* * *
Растоптал невразумительные годы,
Разжевал невыносимые слова,
В телогрейке, вышедшей из моды,
Из ума не выехав едва.
Шумное родное захолустье
Праздника, который не вернуть…
В сердце у поэта индекс грусти
Вверх растет, как в градуснике ртуть.
Каторжная русская истома,
Царь-девица, щука, автостоп,
Красный флаг над зданием обкома,
От стыда до неба дымный столб.
Лодку жизни, никуда не годной,
Покидают дети и жена,
И теперь душе твоей голодной
Некому насыпать горсть пшена.
Разве ради них не лез из кожи,
А потом без чувств не падал с ног?
Тополь всем проезжим и прохожим
Дарит свои уши, как Ван Гог.
Ты во сне становишься гуманным -
Не обидишь мухи и овцы...
Ночь ложится вирусным туманом
На бараки, избы и дворцы.
А, проснувшись, молишься как инок,
В пыльных окнах не видать ни зги,
Кроме роя пляшущих блондинок
В жестко-нежных платьях из фольги.
Ты в ведро из полихлорвинила
Брось букет фальшивых, постных ласк,
Чтобы вдруг погибшие светила
Засияли в пепельницах глаз.
С головы до ног в долгах, как Пушкин,
Весь в морщинах, хмурый и седой…
Что ж ты в кособокой комнатушке
Вечность возмущаешь ерундой?