Странник Глава 3 Алексей и Людмила

               
Расспрашивали и о какой-нибудь ерунде, которая им, почему-то казалась страшно интересной, и о самом сокровенном. И оба честно отвечали,  рассказывая о том,  о чем никому до этого не говорили, потому, что никто не только бы не смог этого понять правильно, а даже и слушать бы не стал.
Например, Алексей рассказал, что когда учился на втором курсе в университете, как-то увидел  по телевизору документальный фильм про последствия Чернобыльской атомной катастрофы. Это так его потрясло, что всю свою дальнейшую жизнь он занимался поисками вариантов защиты природы от  этой напасти. И нашел. Это была разновидность бактерий, которые питались ядерными отходами и делали их совершенно безопасными для природы. Он научился выращивать колонии этих бактерий и нашел способ доставки их на место катастроф. Но где-то там наверху назвали это все  не эффективной, дорогой и ненаучной экзотикой и обвинили его в подтасовке результатов экспериментов. Такой подлый удар он снести не смог, бросил к едреней фене науку и больше года работал грузчиком в магазине. Но вот совсем недавно Василий сказал, что все в его экспериментах правильно и он вернулся в лабораторию и теперь дело пошло так замечательно, что  вот-вот одна крупная корпорация  возьмет его под свое могучее крыло, профинансирует последнюю серию испытаний и будет у себя использовать  эту технологию.
; А Василий, это  кто, ученый? - спросила Людмила.
; - В том-то и дело, что Василий - мой напарник. Мы вместе в магазине работали. Но про то, что у меня все правильно ему сказал какой-то Странник. Я сразу поверил потому, что кроме меня ни одна живая душа не знала,  кто я такой и чем занимался до магазина.
; - Так это был не сон? - растеряно прошептала Людмила.
; - Что не сон?
; - Странник.
; - Как и тебе что-то Странник передал? - изумился Алексей.
; - Он приходил ко мне в самую тяжелую для меня минуту жизни.
; И Людмила, немного поплакав, рассказала свою страшную историю.

Очень долго она чувствовала себя  самым счастливым человеком  в мире. Единственный ребенок в семье, обожаемый и отцом, и матерью.  В школе ее тоже любили и учителя  за то, что всегда она была вежлива, аккуратна, дисциплинированна и училась на одни пятерки,  и одноклассники, за то, что никогда не выпендривалась, хоть была и отличницей, и дочкой очень известных в городе родителей.
И в университете поначалу все было хорошо. Училась она на историческом факультете, давалось ей все легко. Но на третьем курсе в программу обучения включили дополнительный предмет - местное законодательство. Вел его депутат городской думы, которому нужно было непременно стать для солидности кандидатом наук. Под эту задачу и ввели спецкурс. Никаких особых трудностей предмет этот не представлял и, когда в зимнюю сессию в расписание поставили зачет и экзамен по местному законодательству,  никто на курсе не расстроился. И, как оказалось зря. Кровушки студенческой этот  депутат-преподаватель попил изрядно. Он беспощадно валил и на зачете и на экзамене группу за группой. Панические слухи, типа: “ Ну, это зверь” бродили по коридорам университета,  и когда подошла очередь сдавать экзамен их группе,  Людмила просто струсила и взяла  в студенческой поликлинике справку, что больна, благо в городе традиционно в это время объявляли эпидемию гриппа, а температура в 37, 8 градусов у нее подскакивала всегда при сильном волнении. Группа почти в полном составе провалилась на экзамене. Им разрешили пересдать его через три дня,  и опять большая часть студентов получила “неуд” и свирепый законодатель предложил всем желающим ликвидировать “хвосты” за время зимних каникул и назначил дни,  в которые он будет сидеть в аудитории и ждать нерадивых студентов. Людмила выучила наизусть ответы на все вопросы,  и пошла сдавать экзамен в последний из указанных дней, надеясь, что преподавателю надоест вся эта дурацкая канитель,  и он не будет сильно придираться.
Она пришла утром. Желающих сдать было море. Людмила заняла очередь и стала терпеливо ждать, лишь изредка выбегая со знакомыми бедалагами-однокурсниками  на улицу покурить. В здании университета курить запрещалось категорически. А то, что несчастные студенты из-за этого всю зиму надрывно, как узники- рудокопы кашляли и ходили с соплями,  никого не волновало. Самое смешное,  объяснялось это не  тем, что начальству положено было выполнять закон о борьбе с курением,  и оно его выполняло, а заботой о здоровье студентов.
В общем, только часа в два подошла, наконец, ее очередь, она зашла,  взяла билет, но преподаватель, хмуро взглянув,  сказал, что принимает он в дни каникул экзамен только у тех, кто его завалил на сессии. Людмила расстроено пролепетала, что она тщательно все выучила и готова ответить на любой вопрос.
“Хорошо, - пошел на уступку преподаватель, - завтра в три часа дня придете ко мне домой сдавать ваш экзамен. Только без опозданий.”
Она пришла ровно в три.
; На этом моя счастливая жизнь закончилась, - сказала Людмила и замолчала.
; - Ты что-то узнала страшное? - сочувственно спросил Алексей.
; - И это тоже. Но самым большим ударом было то, что я поняла: сама жизнь страшная и в ней есть страшные люди.
; -Тебе повезло, - усмехнулся Алексей, - ты действительно счастливая, если так поздно открыла для себя реальную жизнь.
Людмила, казалось уже ничего не слышала, она словно ушла куда-то глубоко-глубоко в себя ту  - счастливую, добрую и вновь пережила то потрясение. Она даже говорить стала отрывочно, не логично, порой почти бессвязно...
; Он мне говорит: “Раздевайся, ложись”. Я ему: “Вы сумасшедший?”
Он мне: “Не строй из себя девочку” и расстегивает  на мне юбку, кофту. Я так растерялась и перепугалась, что даже не могла сопротивляться, и только когда он почти догола раздел меня и стал снимать с себя халат, я завизжала как раненый поросенок. Я схватила свою одежду и бросилась к двери, но она оказалась запертой. Тогда я схватила  в прихожей длинный такой костяной рожек для обуви и стала бить этого придурка по рукам. Он выхватил у меня этот рожек,  швырнул меня на диван и сказал: “ Успокойся, истеричка. Одевайся и уходи”.
Я быстро оделась и крикнула: “Откройте дверь!”
Он вышел весь такой лощеный, улыбающейся и удивленно спросил: “Ты куда собралась. А экзамен сдавать за тебя Пушкин будет?”
У меня прямо все поплыло,  в глазах потемнело. “Ты сволочь, козел, я отцу расскажу, он тебя прибьет!” - Заорала я.
Он с той же добродушной улыбкой, мягко, как больной мне говорит: “Во-первых, никто тебе не поверит. Во-вторых, твой отец сдох под забором, от белой горячки. А Петя, одноклассник твоего папы и  по совместительству тогда он был еще и любовником твоей несчастной мамочки, которую, что,  правда, то,  правда твой алкаш папа замордовал. И тебя он, милочка, удочерил и мамочку твою взял в дом из жалости, потому что на любовницах обычно не женятся. Правда, для любви у него сейчас есть Марина, на одном чувстве долга жить тяжело. А говорю я тебе все это только из-за того, что строишь ты из себя какую-то принцессу на горошине. И мне это противно. Вот такой я классический злодей. Все, иди, вот твоя зачетка я тебе поставил “отлично”,  ты девица умная, тут ничего не скажешь.
Дома я устроила настоящую истерику. Я не сказала,  откуда и при каких обстоятельствах все это узнала. Мама тогда уже сильно болела. Но я была в таком состоянии, когда самые родные люди кажутся врагами, а какое сострадание может быть к врагам. Родители попытались мне объяснить, что  правда в той истории, которую мне рассказали какие-то мерзавцы в том, что у мамы действительно первый муж оказался запойным и умер “под забором” и, что отец был его одноклассником. Они уверяли меня, что любили друг друга еще в школе, но однажды,  из-за какой-то глупости поссорились и мама с дуру, чтобы досадить отцу вышла замуж за первого попавшегося его приятеля. Прожили они с ним года три и расстались. А вскоре отец ее нашел и они поженились. А потом родилась я. А первый мамин муж к тому времени совсем спился и всем своим собутыльникам говорил, что я его дочь. Отсюда и всякие слухи. Когда он умер,  мне еще не было и двух лет,  и я ничего не понимала.  А потом  и родители молчали, и люди, окружающие меня никогда на тему прошлого моей мамы не говорили. Не знаю плохо это или хорошо... Не знаю...  Но тогда я не поверила им. Дальше все у меня было как в тумане. Я возненавидела отца. Возненавидела жизнь, людей, себя. В общем закуролесила. Из дома ушла, в университете взяла академический отпуск. Жила по подружкам, попробовала пить, колоться. В каком-то ослеплении была. Полусумасшедшей. Ненависть разрывала меня и искала выхода. Один из знакомых нашей семьи встретив меня на автовокзале, рассказал  мне, что мама в хосписе и намекнул, что отец уже обзавелся подружкой Мариной, которая работает его советником. Я поехала к маме. Меня долго не пускали к ней, объясняя крайне плохим ее состоянием. Но я прорвалась. Наверное,  не стоило этого делать. Мама лежала на кровати сухая, сморщенная, как мумия. Если бы мне не сказали, что это она, я бы никогда бы ее не узнала. Я начала ей что-то говорить, плакать и вижу, что она уже не здесь, а там. Она даже глаза не открыла, не вздохнула, не пошевелилась. Зашел доктор, сказал мне холодно: “Дайте ей умереть спокойно”.  Я поднялась, и перед тем, как уйти, еще раз всмотрелась в родное, но совсем чужое лицо и, вдруг увидела в уголках ее глаз слезы. Только на улице я перестала сдерживаться. Я села на скамейку, рядом с хосписом и не плакала, даже не рыдала, а выла, как смертельно раненый зверь. Наверное, если бы я сидела на скамейке где-то в центре города меня бы увезли в дурдом. Но возле этого здания, видимо все выплескивают свои эмоции, и поэтому на меня никто не обращал внимания. Люди только ускоряли шаги, проходя мимо. А вскоре мама умерла. Я была на похоронах. Но с отцом даже не разговаривала. Он для меня тогда был хуже врага. Я еще долго куролесила. И вот однажды  вдруг решила: надо убить человека, которого я считала своим отцом и, заодно, его подругу Марину. Он обманывал меня. Он поломал всю мою жизнь. Это решение показалось мне настолько правильным и справедливым, что я успокоилась. Одна знакомая вывела меня на профессионального убийцу. Я по телефону договорилась с ним, послала  письмо со всеми данными и фотографиями “объектов”. А потом случилось самое невероятное... Когда уже были проплачены убийства и назначен срок исполнения заказа,  ко мне во сне пришел человек, который назвал себя Странником и отговорил меня от убийства. И не только отговорил... Он как-то полностью меня перепрограммировал, я просто не могу другого слова подобрать. Я стала совсем другой...
Алексей ни разу не прервал этого монолога. Даже когда Людмила закончила говорить и растерянно уставилась на своего гостя, словно не понимая,  откуда, вдруг здесь появился человек, он продолжал молчать. Пауза затянулась и стала уже неловкой. Людмила готова была проклясть себя  за свою слабость, за то, что совершенно незнакомому человеку рассказала то, что себе самой боялась рассказать. Но тут Алексей поднял голову. В его глазах стояли слезы. Людмила поднялась со стула. Неожиданно для нее Алексей тоже поднялся,  и они бросились навстречу друг другу. “Бедненькая ты моя”, - шептал он, крепко обняв Людмилу и покрывая ее лицо поцелуями. И она, вдруг, опять неожиданно для себя зарыдала так горько, что и у Алексея, плакавшего в последний раз в пять лет, когда из-за какой-то нестыковки между родителями и бабушкой его не забрали вовремя из садика,  и он решил, что за ним никогда не прейдут, потоком хлынули слезы.
                Генерал
Окна палаты выходили в неухоженный больничный сад. Когда-то он был обнесен красивой кованой оградой, закрывавшей его от дороги. Но со временем большую часть этих причудливых чугунных виноградных лоз выломали персонал, больные, посетители и студенты практиканты. И их можно понять: через сад путь к больничным корпусам был,  чуть ли не втрое короче, чем через официальный центральный вход. К тому же, по разным причинам не всем и не всегда можно было пройти через пост охраны. Каждый вечер Генерал подходил к окну и подолгу всматривался в проявление другой жизни, где люди ходили быстрым шагом, иногда даже  бежали, опаздывая на автобус, а не передвигались, шаркая ногами в тапочках осторожно и бережно неся свое бренное тело то на процедуры, то на анализы, то в столовую. И одеты люди за окнами были не в халаты разной расцветки, но одинакова делающие всех похожими своей безликостью друг на друга вне зависимости от пола, фигуры и возраста, а в одежду, которая,  оказывается,  настолько индивидуальна, что даже на снующих периодически  бродяг было приятно смотреть.
Генерал все эти открытия сделал для себя еще в первое свое пребывание в этой страшной больнице, когда после тяжелой операции четыре месяца его выхаживали и медики, и родные. Он остался жить, но через полгода потребовалась еще одна операция и многомесячная процедура  выхаживания,  а потом опять. И вот, наконец,  он пришел в уже ставшую почти домом палату, зная, что больше ее не покинет до смерти и весь вопрос заключается в том, когда эта смерть придет. Врачи честно сказали и ему, и родне, чтобы готовились к неизбежному.
Он готовился. Привел в порядок все дела, вызвал своих юристов и набросал проект завещания, переговорил со всеми партнерами по бизнесу, попросив их: “в общем, когда это произойдет, вы моих не бросайте, помогите им, хотя бы на первых порах”. Они обещали, но чтобы подстраховаться, он позвонил своему телохранителю - самому преданному, обязанному ему всем, даже жизнью, человеку и сказал: “Если моих будут обижать, ты разберись, пожалуйста.”
“Могли бы не предупреждать”, - почти рассержено буркнул телохранитель и бросил трубку. У Генерала увлажнились глаза, реакция на просьбу, тон сильнее любых слов говорили о том как переживает его верный телохранитель и у него не осталось никаких сомнений, что у его близких будет щит и меч и после того, как он уйдет в иной, непонятный и пугающий мир.
В этот день Генерал с самого утра чувствовал себя плохо, а ближе к ночи ему стало так худо, что он решил - до утра ему не дожить. Он не стал суетиться, звать врачей, созывать родных, скорее наоборот, совершенно успокоился, лег на кровать, прикрыл глаза и стал подводить итоги своего пребывания на этом свете. Но вспоминались почему-то не яркие, эпохальные события, а всякая ерунда. Например, как в первый раз его побили. Он тогда учился во втором классе. Играл во дворе с мальчишками в футбол и нечаянно мяч от его ноги попал в сидящего на лавочке пятиклассника Аркашку, известного на всю школу хулигана, которого побаивались даже выпускники. Тот не спеша,  поднялся, подошел к нему и молча стал молотить его руками и ногами. Перепуганные мальчишки разбежались. Наверное,  Аркашка забил бы его насмерть, но вмешался  живший в их доме милиционер. Он, видимо приезжал на обед и ждал машину, поглядывая в окно. Вот и увидел. Он выскочил из подъезда, схватил Аркашку за руку и,  рявкнув: “Ты что же делаешь звереныш?” потащил его к родителям.  Родители у Аркашки были очень строгими. Когда милиционер им рассказал, что их чадо чуть не убило пацана, и пообещал оформить его в спецучреждение, если подобное повториться, Аркашкин отец мрачно изрек: ”Не повторится”, и,  не дожидаясь пока уйдет милиционер,  снял с вбитого в стену гвоздя широкий солдатский ремень и схватив отпрыска за ухо поволок его на кухню.
Вечером отец притащил Аркашку также за ухо, только уже багрово-черное, распухшее к нему домой и сказал мрачно: “ Задница у него такая же, как ухо. Сейчас он попросит у тебя прощения и,  если ты его не простишь, я его убью”.
Конечно,  он простил. И  Аркашка  до самой своей смерти его и пальцем не тронул, хотя стал, повзрослев, профессиональным убийцей, кличка которого наводила ужас на весь город. Но Генерал с тех детских пор и на всю жизнь запомнил не боль, не унижение от своей беспомощности, не страх, а выражение глаз,  которое было у Аркашки, когда он подошел и стал его бить. У него глаза были совершенно чистые, пустые, он видел в них только свое отражение. Дважды по работе он  сталкивался с людьми, которые во время тяжелых переговоров смотрели ему в глаза,  и он видел в них свое отражение. И оба раза он прекращал переговоры, хотя терял из-за этого огромные деньги. Его помощники, консультанты ошарашено вопрошали, почему он сорвал переговоры, если их выгода настолько очевидна, что только человек сознательно желающий нанести себе вред может совершить подобный шаг.
Он говорил, что так подсказывает ему интуиция,  и больше никаких объяснений не давал. Самое интересное, что спустя годы те же помощники ему говорили: “ А вы тогда правильно сделали, что отказались от переговоров”.  Он не интересовался подробностями только потому, что знал - они кошмарные.
Еще вспомнилось, как  однажды во время какого-то корпоративного праздника к нему подошел его менеджер и сказал: “ Вы простите, наверное, это не мое дело, но ваша жена  вам изменяет“. 
“ Нет!”, - взревел он, хотя давно чувствовал, что нечто подобное происходит.
“ Поезжайте домой, и  убедитесь сами”.
Он зашел в кабинет, достал из сейфа пистолет и поехал. Машину он поставил,  не доезжая два квартала,  и почти бегом направился к дому. Окна квартиры были темны,  и только в одной  комнате голубоватым светом отражался телеэкран.
На площадке он отдышался, успокоился и с осторожностью квартирного вора повернул ключ. В прихожей было тихо, только что-то бормотал телевизор. Он на цыпочках, стараясь ничего не задеть в полумраке,  прокрался в комнату. Два обнаженных тела, сплетясь в объятиях,  предавались чувствам прямо на толстом ковре, расстеленном на полу. Жена увидела его, заметила и пистолет в его руке, но вместо ужаса в ее глазах полыхнуло такое презрение, что он также тихо проскользнул назад в прихожую и вышел из дома.
Ночевал в офисе. Жена позвонила ближе к обеду, сухо спросила: “ На развод мне подать или ты сам хочешь это сделать?”
“ А это обязательно?” - поинтересовался он.
Жена растерялась и долго молчала. Он тоже молчал.
“ В общем, делай, что хочешь, - сказала, наконец,  она, - а я ничего менять в своей жизни не буду”.
Он купил неподалеку от своего дома квартиру и почти год жил там, пока в один из промозглых осенних вечеров не позвонила жена и не сказала сквозь слезы: “ Я не могу без тебя”. 
Через пятнадцать минут он пришел, так, как приходил обычно все четыре года семейной жизни. И ни разу даже при самых тяжелых ссорах  он не припомнил ей измену. Он был однолюб и, если бы она тогда бросила его,  он бы долго не протянул.  И она, видимо оказалась такой же. Пережив короткий, бурный роман с героем-любовником, она больше ни разу не завела, ни одной интрижки. Хотя с ее удивительной красотой нужно было прилагать огромные усилия, чтобы отбиваться от постоянно предлагающих руку, сердце, или, хотя бы дружбу. Тот роман стал для нее прививкой. Как от кори.   
Генерал полежал еще немного, пытаясь сосредоточиться на самых важных своих достижениях, тех, которые будут вспоминать потомки, тех, которые он может предъявить там, как доказательство не зря прожитой земной жизни. Но вдруг от кончиков пальцев ног пошла вверх к горлу какая-то легкая теплая волна и он понял - это готовится выйти его душа, понял и удивился, что она осязаема и что он видит, как медленно-медленно, чуть приподнимая кожу, душа выбирается из тела. И вот, когда она уже была возле сердца, дверь в палату открылась,  и вошел высокий мужчина в белом халате. Он сел на стульчик, рядом с кроватью и, чуть наклонившись,  спросил: “ Как себя чувствуете ? “
“ Я умираю, доктор, - прошептал Генерал.
“ Вот как, - весело удивился доктор, - и кто же вам это сказал?”
“ Сам чувствую”, - прошелестел губами Генерал.
“ Не надо никакой самодеятельности, - уже строго проговорил доктор. - Не вам решать то , что решают наверху, - продолжил он так же строго, - вы, надеюсь, понимаете, что я имею ввиду?”
Генерал кивнул головой.
“Вот и молодец!” - снова весело сказал доктор,  протянул руку и дотронулся до того места,  куда добралась душа. В тот же миг Генерал почувствовал, как  все его тело  пронзила такая боль, словно по нему проехал асфальтовый каток. Он застонал и открыл глаза. В палате никого не было. Часы над кроватью показывали начало седьмого утра. Вошла молоденькая медсестра, поздоровалась, подала термометр.
; Вы ночью дежурили? - спросил Генерал.
; Медсестра кивнула.
; -А что за новый врач у вас появился?
; - У нас? Новый врач? - удивилась медсестра.
; - Ночью ко мне приходил, такой - высокий, с бородкой.
; - Нет у нас высоких, с бородкой. И ночью вообще врачи не приходят к больным, кроме экстренных случаев. И к вам никто не приходил. Я с поста не отходила не на минуту.
; Медсестра взяла термометр, сказала: “ в норме” и вышла из палаты.
; Генерал  вскипятил воду, налил чашку кофе, подошел к окну, приоткрыл его, закурил.
; - А вот курить вам никто не разрешал. Голос прозвучал так близко и так неожиданно, что Генерал вздрогнул и пролил кофе. Он повернулся. Никого.
; -Простите, - вновь прозвучал голос, - я не хотел вас напугать. И перед Генералом, словно из воздуха появился ночной доктор.
; - Кто вы? - спросил Генерал.
; - Я Странник. Ответил доктор.
; - А я уж думал, что потихоньку схожу с ума, - почти с облегчением сказал Генерал.
; - Вас так успокоил мой ответ? - изумился Странник.
; - Мне лучше любые фокусы, с переодеванием, исчезновением и появлением, чем сумасшествие, пробормотал, как бы только для себя Генерал.
; - Вы удивительный человек, - рассмеялся Странник. – Думаю,  у нас еще будет время поговорить, а пока я заглянул ненадолго и по очень важному делу.
; - Налить вам кофе? - предложил Генерал.
; - Нет, спасибо, - опять рассмеялся Странник, - вы пейте, а я пока все  объясню.
Он сделал паузу, будто решая сказать или нет, затем внимательно оглядел палату и только потом вполголоса заговорил.
; Дело в том, что самые безопасные враги и самые опасные друзья - это дураки. У вас есть один такой друг. Скажите ему, чтобы он отдал вам все документы, касающиеся  Алексея. Он знает, о чем речь. И разберитесь сами. Это очень важно.
; - Поэтому вы меня оставили жить? - догадался Генерал.
; - Вы должны были встретиться с Алексеем, - уклончиво ответил Странник, - я не знаю,  почему этого не произошло. Вы пока отдыхайте, набирайтесь сил. Мы еще увидимся.
; Генерал впился глазами в странного посланника и решил  лобовым вопросом выяснить мучавшую его загадку: “Так вас ко мне отправил...” - начал он фразу, но окончить ее не успел - его собеседник просто растворился в воздухе, весь, без остатка, даже тонкий запах каких-то незнакомых ему, но точно баснословно дорогих духов исчез вместе с ним.
 
                Пожар
Василий открыл глаза и сразу посмотрел на часы. Шел четвертый час утра. Он сел на кровать и стал думать, почему проснулся в такую рань и какого хрена вместо того, чтобы снова залечь, сидит в каком-то страшном предчувствии, что его зовут на помощь, а он опаздывает потому, что не может сообразить,  кто его зовет, и что случилось. Он уже решил,  было, что ему приснился кошмарный сон, который уже забылся, а чувство тревоги еще осталось и собрался вновь залезть под одеяло, но, вдруг, отчего-то совершенно отчетливо понял, что проснулся из-за того, что в соседнем подъезде, на восьмом этаже горит квартира, в которой совсем недавно поселилась молодая мама с ребеночком. Та самая, что была первой, родившей в новом роддоме и которую показывали по телевизору. Он прыгнул на пол, мигом оделся и пулей выскочил на улицу.
Огонь уже вырвался из квартиры в подъезд и жадно облизывал лестничные перила и стены площадки. Визжали женщины, матерились мужики,  выскочившие из квартир. Василий, растолкав зевак, вбежал в подъезд и помчался наверх, леденея от чувства, что опаздывает и, звучащий у него внутри крик о помощи вот-вот оборвется и случится непоправимое, нечто такое страшное, по сравнению с которым его смерть, просто удовольствие. Отталкивая бежавших ему навстречу жильцов верхних этажей,  он приближался к окутанным ядовитым дымом, объятым огнем дверям этой квартиры на восьмом этаже. Со звоном лопались стекла окон в подъезде, осколки со свистом, как пули, пролетали рядом с ним, один попал, оставив глубокую и длинную  рану на щеке. Дверь была обыкновенной, типовой деревянной, с обыкновенным же хлипким замком, пожалуй единственная такая на весь дом у всех уже давно стояли массивные стальные, как в банковском сейфе, двери со множеством хитроумных крепких засовов, задвижек и замков. Одним ударом ноги Василий вышиб дверь и, пригнувшись,  вбежал в полыхающую огнем квартиру. Откуда-то он знал, что надо искать в спальне. И точно. На широкой кровати лежала женщина, а рядом с ней крохотный, запеленанный ребенок. Они не подавали никаких признаков жизни. Василий кинулся на кухню, чтобы намочить какую-нибудь тряпку или полотенце, но видимо с кухни и начался пожар - войти туда было невозможно. Он вернулся в спальню, взял на руки женщину, протиснувшись сквозь обузившую коридор завесу огня,  вынес ее на площадку и вернулся в спальню. Ребенок по-прежнему молчал. Он наклонился над кроватью и увидел, что младенец смотрит на него и улыбается. Василий бережно прижал к себе кроху и через сплошное море огня выбежал на лестничную площадку. Там уже работали пожарные и спасатели.
; Где мать ребенка? - громко спросил Василий.
; Один из спасателей рукой показал вниз.
; У подъезда стояли несколько пожарных машин, “скорая” и милицейский микроавтобус. Толпился народ.
; - Ребенка несите медикам, - сказал молодой мужчина в камуфляже.
; Но к Василию уже подбежали две женщины в белых халатах. Он передал в их руки малютку и спросил: “Мать жива?”. 
; “Пока жива”, - резко ответила одна из них.
Через час пожар был побежден. Почти полностью выгорела только одна квартира, та самая,  на восьмом этаже. Василий вернулся к себе, долго отмывался в ванной, потом, хмурясь,  просмотрел прожженную во многих местах одежду и, с сожалением, упаковав ее в пластиковый мешок,  пошел на кухню. Там за столом сидел Странник.
; Привет, - равнодушно сказал Василий.
; - Привет, ответил Странник, - ты молодец и даже не представляешь,  какое великое дело совершил сегодня.
; Василий мрачно глянул на гостя, налил в кружки чай, соорудил бутерброды, сел за стол и только тогда спросил раздраженно:
; - Если ты все знал, почему не помог? А если бы я не проснулся?
; - Мне ничего нельзя делать самому. Вы все должны делать сами. Я могу только подсказать. Не проснулся бы ты, проснулся бы другой. Младенец должен был выжить,  и он выжил.
; - Ладно, проехали, - все еще мрачно проговорил Василий, - пей чай.
; - Спасибо, - улыбнулся Странник, - выпью в другой раз, мы еще встретимся. И исчез.

В вечернем выпуске новостей  рассказали про этот пожар, показали Василия грязного, обоженного со спасенным ребенком на руках. Телеведущий сказал, что мать спасти не удалось и сейчас милиция выясняет,  где отец и другие родственники ребенка, а специалисты - причину возникновения пожара.


                ***
Странник  смотрел новости вместе с Алексеем. Правда, Алексей этого не знал, хотя что-то явно чувствовал. Несколько раз он резко оглядывался назад и пристально смотрел на кресло,  в котором невидимым сидел Странник.
Алексей выключил телевизор, походил,  о чем-то раздумывая,  по комнате, закурил, подсел к столику с телефонным аппаратом и только протянул к нему руку, раздался звонок. Он даже вздрогнул от неожиданности.
-Лешик! - голос у Людмилы был взволнованным. - Ты смотрел про пожар?
; Смотрел. И сам собирался тебе позвонить.
; - И тоже хотел спросить,  смотрела ли я про пожар?
; - Да.
; - А зачем тебе нужно было,  чтобы я про него знала?
; - А тебе,  зачем это было нужно.
; - Не знаю.
; - Мистика какая-то. Я, знаешь, смотрел эти новости,  и у меня было такое впечатление, что в комнате я не один - кто-то сидит у меня за спиной, уставившись в экран.
; - Это был, наверное, мой взгляд, - весело сказала Людмила. - Ты просто его почувствовал.
; - Может быть, - согласился Алексей и спросил, - хочешь,  скажу  две новости и обе хорошие?
; - Конечно, хочу!
; - Меня пригласил на беседу Генерал...
; - Генералов? - изумленно прервала Людмила, - но он в больнице. Отец мне недавно говорил, что он при смерти. И откуда Генерал вообще узнал про тебя?
; - Не знаю. Его помощник сегодня днем передал мне приглашение и сказал, что отвезет меня к нему сам. Встречусь и все тебе расскажу. Ты же не дала мне  договорить. Слушай вторую новость. Нас с тобой пригласили на благотворительный вечер, который устраивает мэр с супругой.
; - За какие заслуги? - поразилась Людмила.
; - Ну, видимо, посчитали там наверху, что какие-то заслуги у меня есть, - туманно начал объяснять Алексей, но затем засмеялся и откровенно сказал, - не знаю. Принесли именное приглашение, сказали, что обязательно нужно прийти с супругой или с невестой.
; - А я уже невеста? - удивилась Людмила.
; - А кто? - с таким же удивлением воскликнул Алексей.
; - Это, конечно, несколько  странный способ делать предложение, смеясь,  ответила Людмила, - но раз так остро поставлен вопрос, я согласна.
Странник удовлетворенно хмыкнул и покинул комнату. Дел у него сегодня действительно было по горло.

                Владислав
Редактор православного журнала “Наш путь к Богу” Владислав Блинов обычно засиживался на работе допоздна. И в этот раз, когда он поднялся от стола,  часы пробили десять вечера. Веселеньким маршем заиграл мобильник. 
; Я здесь, возле главного входа, - прозвучал в трубке голос его племянника Игоря, если хочешь, могу подвести до дома. 
; А ты откуда едешь  в такой  поздний час и такой мрачный? - спросил Владислав.
; - Откуда ты знаешь, что мрачный? - вопросом ответил племянник.
; - Да уж скрывать свое настроение ты так и не научился, - рассмеялся Владислав. - Ну, ладно не  обижайся, что я смеюсь, просто ты в таком возрасте, когда нет причин для мрачного настроения. Через минуту я выхожу и мы поговорим.
Игорь год назад пришел из армии, сразу же поступил в университет и одновременно стал работать охранником в банке. По сравнению со своими двадцатилетними сверстниками он казался и солиднее, и серьезнее, и основательнее. Чуть ли не в первый день своей гражданской жизни в родном городе познакомился он с молодой женщиной. Та сразу ему сказала, что была замужем, развелась и мужиков теперь не переносит, как вид. Но Игоря это не остудило, и он завоевывал ее, поначалу, как вражескую крепость по всем правилам воинского искусства, по суворовской тактике: быстрота и натиск.
Сопротивление было сломлено, но крепость не пала. На ехидные реплики приятелей, что в его возрасте от букетно - конфетного периода до постели проходит максимум неделя, он отвечал, что его не интересуют легкие победы.
И вот недавно он взял путевку на базу отдыха и должен был пробыть там со своей любимой Верочкой три дня.  Но, судя по тому, что  он уже в городе, что-то там случилось.
Владислав сел в машину, сказал: “Ну, давай, рассказывай”, и стал молча смотреть в лобовое стекло. Игорь бесконечно долго молчал, но настроение у него, и впрямь было прескверное. На повороте  он так рявкнул на перебегавших  не по правилам улицу пешеходов, что Владислав вздрогнул.
; Ты же умный, ты всех учишь,  как нужно правильно поступать, - издалека начал Игорь...
; - Не поднимай волну, - прервал его Владислав, - говори конкретно,  из-за чего поссорился с Верой.
; - А почему ты решил, что я поссорился, - попытался удивиться Игорь.
; - Для этого не надо быть не только Холмсом, а даже Ватсоном, - улыбнулся Владислав, - достаточно быть на пятнадцать лет старше тебя.
; - Ну, хорошо, угадал, я правда поругался  с Верой. Ты вот объясни, как можно было по-другому поступить? Поехали мы на эту базу. Все было нормально: по лесу побегали, с горок покатались, на дискотеку сходили. Она такая счастливая была. А потом почти до утра в номере сидели, разговаривали, смеялись, целовались, а дальше поцелуев полный облом.
; - То есть, ты хотел затащить ее в постель, а она отказалась? - уточнил Владислав.
; - Это должно же когда-то произойти? Мы же целый год почти каждый день вместе проводим. Я же не Буратино деревянный, я - живой, - нервной скороговоркой начал объяснять Игорь.
; - Значит,  ты ей все это сказал и, хлопнув дверью, гордо ушел в холодное утро. Так?
; - Да. Ну,  сколько ж можно издеваться надо мной.
; - А скажи Игорь, как она отказала тебе в близости? - уже серьезно спросил Владислав.
; - Какая разница? - хмуро буркнул Игорь.
; - Огромная. Если, допустим, она бы сказала: ”Мне не то, чтобы  в постель, а смотреть-то  на тебя тошно”,  - то я согласился бы, что ситуация тяжелая, но не безнадежная. А если она сказала: “Прости, только не сегодня”, то все просто замечательно.
; - Именно так она и сказала, - вытаращил глаза Игорь.
; - И ты обиделся и уехал в город, бросив ее одну? - возмутился Владислав.
; - Конечно, обиделся. И ничего замечательного в ее отказе не вижу. Она, кстати, там не осталась. Через час  приехала. Я звонил ей домой. Проверил.
; - Значит так, - задумчиво сказал Владислав, - сейчас ты довезешь меня до дома, потом заедешь к себе прочтешь какое-нибудь пособие на тему женской физиологии, и бегом к Вере извиняться. В твои годы быть таким дремучим и не знать то, что пятиклашки в школе знают - позор.
Молча, они доехали до подъезда.
; Я все уже понял, - подавая на прощанье руку, сказал Игорь. Я -точно- дурак. Как хорошо, что ты ткнул меня носом. Я там так разозлился, что мне было не до размышлений, почему она сказала “нет”. Меня само это “нет” взбесило.
; Давай, тогда лети сразу к ней, раз все понял, - засмеялся Владислав. - Завтра созвонимся.