дотянул последнюю трагическую ноту, несмело улыбнулся пианистке. Пианистка улыбнулась хорошенькому голубоглазому мальчику смело и даже ободряюще.
–Здравствуйте. Руфина… Ефимовна?..
–Она самая. Здравствуй. А тебя как зовут? Ты скрипач?
Баритон ухмыльнулся и потопал за кулисы.
–Руслан. Скрипач. Мне хочется выступить в концерте.
–Каким ты номером идешь?
–Никаким. Я только сегодня надумал.
–Так чего ты от меня хочешь? – несколько высокомерно спросила артистка.
–Чтоб вы попросили включить мой номер в концерт и саккомпанировали мне.
Удивленная и раздосадованная пианистка не сразу нашлась, что ответить.
–Почему не попросишь своих организаторов?
–А не хочу, – развязно и равнодушно ответил юноша.
«Странный какой-то. Симпатичный. А, все равно делать нечего».
–У меня племянник скрипач. В консерватории учится, на первом курсе. Тебе бы послушать, как он играет!
Юноша вежливо и почтительно поднял брови.
–Что ты собираешься исполнять?
–Ваше пальто…
–Шуба.
–…шуба наверху?
–В кабинете директора.
–Там в одной комнате есть пианино…
–Ты слишком привередливый. Артист. Ладно, пошли наверх.
–Я вам конфет куплю.
Пианистка фыркнула.
–Буду премного благодарна. А пока… – она полезла в сумочку и сунула скрипачу маленькую шоколадку.
–Вообще-то я не ем конфет, но из ваших рук…
–Дон Жуан. Признавайся: девчонки по тебе сохнут?
Руслан опустил глаза.
–Разбитое сердце! Ничего, впереди целая жизнь, не унывай.
Они сошли со сцены, через зал выбрались в нижнее фойе. Мимо малой эстрады по длинному коридору прошли к лестничному маршу на второй этаж. Сонная дежурная мигом проснулась и подобострастно засеменила перед артисткой, на Руслана же таращилась недоуменно.
В небольшой комнатке пылился старенький инструмент, пианистка тронула клавиши и поморщилась.
–Что будешь играть? «Пчелку» Шуберта?
Руслан поставил на пюпитр ноты, концертмейстер села за инструмент, взглянула и окоченела.
–Мальчик, ты с ума сошел? Неужели ты думаешь, что я буду с тобой позориться… вот с этим?! – и потрясла перед лицом скрипача «Кампанеллой» Никколо Паганини.
–Давайте попробуем… Руфина Ефимовна!.. Пожалуйста!.. – умоляюще прошептал Руслан. Пианистка яростно на него взглянула и швырнула тетрадь на пюпитр.
–Попробуем.
…Руфина Ефимовна сидела, уткнувшись лбом в ноты «Кампанеллы».
–Мальчик… Ты кто такой?.. Ты откуда?.. Кто тебя учил?.. Ты – ребенок, а тебе нет равных… А скрипка?! Где ты взял такой инструмент?!
–В магазине купил. Поскоблил ее маленько и перекрасил. А вам она нужна?
–Мне – нет. Зачем? Племяннику. Сын моего старшего брата, он дирижер.
–Десять тысяч рублей они смогут заплатить? – вдруг спросил Руслан. – за такой звук – это не дорого. И – но это пока неточно – возможно отдам еще одну, на ней можно будет вернуть свои затраты.
Артистка с изумлением взглянула на юного скрипача. Юного?.. Глаза у него бездонные и холодные, как лед. Спокойный, уверенный в себе делец.
–На чем же будешь играть сам?
–Вы считаете, что я обижу себя? – улыбнулся Руслан. – Но что вы скажете о моем предложении? Дорого?
–Скрипка моя. Сейчас же дам телеграмму, брат приедет. Дождусь его.
–Договорились. Теперь… – делец исчез, снова появился мальчишка, – …вы попросите директора, чтоб меня включили в программу?
–Просить? И не собираюсь. Я потребую.
–Спасибо.
За кулисами, во время концерта, Руслан старался избегать оркестрантов, а от юных жриц Терпсихоры откровенно прятался. Настя, Настя!.. Так горячо его целовала и так бессердечно швырнула в душу ком грязи!..
Объявили номер так:
–Композитор Никола Паганини, «Кампания», исполняет…
Руслан фыркнул, концертмейстер поджала губы.
–Сейчас вы услышите гениальное произведение Никколо Паганини – «Кампанеллу». Кампанелла, в переводе с итальянского, означает колокольчик, – сухо поправила безграмотную конферансье Руфина Ефимовна и села за пианино, рояль «Горняку» был не по карману.
…Зал взорвался пушечным аплодисментом, за кулисами самодеятельные артисты так поспешно расступались перед Русланом, что это более походило на шараханье, пианистка обняла юношу и на какое-то время потеряла дар речи. То, что она слышала на репетиции, было всего лишь изящным карандашным наброском, а сейчас… Искусство юного музыканта казалось беспредельным, трансцендентным. Шутливо-ревнивый баритон с трудом отодрал ее от скрипача. Конечно, желание пообниматься с красивым юношей имело место, но как музыкант она все же пребывала в потрясении.
Дирижер народного оркестра выглядел пришибленным: молчаливый балалаечник-секундист, которому он с терпеливой снисходительностью объяснял, что такое четверть с точкой и как ее считать, оказался феноменальным музыкантом, а вот кем оказался он со своей четвертью с точкой?..
Балетмейстер подошла к Руслану и с минуту молча смотрела ему в глаза. Она любила и тонко чувствовала музыку, хотелось что-то сказать, но откуда взять слова? Грустно улыбнулась и чуть помахала рукой.
Настя с Имой, конечно, слушали, как играл Руслан, но когда грянули аплодисменты, малодушно убежали и спрятались в каком-то закутке. Самое интересное, что в тот же закуток спрятался и Руслан после выступления балета! Он думал, исполнив «Кампанеллу», сразу уйти, но не совладал с желанием последний раз в жизни посмотреть, как танцует его милая.
После концерта мамочка-балетмейстер обняла Настю за плечи:
–Ты с ним рассталась? Зря. Впрочем… Это птица очень высокого полета и не нам летать рядом. Может, оно и к лучшему. А все равно – жаль.
Больше Руслан в «Горняке» не появлялся. Директор «Горняка», отставной капитан, в области музыки кое-как соображал лишь в «Егерском марше», «Интернационале» и «Гимне Советского Союза», но отлично соображал в том, как и что говорят о ней другие. Надвигалось восьмое марта и капитан-директор здраво рассудил, что скрипка одаренного мальчика послужит неплохим подарком для женщин. Позвонили в школу, где учился Руслан, но тот категорически отказался играть где бы то ни было. Директриса попробовала власть употребить:
–Руся, что это значит?
Высокая, стройная, с ярко накрашенными губами директриса нравилась Руслану, поэтому он вежливо ответил:
–Я не хочу видеть людей, которых… которых… не хочу видеть. И в «Горняк» никогда больше не пойду.
–Руслан, это ребячество. Меня директор просил, я, наконец, тебя прошу!
–Аида Борисовна! Вы разве не знаете, что некоторый ученик вашей школы не только исключительно одарен, но еще и непроходимо упрям?
Глаза одаренного ученика лучились улыбкой и в то же время отсвечивали твердым голубым льдом. Директору школы вдруг показалось, что она впервые видит этого человека. Покачала головой и молча отошла.
Руслан сызмала любил мастерить (еще в раннем детстве порезал себе палец, когда выстругивал из штакетины боевой меч) и сейчас до ночи возился за верстаком в своей комнате. Раньше здесь помещалась фотолаборатория и мастерская отца, теперь же сын, сбившийся с пути истинного на путь музыкальный, священнодействовал над двумя разобранными скрипками. Еще одна, на которой он играл, покоилась в футляре, а четвертая, так поразившая красноярскую пианистку, уехала с ней, вернее – с ее братом.
Соседи по подъезду немало удивились, когда на глухой и полууголовной окраине Никеля появилась вальяжная пара с целью нанести визит нелюдимому дворовому парнишке. Целый час в комнате Руслана звучала скрипка, иногда музыка умолкала и слышался тихий говор гостей и юного хозяина. Гости ушли, мужчина перед расставанием долго тряс Руслану руку, Руфина Ефимовна всплакнула и расцеловала его.
Руслан вернулся в комнату, сел за стол и положил перед собой толстенную пачку дореформенных денег – десять тысяч. Мучительная дума прорезала морщину на переносице, он кусал себе губы.
–Что ж, пора… Осенью, в сентябре… Настя, Настя… – по щекам покатились слезы.
Успокоился, вытер глаза, разделил деньги на две равные части. Половину надежно упрятал в недрах верстака, с другой пошел в комнату, где жили мать с сестрой.
–У меня скрипку купили. Возьми.
Мать испугалась. Два года назад продали, наконец, дом в Затоне за пятнадцать тысяч, так то дом, а пять тысяч за скрипку?! Руслан еле успокоил ее.
Продолжение следует.