Когда я учился в школе и на первых курсах института, мы с мамой почти каждый год на зимние каникулы летали к ней на родину, в Тбилиси. Самолёт из киевской, снежной и морозной зимы, доставлял нас почти в лето. Наше недельное пребывание в основном сводилось к хождению по родственникам, от посещений которых у меня осталась масса вкусовых впечатлений. Маму любили, поэтому каждая семья хотела нас на славу угостить. А так как многие из родственников были, по выражению дяди, «торговыми работниками», то столы «трещали». Курица с соусом сациви, жареная индейка или поросёнок, осетрина или форель, лобио и долма. Хачапури, разнообразные сыры и зелень. Вина и ликёр из лепестков розы. Из сладостей особенно запомнились вяленый инжир и чурчхела (колбаски из загустевшего виноградного сока с ореховой начинкой).
А всё-таки самым «вкусным» воспоминанием было, как мы с сыном маминой институтской подруги ели купленный в пекарне горячий пури (хлеб) с сулугуни и зеленью, запивая молодым домашним вином. Мы с этим парнем нашли много общих тем и никак не могли наговориться, я ему даже о своей первой любви рассказал. Жаль, что нам не удалось в этот вечер прогуляться: оказалось, что мои ноги совсем не подчиняются моей абсолютно ясной голове. Они меня и до дома, который был в сотне метров, доставили с большим трудом и далеко не по прямой линии.
А вот слушать разговоры родственников мне было скучно, правда, я их и не очень понимал, потому что разговаривали они на армянском, а я его знал совсем плохо. Больше догадывался, о чём говорят. Например, если мама хмурилась, значит пошли разговоры о болезнях и о том, что надо ей кого-то, как врачу, посмотреть и проконсультировать или устроить в Киеве в больницу.
Иногда мне удавалось уговорить маму пойти в гости без меня, и я гулял со своими двоюродными братьями. Жили они на Авлабаре (район в Тбилиси), и я поражался, как они и их приятели свободно общаются то на грузинском, то на армянском языке. А, вспомнив обо мне, убогом, одноязычном, переходили на русский.
Много было впечатлений: дома на отвесных скалах, буквально нависшие над Курой, канатная дорога на вершину горы Мтацминда, откуда открывался вид на город. Пантеон, где покоились выдающиеся люди. Навсегда запомнившаяся часть надписи на плите Грибоедова, оставленная его юной женой Ниной Чавчавадзе: «….Зачем тебя пережила любовь моя?»… Памятник артисту Серго Закариадзе в виде театральной маски, увитой виноградной лозой.
Удивляло, что в рабочие дни на улицах было полно мужчин: компаниями по пять, а то и по десять человек они выпивали за столиками в кафе, играли в нарды или просто разговаривали. Причём почти всегда очень шумно и с таким видом, будто спорят о чём-то очень важном и даже ссорятся. Бросалось в глаза, что все модно и хорошо одеты. Казалось, что жизнь в этом городе – сплошной праздник. Это ощущение подкреплял базар с его изобилием, яркими красками и запахами.
О том, что праздник не у всех и не всегда, напоминали нередко встречавшиеся на улице женщины в траурных одеяниях. И, конечно, не все богато жили. Например, семья тёти, муж которой работал инженером на заводе. А в крохотной квартире нашего соседа снизу не было даже ванной комнаты, и я по утрам видел, как он умывается во дворике.
Многое из тогдашнего забылось, что-то кажется неинтересным, но вот одна тбилисская картинка часто всплывает в памяти….
В фойе кинотеатра я увидел группу мальчишек лет тринадцати-четырнадцати. Одни сидели на стульях, другие на корточках, образовав тесное кольцо вокруг паренька, который, наклонившись вперёд, что-то увлечённо рассказывал. С виду ничем непримечательный, но как же плавно текла его речь, и как его слушали! Иногда он выпрямлялся, чтобы подкрепить свой рассказ жестом или нужным выражением лица. И его мимика обязательно вызывала реакцию: улыбки, сочувствие и даже злость. Глядя на горящие интересом глаза слушателей, я страшно жалел, что почти ни слова не знаю по-грузински, и, что в кино я пошёл один и некому мне перевести, хотя бы пару фраз из его рассказа. Я, как заворожённый, стоял и смотрел на ребят. Они не обратили никакого внимания на звонки и только, когда билетёрша подошла к ним и что-то недовольно проворчала, неохотно поднялись и направились в зал. И я - вслед за ними.
Это так давно было, а я до сих пор жалею, что так и не узнал, что рассказывал тот паренёк. Прочитанное в книге, увиденное в фильме, а может историю, случившуюся с ним? О чём был его рассказ: о невероятных приключениях или настоящем человеке, о странствиях или о необыкновенной любви?
И ещё я иногда вспоминаю этих мальчишек, когда собираюсь что-то рассказать, и думаю, а стоит ли, а получится ли интересно и будут ли тебя слушать, как слушали они своего рассказчика?