Наверное, это любовь

Александр Полянский
   - Ну, почему ты  называешь меня Буратинкой? – Леночка капризно надула губки, и на её прелестное личико набежало облачко. – У меня же классический носик. И вообще, я – красавица. – Леночка подошла к зеркалу, любуясь своей точеной фигуркой. – Ну, опять молчишь?! – в  голосе Лены послышались угрожающие нотки.

   - Леночка, ну кто будет спорить, что ты – красавица и… умница, - на всякий случай добавил я и тут же, спохватившись,  повторил тоном, не требующим возражений. – Да, умница!

   Склонив голову на мое плечо, Леночка обвила меня руками, и мои неразрешимые проблемы тут же растворились в эфире любви.  Вопрос: зачем я каждый вечер прихожу  в этот дом, вопрос, который терзал меня, как только я подходил к дверям ее квартиры, сам собою исчезал.
   Так начиналась каждая наша встреча.

   Опустошенные звериной страстью, мы лежим с Леночкой на диване.   
   «Апатия, - вспоминаю я  изречение завзятого циника, моего сокурсника по мат-меху Андрюши Киселева, - отношение к половому акту после полового акта. И хотя прошло…, черт, сколько  же прошло времени? Последний раз мы встречались с Андрюшей в конце прошлого века. Но об апатии лучше никто так и не сказал».

   Леночка, полуприкрыв свои изумрудные глаза, лепечет:
   - Дорогой, мне так было хорошо!
   «Удивительно, - соображаю я, - она почти никогда не обращается ко мне по имени».
   Леночка приподнимается на подушке и с укором на меня смотрит:
   - Почему ты молчишь? Ты меня любишь?
   Я едва киваю головой.
   - Скажи: да или нет?
   - Да.

     На  личике Леночки снова умиротворение. Но молчание длится всего  несколько мгновений.
   - Какая у Ольги потрясающая машина! – моя подруга не скрывает восхищения. И в этом  вся она. Леночка  всегда говорит, что думает. И ее не интересует, что думает при этом собеседник,  потому что,  как считает сама Леночка, она права. Всегда права! - Огромная, сверкающая, - продолжает самозабвенно Леночка. -  Твой «ситроен» по сравнению с ней – чистый карлик.
   - Угу, - спокойно подтверждаю я правоту  ее слов.

   Леночка снова поднимается на подушке. На этот раз взгляд ее изумрудных глаз сверкает праведным гневом:
   - Тебе ведь все равно, на какой машине ездить. Ты – как серый кардинал!
   - Леночка, я же тебе говорил, серый кардинал – метафора, означающая совершенно другое.
   - Мне неважно, что означает твоя метафора! Ты прекрасно понимаешь, что я имела в  виду!
   Я молчу.  Я знаю, одно моё неосторожное слово и скандала  не избежать.

   Леночка выпростала из под простыни свою  красивую руку и, словно призывая к справедливости, вскинула ее вверх:
   - Господи, почему, ну почему свои лучшие годы я отдаю тебе? Правильно говорила Маруся: ты – отстой. Ведь тебе не важно, в чем ходить. Чего только стоят одни твои бесцветные рубашки! А ты подумал, что я – королева? Ты, ты подумал…, - глаза Леночки наполняются слезами, голос её дрожит.

   Я осознаю  себя полным ничтожеством, пигмеем, жалким насекомым не достойным леночкиного взгляда.
   «Любовь – серьезное заболевание, трудно поддающееся лечению», - с грустью думаю  я.
   Осторожно прикасаюсь губами к  мраморному плечу Лены. По ее телу пробегает горячая волна, и вот  восторг объятий снова поднимает  меня в заоблачную высь.
   - Ты меня любишь? – почти стонет Леночка.
   - Да, - обреченно отвечаю  я и с ужасом думаю,  что это, может быть, действительно так.