21.06.78
Сегодня к синагоге на спортивном велосипеде подкатил крупный мужчина, лицо которого обрамляла густая борода. Не слезая, опершись одной ногой о бордюр тротуара, он напряжённым срывающимся голосом произнёс: «Если хоть единое слово о Шимоне просочится за границу – будете иметь дело со мной. Не делайте его борцом-великомучеником. Нашему отцу семьдесят пять лет, он не выдержит».
Сначала никто не врубился. Шимон предупредил, что уезжает в командировку. Все знали, что в конце мая он получил призывную повестку из военкомата для прохождения военных сборов, но отказался, мотивируя поданным ходатайством в Министерство Внутренних дел о получении разрешения на выезд в Израиль. Какой смысл будущему израильтянину повышать воинскую квалификацию в Советской армии? Он, будучи офицером, должен был поднимать моральный дух советского солдата, проводя антиизраильскую пропаганду, что не соответствовало его мировоззрению. В прошлом году в аналогичной ситуации военком не счёл нужным его призывать и дал отсрочку.
Слово за словом, собравшиеся у синагоги выяснили, что человека с бородой на велосипеде зовут Михаль, и что он брат Шимона, и что Шимон действительно уехал в командировку, но его отозвали, вызвали в прокуратуру, откуда домой он не вернулся. Вот оно московское эхо.
Иосиф возразил Михалю: «Шимон уже приговорён. Еврей-отказник, да ещё активист проходит по максимуму. Суд только формальность, которую надлежит заполнить. Оставить Шимона на произвол судьбы – предательство» Михаль взвился фальцетом: «Я о вас много слышал как о человеке, продающего за границу любую информацию. Вы бессердечный, вы пойдёте на всё, вы не имеете права…. Вы, все у синагоги, занимаетесь чепухой…. Вас нужно пересажать! Если бы моя воля…».
Иосиф почувствовал усталость. Комитетчики хорошо обработали Михаля, их почерк. Какой страшный язык у этого человека! Возле синагоги встрепенулись, надвинулись. Михаль понял, что переборщил, пошёл на попятную, что-то говорил, но он уже себя проявил одним махом, за которым не только страх за брата, но и малодушие. Бесполезно ему что-либо доказывать, объяснять. Иосиф понимал, что рассориться с Михалем означало лишиться информации о Шимоне. Поэтому он дал ему слово пока молчать, но потребовал взамен, чтобы Михаль держал его в курсе событий.
В статье 213 уголовного кодекса Молдавской ССР говорится, что уклонение военнообязанного от прохождения учебных сборов, совершённое повторно, наказывается лишением свободы на срок до одного года или исправительными работами на тот же срок, или штрафом до 100 рублей. Наказанье не такое уж большое. Без сомнения, Шимон знает об этом. Он не должен раскиснуть. Иосиф помнит семинар, который проводил Шимон, о героизме израильтян против террористов в аэропорту Энтебе. Шимон говорил с энтузиазмом, глаза его горели, на щеках выступил румянец. Чтобы провести такой семинар, нужна была смелость. И ещё один семинар «Будущее Израиля» Шимон провёл на очень высоком уровне. Он должен выдержать испытание, приготовленное ему судьбой.
Иосиф был по возрасту старше и опытнее многих отказников. Как ему поступить? Выступить ли в защиту Шимона или воздержаться? Михаль имеет больше прав на участие в судьбе брата. Возможно, что связи отца и брата, пассивное внимание к судебному процессу помогут избежать тюрьмы…. Маловероятно…. Не проще ли поставить всё на свои места? Ведь Шимон так и сделал. Он мог заболеть и представить в военкомат справку. Иосиф знал, что Шимон перенёс зимой воспаление лёгких. Но он честно изложил военкому причину отказа явиться на сборы по повестке. Значит, знал, на что идёт. Иосиф должен поддержать Шимона, сообщить за границу и, как можно, скорее.
Квартиру матери Иосиф сдал в жилищное управление. Вместе с Сашей погрузили старые вещи на школьную полуторку и вывезли за город подальше от людских глаз, не на мусорную свалку. Затем подожгли. глядя как пламя уничтожает ещё недавно служившие дорогим людям, казалось, ещё живые вещи, заплакали двое взрослых мужчин.
15.07.78.
Суббота. Закончился судебный процесс над Щаранским. О его мужество и веру разбилась советская государственная машина. Картер призвал советское правительство освободить ни в чём не виновного человека, подписи общественных организаций и знаменитых людей из-за границы не помогли. Советское правосудие снова обернулось фашистской свастикой. В четверг в Калуге приговорили пятидесятилетнего больного Александра Гинзбурга к семи годам строгих лагерей. Каждый из отказников в Якимовском переулке у синагоги чувствовал, что гром в Москве отзовётся в Кишинёве. Кто на очереди? Тому, кто «ошибётся» пощады не будет. Каждый ходил по лезвию ножа, ограничивающие законы очень жёсткие. Кгбэшники только и ждут, что кто-нибудь отступится. Машина устрашения заработала. Садиться в тюрьму никому не хотелось. И не удивительно, что телеграмму в адрес Верховного Совета СССР с призывом «Свободу Анатолию Щаранскому!» из пятнадцати возле синагоги подписали всего три человека: Иосиф, Шварцман Аба и Геллер. В Тирасполе аналогичную телеграмму должен был дать Гриша Левит.
22.07.78
Казалось бы, отошли в прошлое тревожные, полные трагизма дни расправы над Щаранским. Возле синагоги только говорят о Шимоне, но никто толком ничего не знает. После синагоги Иосиф позвонил Михалю. Тот сообщил, что следствие закончено, и суд вскоре должен состояться, но точная дата ещё не известна. На вопрос, в каком районе города состоится суд, Михаль после короткого замешательства, ответил, что в Ленинском. Иосиф позвонил в канцелярию Ленинского суда, ему ответили, что уголовное дела Шимона в суд не передали. Иосиф понял, что комитетчики не в состоянии обработать Шимона, не могут направить процесс в выгодное им русло, и поэтому прокуратура воздерживается от передачи дела в суд.
Какая-то сила толкала Иосифа, и на следующий день он снова позвонил Михалю. Трубку подняла его жена: «Суд назначен на 24-25 июня, но лучше на эту тему поговорить с Михалем, он будет через час». Михаль полностью опроверг сообщение жены: «Суд состоится через две-три недели, дополнить ничего не могу», - и повесил трубку.
Сегодня в субботу шестеро отказников подписали письмо в Верховный суд Молдавии: «В течение нескольких лет Шимон добивается разрешения на выезд в государство Израиль. Как правило, служба в рядах Советской армии отодвигает получение разрешения на неопределённое время, не оговоренное ни в одном законе и не доведённое до сведения граждан СССР, то есть является недоработкой советского законодательства. По этой причине для человека, подавшего на выезд в государство Израиль, служба в рядах Советской армии превращается в пытку. Нечто похожее на положение кантонистов в царской армии. Подписавшие это письмо обращают внимание суда именно на указанное стечение обстоятельств, смягчающих ответственность. Поэтому мы просим и требуем освободить Шимона из-под стражи и дать разрешение на выезд в Израиль»
Текст письма был передан в Москву отказникам для предания гласности в западной печати.
01.08.77
В понедельник Иосиф уехал на объект в Незавертайловку, около 120 километров от Кишинёва, сначала поездом, потом автобусом. Дорога длинная. Мысли о Шимоне преследовали Иосифа. На данном этапе он чувствовал своё бессилие. После судебного процесса Иосиф сделает всё, чтобы облегчить его положение. Ему будет оказана не только моральная, но и материальная поддержка. Евреи Израиля и во всём мире внимательно следят за неравной борьбой советских евреев за право выезда. Но, чтобы люди знали, нужно попасть на суд, ободрить, дать почувствовать Шимону, что он не одинок.
День выдался жаркими. После работы хотелось забиться в тень, окунуться в прохладную воду, но какая-то сила гнала Иосифа в Кишинёв. В десять вечера он добрался домой и сразу же пошёл звонить Михалю (прошло около трёх лет, как у Иосифа отключили телефон). Михаль ответил, что ничего сообщить не может. В его голосе чувствовалась фальшь, досада, а за фасадом слов проступало: «Ну, чего привязался». «Михаль, джин вышел из бутылки, о Шимоне многие уже знают и не только в Кишинёве». В ответ понеслась брань, угрозы убить Иосифа и ещё кого-то неназванного, затем раздались короткие гудки.
«Иосиф, что тебе нужно от этой семьи? Получил плевок и по делу. Кто тебя уполномочил заботиться о Шимоне?»
Ночь прошла почти без сна. В полудрёме Иосифу приснился странный сон, как будто он куда-то едет с мешком за плечами, а в нём беленький, кудрявенький, маленький ягнёнок. На безлюдном полустанке поезд стоит долго, дожидаясь встречного. Иосиф вышел из вагона погреться на солнце, холодно ему. Вдруг он вспоминает, что не кормил ягнёнка и выпускает его из мешка. Ягнёнок полон жизни, набрасывается на зелёный куст, но внезапно сникает, глаза его закатываются, становятся мутными, и он мордочкой стелется к Иосифу. Иосиф просыпается, но сон не хочет оставить его.
Утром Иосиф придумал причину, заскочил в контору, чтобы оправдать отсутствие на объекте. Затем пошёл бродить по районным судам. Октябрьский, Ленинский…. Во Фрунзенском он узнал, что суд уже начался в зале заседания судьи Мамычева. Его удивило и насторожило, что можно так просто зайти в зал. Обычно, когда судят отказника, власти предпринимают меры, ограничивающие или вообще не допускающие проникновение в здание суда простых смертных, тем более отказников.
Небольшая комната, два стола, расположенных Т-образно. В центре судья, а по бокам два народных заседателя, за отдельным столом секретарь, адвокат и прокурор, спиной к подсудимому. Сбоку возле стены шесть стульев, из которых два свободных. На остальных Михаль, две женщины и крупный пожилой мужчина, как потом выяснилось отец Шимона. Лицом к судье – Шимон и два милиционера.
Иосифа встретил удивлённый ненавидящий взгляд Михаля и жалкая улыбка Шимона. Одет он был в джинсовый костюм, небритый, в нём чувствовалась подавленность, непонятная расплывчатость. Иосиф несколько раз пробовал поймать его взгляд, но не удавалось. На его лице блуждала просящая, обращённая к судье улыбка. Судья закончил формальности и приступил к делу.
Судья: «Шимон Израилевич, расскажите суду, когда вы призывались на учебные сборы в Советскую армию?»
Шимон: «После окончания института в 1971 году меня призвали на двухмесячные сборы, а в 72 – на сорокадневные, в 74 – на двухнедельные без отрыва от производства, а затем на шестидесятидневные с отрывом.
Адвокат: «Была ли у вас мысль отказаться от сборов?»
Шимон: «Нет. В 77 году мне вновь прислали повестку для прохождения сорокадневных сборов. Я явился в военкомат и предупредил, что в ОВИРе находится моё ходатайство о выезде в Израиль на постоянное место жительства. Военком потребовал, чтобы я подтвердил сказанное справкой, но справку выдать мне отказались. Я вернулся и попросил военкома позвонить в ОВИР, но он ответил, что не считает нужным. Именно тогда я написал объяснительную записку, и меня оставили в покое. Мало того, через два месяца мне повысили воинское звание до старшего лейтенанта.
Судья: «Вот видите, Шимон Израилевич, как к вам хорошо относятся власти. Эдак, вы можете вскоре и генералом стать».
Адвокат: «Из ваших слов, объяснительная записка послужила причиной, по которой вас не призвали в армию на сборы? Правильно ли я вас понял?»
Шимон: «Правильно. 27 июня сего года мне снова пришла повестка явиться на сборы. К этому времени я уже числился в так называемых отказниках. Я решил пойти по проторенному пути и написал заявление, аналогичное первому, думал, что меня освободят».
Судья: «И присвоят очередное звание».
Адвокат: «Выезд в государство Израиль – это и есть основная причина второго отказа от прохождения сборов?»
Шимон впервые посмотрел на Иосифа, но Иосиф опустил глаза, мысленно умоляя ответить: «Да, да именно это и есть основная причина!». Но Шимон ответил: «Нет». На его лице всё также блуждала не по делу странная, жалкая улыбка.
Судья: «Объясните подробно».
Шимон: «Я болел и боялся, что сборы повредят моему здоровью».
Судья: «Вы взрослый человек и знаете, что освободить от армии вас может только медицинская комиссия. Ваши доводы неубедительны».
Адвокат: «Может, есть ещё какая-то причина?»
Шимон: «Да…. У меня есть очень интересная работа. Я не хотел уходить с работы именно в такой ответственный период».
Судья: «Что-то Шимон Израилевич, мне не понятно. Какая же причина истинная? То вы направляетесь в Израиль, то боитесь простудиться в армии, то болеете за производство?»
Шимон: «Я потом ещё дополню своё выступление».
Судья: «Вызовите свидетеля из военкомата».
Свидетель по фамилии Пугачёв подтвердил, что в деле Шимона Израилевича имеются две объяснительные записки, в которых он отказывается от прохождения сборов, мотивируя ходатайством о выезде в Израиль.
Адвокат: «Чем вы объясняете присвоение очередного воинского звания подсудимому?»
Пугачёв: «Звание мы присваиваем автоматически. Достаточно иметь выслугу лет и характеристику с места работы».
Адвокат: «Даже если человек отказывается служить в армии, мотивируя выездом во враждебное нам государство?»
Судья: «Вопрос не относится к делу. Мы не судим военкомат. Вызовите свидетеля с работы».
Вошёл ещё не старый мужчина как две капли похожий на всех евреев, а все евреи на него. Представился Шейнбергом, на вопрос судьи о национальности, ответил «русский». Присутствующие, как по команде, хитро улыбнулись, даже судебные заседатели, до сих пор сидевшие с безучастными лицами. Произношение Шейнберга не оставляло ни мало мальских сомнений, что он еврей и по матери, и по отцу, и что в доме у него говорят на идиш.
Шейнберг: «У меня есть участок во вторчермете, и я работаю как начальник, а Шмулик, извините, Шимон у меня в подчинении. Очень долго он у меня числился простым рабочим. Я знал, что он хочет поехать в Израиль, но разговоров на эту тему с ним не поддерживал. Я – русский, а он – еврей, он мог подумать обо мне как об антисемите. Иногда, в абсолютно личном разговоре, я указывал на его поспешное решение и даже приводил хорошие примеры, что евреи в нашей многонациональной родине имеют права….
Судья: «Прошу вас говорить конкретнее».
Шейнберг: «Совсем недавно Шм… Шимон под большим секретом доверился мне и сказал, что в Израиль ехать он уже не будет, так как решил жениться. Конечно, я его ободрил, но он попросил дать ему инженера. Он должен сказать что-то родителям невесты? Подумайте сами, у человека высшее образование, он должен иметь лицо…. Поймите меня правильно, в моём участке рабочий и инженер работают совместно и зарабатывают так же. Я ничем не рисковал, а он отказался о поездки…».
Иосиф прислушивался к словам Шейнберга, но сконцентрироваться не мог. Ему было всё ясно, хотелось встать и уйти.
Обычно 9 мая евреи-отказники собираются возле синагоги и отмечают день победы возложением цветов на братские могилы замученных фашистами. В этом году Шимон обещал подготовить траурную ленту с надписью на иврите «Мы не забыли». 9 мая к синагоге он не пришёл, а ленту, написанную небрежно, чтобы не узнали по почерку, передал через какого-то парнишку. Позже он объяснил своё отсутствие отъездом из Кишинёва. Возможно, Шимон передумал, но продолжал поддерживать связи с отказниками. Зачем? Надеялся на посылку с джинсами? Или нравилась щекотливая опасность, ореол отказника?
Судья несколько раз перебивал длинную речь Шейнберга, но тот продолжал словами «ошибка», «честный труд», «исправится»…. Наконец-то он кончил просьбой передать Шимона на поруки для перевоспитания коллективом. Судья предоставил слово Израилю - отцу Шимона.
Израиль: «Я родился в 1901 году в рабочей семье в Кишинёве и всю сознательную жизнь посвятил построению советской власти. Мне семьдесят пять лет, из них пятьдесят четыре состою в Коммунистической партии, добровольцем пошёл в Красную Армию, а потом в особый отдел…».
Судья: «Какое у вас образование?»
Израиль: «Среднетехническое. Детей приучал сызмальства к полезному труду, заставляя дома делать различную работу…».
Иосиф начинал понимать поведение Михаля. За спиной у такого папы удобно жить. Папа – старый партиец, возможно, Ленина видел, папа – присоединял вновь Бессарабию, папа – особист, значит, закрытые столовые, поликлиники, больницы.
Израиль продолжал: «К несчастью нашей семьи Шимон полюбил девушку, которая вскоре уехала со своими родителями в Израиль. На мой домашний адрес письма не приходили. О том, что мой сын совершил роковую ошибку и подал заявление на выезд в Израиль, я узнал позднее и сразу начал бороться за него. Особенно мне помогал мой старший сын и начальник Шимона по работе. На моего сына очень плохо влияли его новые друзья – отказники. Мы, как могли, оберегали его от них. (Действительно, Иосиф однажды позвонил Шимону, на другом конце провода долго спрашивали: кто звонит и зачем – целая анкета.) Девушка, к которой стремился Шимон, в прошлом году погибла в автомобильной катастрофе. Казалось бы, нашему Шимону не к кому было больше стремиться, но нам ещё долго пришлось работать над ним. Я могу заверить присутствующих и судью, что мой сын окончательно отказался от выезда в Израиль и прошу снисхождения к нему».
Судья: «Шимон Израилевич, это правда, что вы отказались выехать в Израиль?»
Шимон стой же жалкой улыбкой на лице, глядя на судью, выдавил «Да». Судья предоставил слово прокурору.
Прокурор: «Отказ от прохождения военных сборов в нашем обществе явление не типичное, редкое. Но, учитывая политическую окраску причины отказа, мы не можем относиться либерально к такому событию. Факты в виде двух заявлений Шимона Израилевича неоспоримо доказывают его вину. Ходатайство с места работы о передаче подсудимого на поруки, заявление свидетеля Шейнберга и отца подсудимого, отказ подсудимого от выезда во враждебное нашей стране государство не являются серьёзными причинами для снижения наказания. Мы обязаны в корне пресекать подобное поведение советских граждан. Поэтому я требую в соответствии со статьёй уголовного кодекса Молдавской ССР максимального наказания, год лишения свободы в лагерях общего режима».
Судья: «Слово предоставляется адвокату».
Адвокат: «Я не выполнил бы своих функций, если бы не обратил внимания суда на следующие обстоятельства. Шимон Израилевич первый раз находится на скамье подсудимых, признал свою вину и облегчил работу суда своими чистосердечными показаниями, и, самое главное, раскаянием. Я не прошу судей вообще не наказывать его. Бесспорно, он виновен, но если он будет находиться на свободе, то принесёт больше пользы советскому обществу. Я думаю, что наказание исправительными работами на срок до одного года по месту работы послужит Шимону Израилевичу достаточным уроком».
Судья открыл папку с делом Шимона и скороговоркой вычитывал отдельные фразы из школьной, студенческой и армейской характеристики. Всё быстрее и быстрее он перелистывал страницы и, наконец, дойдя до конца, с облегчением захлопнул папку.
Шимон говорил мало и всё с той же улыбкой-гримасой на лице попросил судью дать ему честным трудом искупить свою вину на свободе.
После короткого перерыва судья объявил, что Шимон Израилевич приговаривается именем Молдавской Социалистической Республикой к году лишения свободы в лагерях общего режима. Потом посмотрел на осуждённого и, погрозив пальцем, произнёс: «Вы поняли, Шимон Израилевич, не волнуйте больше папу».
Завершился ли суд? Для властей – да. Небольшой ценой и малой ложью можно будет отчитаться перед вышестоящими властями, отметить галочкой своё негативное отношение к сионизму.
Для семьи Шимона суд только начался. Шимона сломали, когда он получил извещение о смерти любимой. Ломали все: власти, брат, отец…. Даже стальные канаты рвутся, если их перегрузить.