Я люблю музыку.
Я люблю ее страстно и нежно за ее хрупкость, за ее изящество, за ее гармоничность. Я изумляюсь ее порядку, трепещу от ее хаоса.
Что может быть богаче, чем музыка. Насыщенность ее сродни воде. Ее можно пить бесконечно – и все равно умереть от жажды. Музыкой нельзя насытиться – она вечна и мимолетна. Как богаты ее арпеджио, взлетающие ввысь подобно морскому шторму. И с каждым волнением партитуры перед глазами в воздухе нарастает агрессия и истерия… И, когда достигнута вершина шторма – музыка плавно уходит в песок обратными арпеджио.
А ее аккорда – это вехи, вбиваемые пальцами в историю музыки. Они – начало и конце музыки. Они есть в шаловливых фарандолах и ригодонах, они есть в мрачных, слезливых реквиемах, они – плоть и кровь симфоний и сонат. Им подчиняется и истеричная виола, и оскаленное фортепиано. Аккорд – это восклицательный знак музыки.
О, божественная тоника!!! Три цвета музыки Орфея – синяя, загадочная прима, белая, парящая терция, красная, алчная квинта. Вы – гармония мира, рай нашего слуха, залог всего, что есть МУЗЫКА!!!!!
Гаммы… Тот, кто не знает вас – нищ. Тот кто не знает ваших детей– убоги. Диезы и бемоли не похожи на своих родителей, они искажают их звучание. Но они увековечивают их.
Несравненная хроматика – ты бежишь к верхним нотам и падаешь вниз, вбирая в себя все полутона. Ты – четкость музыки. Ты ее ритм и скорость. Ты – она вся.
Музыка богата…
Музыка убога. Все свои чувства она уложила в семь нот – всего семь, а даже в азбуке тридцать три буквы. И что, что еще можно породить из этих семи нот… Только убогость.
Музыка убога и скромна. Она не развивается, она переваривает сама себя. Я говорила что я люблю музыку. Люблю так, что … ненавижу.
Ненавижу свои изуродованные зубастой клавиатурой фортепиано пальцы – это нервные истерики, каждый из которых старше меня лет на сорок. Они покрыты вздутыми венами, в них вывернуты и деформированы суставы. Я ненавижу музыку.
Я ненавижу визг скрипки у себя над ухом. Я ненавижу метроном, который холодно подает мне такт, не думая о том, что мои старые, вздутые пальцы не могут поспеть за ним. Я ненавижу музыку. Я ненавижу свое горло, которое першит после фальцетного визга, пика романса. Я ненавижу музыку – и я готовы ее уничтожить в себе…
… но не могу. Она поет во мне, воет жалобно, как собака в непогоду. Она трогает меня совей костистой нервной лапкой и просит: «Послушай… Спой… Играй».
И я ненавижу ее так, что люблю до ненависти.
А что вы думаете о музыке?