Ляля
Жили мы тогда в военном городке Покровско-Стрешнево, точно там, где сейчас располагается станция Московского метро "Щукинская". Каменные дома стояли в виде правильного каре, а в середине за высоким сетчатым забором была прекрасная и очень ухоженная спортплощадка, состоящая из четырех теннисных кортов, двух волейбольных и одной баскетбольной площадок, гимнастического городка и уголка городошников. Площадки в течение дня не пустовали, занимались секции и группы здоровья. Вечерами проходили соревнования и почти все население городка собиралось здесь, чтобы поболеть за своих. Зимой заливался каток, горели разноцветные лампочки, и из репродукторов доносилась музыка, что-то вроде "Вьется легкий, вечерний снежок..."
Это место в любое время года было центром общения и времяпровождения людей, здесь всегда было интересно, весело и шумно. Здесь, на этих кортах и площадках я делал свои первые спортивные шаги, здесь появилась и окрепла любовь к спорту, которая не покидает меня до сих пор. После окончания школы я каждый год приезжал на каникулы домой и был свидетелем того, как медленно, но верно "центр нашего мироздания" приходил в упадок, как угасал интерес к нему. Не знаю, что на этом месте сейчас - большой элитный дом или автостоянка (место-то завидное), а может быть, как и встарь, теннисные корты, где с большими ракетками бегают маленькие дети, а потом помогают подметать, поливать и укатывать. Дай-то Бог!
Как же мне нравились одетые во все белое мужчины и женщины, играющие в теннис. Очень нравилось и то, что они не бегали за одним мячом, у них было несколько беленьких, аккуратненьких и пушистых шариков, при ударе о которые приятный звук разносился по округе. С каждым днем все четче и четче вырисовывался объект моей спортивной привязанности.
Покрасив вечером зубным порошком тапочки, утром я пришел на корты и заявил женщине-тренеру, специально три раза в неделю приезжавшей из ЦСКА работать с детьми, что желаю заниматься этим видом спорта. Большого усилия, думаю, потребовалось ей, чтобы не рассмеяться: я был худой, длинный и угловатый, нелепо одетый, державший в руках ракетку совершенно немыслимого вида, которой мама уже много лет выбивала ковры. Ее очертания повторяли форму плода инжира, этакий треугольный монстр невероятной тяжести. Наверно, она была близкой родственницей тех ракеток, с которыми леди и джентльмены делали первые шаги в развитии лаун-тенниса в стране туманного Альбиона. А если учесть, что половина струн было порвано, и мяч иногда просто застревал в ней, то решительный вид десятилетнего подростка, вооруженного таким спортивным инвентарем, вряд ли мог вызвать иную реакцию тренера. Но было, видать, что-то в моей решительности и настроении, потому что тренер сказала:
- Хорошо. Выбери вон там ракетку себе по руке и становись в строй. Я буду тебя тренировать. Мое имя - Ляля.
Мне очень нравились эти занятия, я боготворил Лялю и довольно скоро стал замечать, что что-то начало вырисовываться. Это очень стимулировало и заставляло работать еще усерднее. Я проводил на кортах все свое свободное время. Домой приходил только тогда, когда мама вывешивала в форточку пионерский галстук, который был мне виден. Приходил на занятия со своей неизменной ракеткой, что заставило Лялю придти к нам в дом и о чем-то поговорить с моими родителями. К разговору я допущен не был, но через пару дней мне купили не новую, но замечательную венгерскую ракетку, которую привезла специально мой обожаемый тренер. Сколько лет прошло с тех пор, а я помню эту ракетку всю по сантиметру.
К окончанию школы я играл уже очень прилично и участвовал в некоторых серьезных соревнованиях по своему возрасту. Ляля работала со мной больше, чем с другими в группе, наверное, чувствовала, что при должной отдаче, соответствующем трудолюбии и ярко выраженной спортивной злости, из меня могло что-нибудь получиться. Она вправе была рассчитывать на мои будущие спортивные успехи, ведь я уже играл в сборной Москвы на Первенстве страны, и вправе была рассчитывать на толику тепла и света от будущих лучей славы своего ученика. Но этому не суждено было случиться.
Наступил тот день, когда надо было прощаться с Лялей, с теннисным городком, с Москвой – я уезжал учиться в Ленинград. Накануне к нам в дом приезжали Ляля и очень известный теннисист и тренер Е.В.Корбут. Они предприняли еще одну, последнюю попытку в надежде уломать родителей на продолжение мною теннисной карьеры. Они считали, что теперь я должен начать тренироваться профессионально, на более высоком уровне и посвятить этому большую часть своего времени.
Их миссия была обречена на провал в момент появления только идеи. Ведь они не знали, что мой дед по отцовской линии был ремесленником-жестянщиком и считал, что учиться надо всегда, стараться двигаться вперед надо всегда и овладевать новыми знаниями и навыками надо всегда. Правда, Всегда – это тогда, когда в руках уже есть надежная специальность, не зависимая от времени, погоды, состояния здоровья и т.д., специальность, которая всегда даст тебе кусок хлеба. Этих же взглядов придерживался самый верный и надежный ученик деда – его младшенький, то есть мой отец. Он не считал, что теннис может быть источником надежного дохода в семье. Да любая травма может свести на нет все многолетние усилия! Вот пусть получит диплом врача, а потом мы можем, если у вас будет желание, вернуться к этому разговору.
На этом моя теннисная карьера закончилась. Я укатил в Питер, где в Армейском спортивном клубе договорился о теннисных тренировках два раза в неделю. Что такое двухразовые тренировки в неделю по сравнению с двухразовыми в день, что были у меня на момент окончания школы? По большому счету, это способ не забыть, как это все делается, но не более того. Но у моего начальника курса было свое видение моего спортивного будущего, с которым он меня познакомил при попытке получить разрешение на те самые несчастные две тренировки в неделю:
- Нет, это игра не для солдата. Вы должны реализовать свои спортивные дарования среди тех видов спорта, что культивируются в стенах нашей alma mater.
Очень лаконично и доходчиво. Стал играть в волейбол и в баскетбол. Ляля сделала мое угловатое и длинное тело гибким, эластичным и хорошо координированным. Занятия теннисом способствовали тому, что на костях появилось лишенное жира мясо, позволявшее мне быстро бегать и высоко прыгать, а дыхание не сбивалось даже при больших игровых нагрузках.
Ну а теннис, он остался со мной, как память о первой любви, прекрасной, но уже скрывшейся в дымке прошедших лет.
Так сложились обстоятельства, что я в течение последующих лет двадцати жил и работал в местах, где просто нет теннисных кортов, где девять месяцев в году зима, и у людей другие заботы. Теннис – очень специфический вид спорта. Говорят, что, если ты не играл неделю, то это чувствуешь только ты, две - твой тренер, месяц - твой соперник, год - это видят все. Я не держал ракетку в руках около двадцати лет, а это значило, что, если соберусь выйти на корт, надо все начинать сначала.
Я понимал, что на такой подвиг уже не способен и смирился с мыслью, что эта игра теперь для меня недосягаема, когда судьба опустила меня на лавочку возле теннисных кортов в Гагре. Сел я там не случайно. Просто всегда почему-то выбирал маршрут так, чтобы он пролегал мимо этого места, и той пары минут, что я шел мимо, мне было достаточно, чтобы на что-то полюбоваться, что-то увидеть, что-то вспомнить. Но в этот раз остановился и присел на лавочке, стоящей с внутренней стороны корта.
Играли две смешанные пары немолодых людей. Что заставило остановиться и наблюдать за игрой? Манера игры, техника движений. Это была техника классической теннисной школы, той школы, где я когда-то учился. Сейчас так не играют. Сейчас играют совсем иначе. Теннис же прекрасен при любой умелой манере игр, и я не могу сказать, какая школа лучше, та или эта. Просто они различны. На мой взгляд, та – более красивая, а эта - более эффективная.
Мячик подкатился и скрылся под скамейкой. Я нагнулся, достал его и кинул подошедшей женщине. Она кивком поблагодарила, повернулась и собралась, было, вернуться на корт, но что-то ее остановило. Еще раз повернулась и подошла ко мне.
- Простите, у Вас не совсем обычная фамилия, не так ли?
- Да, Вы правы.
- Я могу попросить Вас представиться?
- Никаких проблем. Флеккель Владимир Александрович.
- Володя. Володя Флеккель. Вы не помните меня?
К этому моменту я абсолютно точно знал, кто это. Ляля, дорогая моя Ляля. Сильно изменившаяся, постаревшая, но это была она. В моей голове промелькнула возможная нить нашего дальнейшего разговора, в котором мимо моего теннисного прошлого и настоящего было не пройти. Что я должен говорить? Если играю, то, милости просим к нашему шалашу, и все станет ясно с первым ударом. А как сказать своему тренеру, вложившему в тебя столько труда, что ты только зритель. И я, как можно мягче, сглаживая все острые углы, стал рассказывать свою историю.
- И ты ни разу не играл?
- Ни только не играл, но даже не держал ракетку в руках.
- Понятно. Ну что ж, пошли.
- Куда пошли?
- На корт. Благо ты в кроссовках.
Все остальное было похоже на чудо. Знакомый требовательный голос, что-то подсказывающий, мышечная память, стереотип не забытых до конца движений и никуда не девшаяся классическая школа тенниса сделали то, с чем я уже навсегда распрощался. Мои мячи стали перелетать на ту сторону по вполне удобоваримой траектории. Конечно, это была ночь по сравнению с тем, что я когда-то умел делать, но это был день по сравнению с тем, что я делал, сидя на лавке рядом с кортом. Я снова вернулся в мир тенниса, пусть на его задворки, пусть, но вернулся. Самому бы мне не хватило смелости появиться на людях в совершенно разобранном состоянии, и я был снова благодарен Ляле за это воскрешение.
Конечно, все последующие за этим годы я не занимался теннисом, как прежде, но теперь при каждой появляющейся возможности брал ракетку и приходил на корт, где всегда находились люди, равные по "классу", и желавшие разогнать кровь по жилам. Я постоянно ловлю себя на мысли, что мне приятно просто находится в этом мире, среди белых одежд, ракеток, звуков отбиваемых мячей. Мне нравится просто сидеть на лавочке и наблюдать игры других, мне нравится смотреть, как веселятся и дурачатся на кортах дети.
Число желающих играть выросло неимоверно. Как говаривала моя бабушка, «Сейчас все пьют какао». Слегка изменив это выражение, можно с уверенностью сказать, что сейчас вся шпана играет в теннис. Меня дрожь бьет, когда вижу на кортах этих немытых, небритых, обросших, грязных, нечесаных, расхристанных уродцев в темных бесформенных одеждах, совершающих при каждом выигранном мяче непристойные телодвижения в сторону своих соперников. Последняя часть фразы касается также и милых барышень. Абсолютно уверен в том, что отцы-основатели лаун-тенниса должны переворачиваться в своих гробах, наблюдая такую метаморфозу в изобретенном ими виде спорта. Многим, воспитанным на белом, традиционном и интеллигентном теннисе, все это невыразимо противно.
Никто не спорит, что теннис стал другим, мощным более быстрым, невероятно атлетичным и более интересным. Но никто не имеет права, привносить в любой вид спорта вместе с новыми техническими приемами и тактическими новинками манеру поведения обитателей городских трущоб и подворотен. Ведь никто не против наказания за фол, допущенный во время соревнования, несоблюдение или неуважение правил игры. Так почему неуважение к традициям самого вида спорта и своим партнерам на глазах миллионов телезрителей проходит безнаказанно?
Не нравятся тебе эти традиции? Что ж, бывает, займись другим спортом, или играй в другие игры, в очко, например, буру или секу.
Если быть достаточно внимательным, можно наблюдать развитие новых взаимоотношений между людьми здесь, в теннисном мире. Однажды, когда теннис превратился в один из самых модных видов спорта, стал свидетелем замечательной картины. По аллеям парка, где автомашинам не дозволено ездить, прямо ко входу на стадион подкатила очень дорогая машина, из которой вышли две пары и направились к центральному корту. Сказать, что у них было самое современное и модное спортивное снаряжение и одежда – это ничего не сказать. От липучек на обуви до заколок в волосах – все кричало и требовало к себе внимания. Они расположились в креслах, вынули из чехлов ракетки, достали термоса и разноцветные бутылочки с разнообразными напитками. Нет, нет, не алкогольными. Это были специальные спортивные напитки. Долго рассматривали и выбирали мячи.
К ним подошли еще несколько человек, прибывших сюда раньше, и до меня стали долетать обрывки светских разговоров, смех, запах хороших сигарет и аромат прекрасного кофе. Они обсуждали теннисные новости, называли фамилии известных всему миру спортивных звезд, результаты прошедших игр, рассматривали теннисный инвентарь снаряжение.
Примерно через час, собрались и покинули стадион, даже не выйдя на корт и не сделав ни одного удара по мячу. Думается, в телефонном разговоре кого-нибудь из них обязательно прозвучит фраза: "Сегодня у нас был теннис". Ну что ж, пусть будет и такое.
Наблюдая за тренировками детей и видя их тренеров, терпеливо и многократно показывающих одно и то же движение, мысленно возвращался в то время, когда все это проделывала с нами Ляля. Странное дело, вспоминая эту замечательную женщину, всегда испытываю какое-то непонятное до конца чувство неоплаченного долга, что ли, хотя ни один из нас, ее воспитанников, никогда не давал обязательств, всю свою жизнь заниматься, исключительно, теннисом. Все это так.
Но почему то, перебирая в памяти этапы своего жизненного пути, не позволившие заниматься любимым видом спорта и заставившие отойти от него довольно далеко, все равно чувствовал какую-то косвенную вину перед человеком, много вложившего и верившего в тебя. Почему-то хочется попросить прощения.