Районный центр
Пусто, безжизненно как-то, на центральной площади – памятник, за ним – учреждение с начальниками, сами знаете – власть, перед ним – Продукты, домики – три окошечка, где-то в стороне, их и не видно почти, строения вполне современного и благородного вида, какие кирпичом красным, какие сайдингом отделаны.
Перед храмом, который был храмом, потом клубом, а теперь опять храмом, – торговая площадь, магазины дугой, здесь по четвергам – торговля шумит, народ съезжается, кто покупает, кто смотрит, кто себя показывает. А после часу дня – опять безжизненно и пусто, всё как будто вымирает. Не дай бог здесь в жару очутиться, особенно если по каким-нибудь делам скорбным. Ни реки, ни тенька, чтоб дух перевести.
Где-то в стороне пруд, заросший камышом да тиной – вот и все прелести.
Но до пруда не дойти, всё домишки, домишки, между ними заросли травы-лебеды да лужи. А к водичке хочется, ножки помочить, косыночку в воде пополоскать и лицо обтереть. Пусто кругом, как пройти к пруду – не узнаешь, нет никого.
Около одного дома – мальчик, глаза большие, круглые, голубым печалятся, бледный такой. Мы ему про пруд, а он своё. Мне, - говорит, - завтра гланды вырезать будут. А на пруд я не хожу. Повернулся и в дом пошёл.
А мы всё пруд ищем.
На тропинку вышли, на ней собака, к забору привязана, со стороны улицы. Собака какая-то злобная, так и рвётся, бросается на нас, лает. Боком, боком, к забору жмёмся – прошли. Только попали в крапивник, выше нас ростом, я руки подняла, а под ногами вода хлюпает. Вышли всё-таки, пруд плохенький, к воде не подойти, а у воды, в зарослях, в белых ночных рубашках, в платочках беленьких – старушки и улыбки у них добрые-добрые и слова нам говорят какие-то, будто ласкают или утешают. Только тел у них под рубашками нет, а рубашки как облака. Странные такие старушки. И кажется мне, что я где-то их уже видела. Только где, не помню. Давно это было.