Мама мне всегда говорила «Будь осторожней сынок, у тебя начисто отсутствуют тормоза!»
Я мелкий еще был, не понимал что такое «тормоза» и как они могут присутствовать у человека, но по встревоженным глазам мамы чувствовал – дело труба.
«Завтра после уроков пойдем в поликлинику!» - добавила мама и скрылась на кухне.
Стоял голодный - перестроечный восемьдесят шестой год, мы только-только вернулись с Северов, столица расцветала ларьками кооперативов и очередями в вино-водочные магазины.
Самое начало осени, раннее утро и я иду в школу, пинаю худыми ботинками пожелтевшую листву, и представляю, как мне на макушку, прямо на короткий ежик волос, врач из поликлиники пришивает педаль тормоза, такую же как у дяди Володи, на «Запорожце».А все вокруг радуются, что у мальчика, наконец-то появились тормоза.
Я ощупал голову, в попытке понять куда лучше всего спрятать педаль, чтобы она была незаметной, чтобы ее не мог нажать Пашка из соседнего двора, который постоянно ко мне задирается, сволочь.
Ерунда какая-то получается! Почему ни у кого педали я не видел, а мне приделают?
За размышлениями о лучшем расположении тормоза на голове пролетел короткий школьный день и я поплелся домой. Пятый – самый верхний этаж, узкая лестница с детскими колясками на каждой площадке, затянутые пылью двойные стекла между этажами. Сквозь детский плач через тонку дощатую дверь, мимо густого запаха борща, вдруг прорвался пронзительный писк! Совсем рядом. Я прислушался, так и есть, со стороны окна, что между этажами, пищит. Опустился перед стеклом на корточки, между рамами окна застрял кто-то. Длинное, с мою руку, коричневатое тело, острая морда, и толстенный хвост, напряженно бьющий самым кончиком о стекло. Я видел однажды на дедовой даче мертвую мышку – соседский кот притащил к нам похвастаться, но этот зверь, зажатый между рамами был раз в десять больше и скорее походил на енота, чем на мышь или крысу. Впрочем, енота я только по телевизору видел. Какие на Северах животные, только собаки, похожие на них волки, олени, песцы, которых отец с охоты постоянно таскал, да пару раз к нам белый медведь-шатун захаживал. Вот и все, не живет там больше никто, холодно.
Как жалобно этот енот пищит... Надо помочь!
Я схватил его поперек тела и начал вытаскивать. Енот заверещал, зашипел.
Да успокойся ты, я осторожно, не бойся, вот видишь, достал я тебя, сейчас рассмотрю, а то никогда енота не видел так близко, и отпущу.
Поднес его поближе к лицу, чтобы запомнить в деталях, придерживая снизу второй рукой. Портфель начал соскальзывать с плеча, я задергал рукой в попытке поправить, не отпуская енота. Отвел на секунду взгляд и тут же закричал от страшной боли в носу. Руки сами-собой разжались, я открыл крепко зажмуренные глаза и увидел, что енот, крепко сжав свои челюсти висит прямо у перед глазами, вцепившись акульими зубами мне в переносицу. Ноги подогнулись, я сел прямо на грязный пол, и заорал так, как не орал никогда в жизни до этого.
А громко орал я до этого только однажды, как раз на Северах, когда отец всыпал мне ремня за то что я у него воровал патроны, а потом взрывал их в костре. Я обиделся тогда на всех и ушел в тундру. Ну и заблудился. Кричал, кричал, потом пурга началась, я еще немного поплакал и лег спать. Вырыл себе нору в снегу, залез в нее, и уснул. Проснулся уже дома. Мама рассказывала, что меня тогда несколько сотен человек искало, на вертолетах, на снегоходах, на лыжах и с собаками. Нашел старый якут-колдун. Про него все так и говорили, что колдун он, страшный и очень сильный. Но все женщины поселка к нему обязательно несколько раз в год зачем-то ходили, я сам видел.
Сижу я на полу, ору изо всех сил, енот этот висит, у меня слезы из глаз, а он своими вращает, может от страха, а может бешеный просто. И зубы не разжимает. А мне больно очень, и обидно, как я в школу ходить буду, с педалью тормоза на голове и енотом на носу?
Тут мама и прибежала. Увидела енота, побледнела вся, к стенке прислонилась и глаза закатывает. Тут я уже не выдержал, и начал енота бить. Совсем как Пашку, когда он меня достал - кулаками и со всей силы. Очень неудобно так близко драться – то в глаз себе заедешь, то в челюсть, енот же уворачивается, гадина. Очередным ударом я попал еноту со всего размаху, тот пискнул возмущенно, зубы разжал, на пол свалился и побежал по лестнице вниз. А я на нос свой смотрю, много он успел съесть, или осталось еще что-нибудь? Глаза свел к переносице, а там из дырочек, что от зубов остались, кровь толчками выплескивается.
Слышу краем уха, как мама охает, я со скошенными на нос глазами к ней и поворачиваюсь. Тут она сознание и потеряла, хорошо что на корточках сидела, а то ушиблась бы. Соседка прибежала, видит меня в крови, маму на ступеньках и как начнет кричать «Милиция! Милиция!» Сразу все двери пооткрывались, народу набежало, они маму и растормошили.
- Мам, я очень тебя прошу, не надо педаль пришивать, ну пожалуйста! – попросил я ее, когда нас везли в травмопункт.
Таксист покосился на нас, но ничего не сказал.
- Какую педаль? Куда пришивать? – всполошилась мама.
- Ну, ты же говорила, что тормоза у меня нет, а сегодня в поликлинику собиралась вести…
Педаль мне тогда забыли пришить, все больше нос зашивали, так по сей день хожу, без тормозов. Зато нос хорошо зашили. И сорок уколов в задницу прописали. Доктор так и сказал: «Чтобы запомнил, что не все что шевелится, надо тут же лапать».
Только лет через десять я понял, что он имел в виду. Но как всегда, было уже поздно.