Подруги вынуждены были провести месяц в Ташкенте, куда они приехали на три дня. Узбекистан являлся только частью их большого путешествия по Средней Азии, которое они запланировали ещё год назад. Но в Ташкенте на них совершили нападение, когда они проходили по большому полудикому парку. Девушки даже не успели сдать свои вещи в камеру хранения, только одну сумку с фотоаппаратом и тёплыми вещами они оставили в багажном отделении вокзала. Лишившись после ограбления не только денег и личного имущества, но также паспортов, Тоня и Кира обратились в милицию. Двух парней арестовали на следующий же день. Одного из них Тоня опознала из машины капитана милиции Нуришева, с которым они ехали е адвокату. Парень шёл по центральной улице Ташкента с их транзистором, включённым на всю мощь, и с бутылкой вина подмышкой. Капитан взял его сзади зашиворот и посадил на переднее сиденье рядом с собой. Тоня и Кира прижались друг к другу – им неприятно было видеть того типа и вспоминать случившееся.
Парень всё доложил о своём партнёре – он явно не хотел отвечать перед судом одни. Второго взяли буквально через полтора часа, пока девушки беседовали с адвокатом. Впрочем, был у них разговор и с прокурором, который оказался очень суровым и неприветливым человеком: он заставил подруг выложить всё из сумки, что они забрали из багажного отделения вокзала по пути в суд. Прокурор проверил содержимое сумки весьма тщательно, остановив особое внимание на пакете с медикаментами.
– Что это? – спросил он в агрессивном тоне, указывая на желтоватые таблетки.
– Извините, это слабительные, – ответила недоумённо Кира.
– Вы уверены, что это не наркотик? – спросил прокурор, пронизывая девушек взглядом.
– Почему вы задаёте нам такие вопросы? Я не пойму, мы здесь пострадавшие или обвиняемые? – возмутилась Тоня.
Это поубавило пыл у нападающего; но он всё же добавил для солидности, сохраняя недоброжелательность:
– Много тут нынче искателей приключений.
Тут к прокурору ввели обоих парней. Вид у них был скверный. Они перебранивались между собой и, похоже, были готовы сцепиться, как уличные псы. Да обстановка не позволяла. Как выяснилось, у того и другого были родители в Ташкенте, тот и другой бросили школу, не закончив восьмого класса. Бездельничали днём на пляже, по вечерам промышляли. Философия их, как девушки выяснили ещё в парке, была элементарно проста: “Если у тебя нет защиты, то всё твоё – моё. Если ты женщина к тому же, я поимею
тебя, потому что я мужчина”. Подруги отбились от притязателей, однако тем удалось убежать с их сумками. Медицинская экспертиза, которой девушки подверглись, установила, что была попытка изнасилования. Доктор Хиддинов занёс это в протокол и одобряюще кивнул подругам: “Прибавим вашим обидчикам по нескольку годочков”. Он был наполовину узбек, наполовину русский, из новой интеллигенции. Держался деликатно, был ненавязчив. Предложил сначала Кире, потом Тоне по сигарете и осмотр провёл быстро, стараясь не смущать их. Ему импонировали эти приезжие, но и в его расспросах сквозило иногда праздное любопытство, как будто случившееся с ними он воспринимал как развлечение, может и опасное, но всё же увлекательное.
Капитан Нуришев, тот был откровенно игрив. Фотографировался с девушками не столько для дела, сколько для саморекламы. Подруги видели позже, как он смеясь показывал эти фотографии сослуживцам. Короче, капитан был непрочь поухаживать за Тоней и Кирой. Первая была северная блондинка с янтарными глазами и персиковой кожей, вторая – каштановолосой украинкой с тёмно-синим под густыми бровями взглядом. Поначалу им отвели комнату в отделении милиции, позволив там закрыться и никого не пускать. Только девушки расположились, в дверь постучали: три молодых милиционера принесли им большой спелый арбуз с ближайшей бахчи. Это было трогательно. Однако выпроводить их было нелегко, сначала они резали арбуз на части, потом всё порывались присесть на матрац, где подруги намеревались вскоре отдохнуть. Только должность не позволяла милиционерам вольностей, судя по всему. Ни у Тони, ни у Киры не было желания заводить кавалеров в подобной ситуации – без нормального жилья, без документов, без денег. Правда, женщина-адвокат дала им тридцать рублей в долг по собственной инициативе – к чести этой немолодой узбечки, но подруги не знали, насколько они задержаться в Ташкенте. Стало быть, эти тридцать рублей – их прожиточный минимум.
Пришла беда – открывай ворота, говорит народная пословица, и девушки держались настороже, чувствуя вокруг себя напряжение. Им предложили оставить сумку в одном из помещений суда после собеседования. Придя на следующий день, они не обнаружили в сумке ни своих курток, ни фотоаппарата. Только книги и полотенца. На этот раз адвокат развела руками.* Дальше – больше: Тоня и Кира приехали из Ленинграда в молодых коротких юбках со стрижками ёжиком. На улицах Ташкента им не давали покоя – особенно мужчины – бросая им вслед:
– Юбочки такие удобные, так и хочется попробовать...
– Во как остриглись! – после тифа что ли?
Один из них, высокий, в расстегнутой рубашке, с самоуверенными жестами подошёл очень близко к Тоне и попытался схватить её. Она ударила его по щеке. Он немедленно ответил тем же, причём размахнулся с такой ненавистью, что её новые очки против солнца упали и разбились. Тоня инстинктивно протянула руки к людям за помощью. Мужчины лишь усмехались, посматривая на девушек, а женщины поспешно проходили, опустив головы – все они были в платьях ниже колен из цветной ткани с национальным рисунком зигзагами и длинными волосами, заплетёнными в косы. Вообще-то, женщин на улицах встречалось значительно меньше, чем мужчин. По традиции они сидели дома, даже если обретали профессии врача или адвоката. Не было их почти и в чинарах, куда подруги заходили перекусить. Мужчины, сидящие на ковриках за низкими столами, оглядывали девушек со смешанным удивлением и оцениванием.
Только в одной чайной у высокого фонтана, где прохладная водяная пыль освежала кожу посетителей, их радушно встретил седой как лунь и худой старик. Все почтительно называли его “Ота”. Он улыбнулся девушкам и спросил:
– Из России?
– Да.
– Садитесь, дочки. Я угощу вас горячими лепёшками с мятным зелёным чаем и розовым виноградом.
– Сколько это стоит?
– Ничего. От двух лепёшек да грозди винограда мне не убудет.
Старик усадил Тоню с Кирой за стол и принёс им обещанное. С лепешек ещё не осыпалась мука – они хрустели по краям, но были мягкими и тёплыми в серединке. Прозрачные розовые виноградники исчезали в их ртах одна за другой. Старик подливал им зелёного чаю, который поднимался над пиалами тонким душистым паром.
Подруг перевели из отделения милиции в общежитие ремесленного училища. Молодёжь смотрела на них там, перешёптываясь. Женщина-вахтёр закрыла девушек перед сном на ключ снаружи, но как только они стали раздеваться, на решётках окон – коих было в комнате три – повисли парни, беззастенчиво их разглядывая. Кира погасила свет, и они легли. Однако не прошло и четверти часа, как они услышали за дверью шорох – двое или трое парней тихо переговаривались. Дверь оканчивалась наверху двумя застеклёнными половинками. Вскоре девушки увидели там бритую голову – видно, один встал на плечи другому – и тёмные руки, пытающиеся вынуть дребезжащее стекло.
– Ого! А нам даже не открыть дверь, чтобы выйти, ключа нам не дали, – сказала Кира.
– Тьфу, какая гадость! надо звать вахтёра – выхода нет, – ответила Тоня.
Подруги взяли швабру, стоявшую в углу, на случай предстоящего сражения и стали стучать ею по стене, соседствующей с вахтёрской. Шум спугнул лазутчиков, да и вахтёрша появилась вскоре – подруги были освобождены из плена. Однако им не спалось после треволнения. Они сидели на постели, обнявшись, думая, какие ещё опасности поджидают их до окончания суда. Наутро они пошли в ту же чайхану:
– Салям Алейкум, Ота.
– Алейкум салям, дочки.
Старик снова усадил их за стол рядом с фонтаном, и сам сел с ними.
– Ну, рассказывайте, отчего вид невесёлый, спросил он, принеся горячий чайник.
Старик внушал им такое доверие, что подруги рассказали ему о всех происшествиях. Он покачал головой:
– Глупы они. Справедливости не знают. Сами себя в клетку сажают. Сгорит их молодость там за пять-семь лет. Как сгорели в пожарищах те, кто убил мою сестру в 23-ем. Гордая она была и смелая – первой сняла паранджу... Да вы пейте чай, дочки, пейте. Я листья сам собирал. В них жизнь.
*Позже, уже в Питере, девушки, вернув долг, получили известие от неё, что оба парня были изнасилованы в тюрьме.