Национальный герой Польши
В Норильске я, новоиспеченный лейтенант медицинской службы, начал свою военную карьеру с должности старшего врача части, хотя никакого другого врача, младшего или среднего, и в помине не было. Единственным моим подчиненным был зубной врач майор Артемьев Всеволод Михайлович, человек бывалый, прошедший войну, и, видать, за какие-то провинности сосланный дослуживать сюда, на край света.
Мы подружились очень быстро, потому что ничто так не сближает людей, как совместный труд, интенсивность и необходимость которого не подлежали сомнению. Чтобы не замерзнуть на улице, мы почти ежедневно должны были очень быстро откопать наш домик – медицинский пункт, регулярно заносимый снегом по самую крышу. Учитывая тот факт, что зима в этих широтах длится месяцев девять, а переехать в строящееся кирпичное здание нам не светило еще года два, то фронтом работ мы были обеспечены постоянно.
После утренней разминки каждый из нас занимался своим делом, об одной особенности своего не премину рассказать. После приема пациента я обязан был сделать запись в его медицинскую книжку с указанием жалоб, анамнеза, объективных данных, диагноза и необходимого лечения, заверенную собственноручной подписью – д-р Флеккель. При необходимости выписывался рецепт с подписью лечащего врача – д-ра Флеккеля. Относил в соседнюю комнату (аптеку части) и принимал его сам же, но уже в качестве провизора, изготавливая или выдавая готовую форму. При этом на рецепте значилось, что изготовил лекарство д-р Флеккель, выдал его все тот же д-р Флеккель и получил опять же д-р Флеккель. Когда наблюдал, как удовлетворенно кивали головами приезжающие и проверяющие медицинскую документацию старшие товарищи, на душе становилось теплее от сознания, что есть, слава Богу, на земле люди более глупые, чем ты.
У моего нового товарища была одна слабость – он любил выпить. Обращаю ваше внимание, дорогие читатели, на один немаловажный факт - не пить, а именно слегка выпить. Может, вы помните, были раньше такие маленькие стеклянные стаканчики для приема лекарств емкостью миллилитров 30. Вот такой дозы моему другу хватало, чтобы его унылое утреннее настроение сразу менялось на приподнятое настроение творца, ведь он не только лечил зубы, но и протезировал, строил, как говаривал классик, мосты через рот. И строил он их, надо признать, очень хорошо. Вот эту маленькую слабость хорошего человека не сумело понять его предыдущее начальство и сослало его из родного Ленинграда в далекое и холодное Заполярье.
Несколько раз в году мы отправлялись с ним в командировки для медицинского обслуживания наших подразделений, разбросанных по всему Таймыру и вверх по Енисею до Подкаменной Тунгуски. Пилоты АН-2 забрасывали нас в нужное место с обещанием ровно через неделю забрать, хотя работы у нас было дня на три, не более. Оставшееся свободное время мы проводили на охоте, рыбалке или просто бродили по берегу, коротая время в разговорах «за жизнь». Долгие посиделки у костра среди суровой и прекрасной природы Русского Севера, вдали от человечества, городов и цивилизации накладывают особые краски на отношения людей, побуждая к откровениям на самые интимные темы. По моему, было обговорено все, и только на одной теме лежало незримое «табу» - Всеволод никогда и ничего не рассказывал о своем участии в войне, и все мои вопросы на эту тему не удостаивал прямым ответом, умело переводя стрелки. В конечном счете, я решил никогда не возвращаться к военной тематике, видать, было что-то, о чем говорить моему другу совершенно не хотелось.
Так и шла потихоньку наша заполярная жизнь в рутинных делах и задушевных беседах. Но однажды мой приятель получил неофициальное письмо от какого-то большого начальника из Министерства обороны СССР, в котором, ничего не объясняя, было предложено ему в период очередного отпуска зайти в посольство Польши к товарищу такому-то. Я никогда не видел моего друга таким взволнованным. Поскольку по рассказам я мог судить, что в этой стране он был только во время войны, то его ожидало что-то, связанное именно с тем временем, о котором он либо боится, либо стыдится говорить. Ничего он не сказав и на этот раз, Севка улетел в Москву.
Вернулся оттуда он другим человеком, довольным и счастливым, его прямо распирало от желания поделиться со мной всеми новостями. И тогда впервые я услышал его рассказ о том страшном времени.
В годы войны он служил в подразделениях, выполнявших особые задания высокого командования глубоко в немецком тылу, причем разведка тихая и незаметная вражеских объектов, гарнизонов и коммуникаций была не основной их задачей. Ликвидации отдельных лиц – вот чем, в основном, занимались эти группы. При выполнении заданий на территории Польши группе было придано несколько поляков, хорошо ориентирующихся в тех районах. С одним из работающих с ним в паре Всеволод подружился, и несколько раз они взаимно выручали друг друга в рейдах.
Однажды в горах, уходя от плотно сидящей на пятках погони, поляк получил серьезное ранение, и, по негласным законам этих групп, напарник был обязан пристрелить его. Сделать этого Севка не смог. Спрятал раненого в какой - то расщелине между камней и, закидав ветками, побежал, отвлекая егерей от этого места. Ему удалось уйти. Что стало с его другом, он не знал и был уверен, что тот так и умер в своей каменной могиле.
Но жизнь распорядилась иначе. Когда стрельба стихла, поляк выбрался из укрытия и полз, периодически теряя сознание, пока не наткнулся на кого-то из местных. Они выходили его, а после войны его жизнь круто пошла вверх, и, в конечном счете, друг моего приятеля стал одним из руководителей государства. Благодарную память о своем сослуживце он пронес через все эти годы, рассказывая о героизме своего военного товарища и пытаясь разыскать его самого. Но «компетентные» органы СССР, зная маленькие слабости Севки, решили не показывать его и отвечали, что тот геройски погиб на фронте. Поляк обратился к местным властям мест, где они вместе воевали, с просьбой увековечить память своего друга, назвав его именем улицу, площадь или школу.
И только через много лет один из старших офицеров Министерства Обороны СССР, в прошлом служивший в такого же рода подразделениях, случайно натолкнувшись на польские запросы, решил исправить допущенную ошибку.
Всеволод вернулся в Норильск с единственной целью - рассчитаться в части и уехать в Варшаву, где уже готовились к торжествам в его честь. Попранная ранее справедливость восторжествовала, «награда нашла своего героя». Но к пониманию всех этих событий и искренней радости за много пережившего человека примешивалась капелька горечи оттого, что в мире не существует абсолютной справедливости. Судите сами, – Польша обретала нового Национального Героя, я же лишался общества друга и единственного подчиненного.
Классический оксиморон: «Сладкая горечь разлуки…»