Пластический хирург
Жить на средства, заложенные в корзину абсорбции, конечно, можно, но чрезвычайно скромно. Как говорится, дистрофия разовьется, но не сразу. Поэтому на семейном совете постановили, что мужчинам следует отправиться на поиски работы, и на следующее утро мы с Сережей, моим зятем, вооруженные людской молвой о невероятных трудностях этого процесса, отправились в промышленную зону.
Люди, как всегда, оказались правы, совершенно не было работы в качестве руководителей и организаторов производств, а вот в качестве простых рабочих – почти в каждой открываемой нами двери. Выбрали мы небольшой заводик по изготовлению предметов из пластика. Предпочтение ему было отдано, как мне сейчас кажется, лишь только потому, что встреченные там рабочие выглядели не такими чумазыми, как на других предприятиях.
На первом этаже нашего завода изготавливались всевозможные пленки и пластиковые пакеты, а на втором стояли машины с программным управлением для изготовления различных предметов из полиэтилена и полипропилена. Учитывая высокий образовательный ценз и уровень развития, начальство посчитало целесообразным использовать вновь прибывших именно здесь, положив им минимальную заработную плату.
В большом зале стояло два десятка машин, которые в своем нутре доводили пластические гранулы до расплавленного состояния определенной температуры и выдавливали их в специальные пресс-формы, откуда те, чуть остыв, выплевывались наружу. За год работы я ни разу не видел, чтобы кто-то что-то с ними делал (чистил, смазывал, профилактически менял детали и т.п.). Когда они ломались, их ремонтировали – это да, но не более того.
Наша задача была следить за тем, чтобы в машину постоянно поступали гранулы различных веществ, перемешанные в двухсотлитровой бочке по соответствующей рецептуре, контролировать качество готовой продукции и в случае «нештатной ситуации» звать Джорджа, большого, заросшего черными волосами выходца из Румынии, который знал, как все это «разрулить».
Естественно, что таскать 25-ти килограммовые мешки с гранулами для всех бочек – это была наша основная задача, но всем своим знакомым мы говорили, что работаем на машинах с программным управлением, Это была правда, но частичная. Все, что касалось программного управления, выполнялось Джорджем, или, при подготовке машины к выпуску совершенно новой продукции, приглашаемым откуда-то со стороны специалистом.
Джордж, наш непосредственный начальник, был толковым и знающим инженером, говорившим с Сережей на английском, а со мной на немецком языках, поскольку иврит в то время мы не знали. Впоследствии мы подружились и даже назвали своего кота, черного, как смоль, его именем. Джордж довольно быстро разобрался в здешней ситуации и вернулся обратно в Европу.
Сережке не давало покоя это программное обеспечение машины, запертое на кодовый замок, и однажды в ночную смену, когда никто не мешал, он сумел вскрыть его и разобраться в программе. Ларчик открывался просто. Решив, что в основу кода заложен либо год рождения кого-то, либо год приезда в страну (дальше фантазия у запирающего, как правило, не идет), и, отсчитав 50 лет назад (более пожилых на работу не берут), он стал проверять каждый год, и на каком-то экран вспыхнул, высветив два столбца цифр. Один столбец представлял собой заданную программу, а второй – то, что было в машине сейчас. Если цифры второго столбца соответствуют цифрам первого, то продукция выходит, четко соответствуя стандарту, а если не соответствуют, то на свет появляются пластические уродцы и мутанты. В таком случае надо просто исправить цифры во втором столбце в соответствии с первым. Своей находкой он поделился со мной.
Можете себе представить, какую продукцию я выдал «на гора», когда первый раз, по собственной бестолковости, я подогнал все цифры первого столбца под второй. Сложность состояла в том, что даже Сережка не мог выправить положение, ведь изначальных цифр он не знал. Пришлось утром вызывать специалиста, который долго тряс головой, не понимая, почему взбунтовалась умная машина.
Сережка покинул завод раньше, а я еще несколько месяцев ходил королем по цеху, вызывая удивление и уважение других рабочих своим умением быстро наладить любую забарахлившую машину. Единственное условие, выдвигаемое мною,- оставить меня одного, дабы мог сосредоточиться. Мы решили никому не открывать свой секрет.
Начальство было мною довольно, правда, в денежном отношении это довольство не было выражено никак, меня представляли экскурсантам, как человека не технической профессии, в совершенстве овладевшим искусством перемешивания гранул в бочке.
Однажды кто-то из американской группы спросил (Джордж переводил):
- Кто Вы по профессии?
- Раньше я был просто хирургом,- и добавил, указав на гору продукции из пластика, - а теперь я пластический хирург. (На иврит это звучит «Хирург – пластикай»).
Когда покидал завод, директор выразил большое удовлетворение моей работой и сказал, что двери этого производства всегда будут для меня открыты. Зная, как высоко оценивалось на родном предприятии удовлетворение хорошей работой, я уходил, абсолютно уверенный в своей безбедной старости.