Космический кораблик (хотя, скорее, челнок) «Его Величество Челенджер» нетерпеливо визжал двигателями и бился в предстартовой истерике. Тучи пыли и едкого дыма отработанного топлива бешено крутились вокруг маленьким локальным смерчем. Пошёл обратный отсчёт. ДЕСЯТЬ, ДЕВЯТЬ, ВОСЕМЬ…
Я взялся за поручень входного люка – и как ужаленный подскочил от истошного вопля Аннэйма:
– НЕ ЗАКРЫВАЙ!!!
Я обернулся и уже было раззявил полную матюков пасть, но, взглянув на возбуждённое лицо Аннэйма, проглотил угодливо подоспевшие ругательства и проследил за его пальцем. Аннэйм указывал в ближайший иллюминатор. Что он там увидел?
Да так… всего лишь пару придурков-самоубийц в скафандрах как у нас, вприпрыжку скачущих к кораблику сквозь реактивную круговерть. ЧЕТЫРЕ, ТРИ…
– Кто там? – проорал Садж. – Жить надоело?
Крезанутая парочка тем временем втиснулась в люк, разлепилась на две половинки и асинхронно рухнула в свободные кресла.
– Бля, – нормальные слова у меня кончились. – Элли… Джозеф…
– ЗАКРЫВАЙ!!!
Подстёгнутый воплем Аннэйма, я потянул дверь на себя, фиксаторы щёлкнули, и тут же в динамиках взревело: ЗЕРО. ПУСК!!!
– ПОЕХАЛИ!!! – традиционно подхватили пять глоток.
* * *
Летели недолго – всё-таки Марс – не Плутон – и по прибытии были любезно встречены редкой по свирепости даже для красной планеты песчаной бурей. Космонавты – народ к трясучке привычный, но тут накрыло даже нашего неформального капитана Аннэйма. Об остальных жертвах перегоревшего вестибулярного аппарата и говорить нечего.
Одним словом, пробившись через плотную-преплотную пыльную марсианскую атмосферу, экипаж «Его Величества Челенджера» представлял из себя нечто среднее между… просто – нечто очень по-настоящему среднее.
Челнок выпростал бигфутские колёса-самоцепы, с достойной камикадзе удалью шлёпнулся оземь и резво покатил по только им различимому маршруту. Сели ночью. Повеселевшие было от успешной посадки космонавты обречённо приуныли – трясло и болтало не слабее, чем в полёте. Агрегат явно проектировал кто-то из дальних родственников Геббельса.
«Челенджер» вырулил на площадь, образованную раскиданными в восхитительном беспорядке безобразными контейнерами жилых модулей, и неожиданно мягко – я бы даже сказал – тактично остановился. Я освободил фиксаторы и с трудом отодвинул прикипевшую дверь в сторону. Аннэйм высунул в люк голову.
– Встречают! – радостно сообщил он и выпрыгнул наружу. Мы посыпались за ним, как утята.
У дальнего контейнера, плохо видимая сквозь освещённую прожекторами челнока муть, виднелась машущая руками фигурка.
– Пошли!
Выстроившись гуськом – ну, точно утята! – мы потопали к встречающему. Вездесущая пыль противно скрежетала по забралу гермошлема. Ураган, у самой земли немного поутихший, всё же был чересчур сильным для нашего ослабевшего экипажа. Джозеф, сам еле стоя на ногах, галантно поддерживал Элли, мы с Саджем, цепляясь друг за друга на брудершафт, ковыляли за ними, лишь наш отважный капитан мужественно шёл и падал в гордом одиночестве. Аннэйм – он такой.
Когда до благоразумно держащейся в щели между контейнерами фигурки оставалось шагов пятьдесят, я краем глаза неожиданно увидел мелькнувший справа тусклый свет. Приглядевшись, я чуть не потерял дар речи – среди бушующих вихрей хороводящей непогоды абсолютно мирно стоял настежь открытый контейнер с мерцающей галогеновой вывеской «BAR». Еле различимые отсюда посетители, казалось, вовсе не замечали беснующейся за порогом бара марсианской ночи. Как…
«У нас перемирие», – шепнул Марс мне на ухо – и всё стало понятно.
Стало легко и хорошо.
Я, оскальзываясь, шагал на подгибающихся ногах, опираясь на руку Саджа, и думал:
«ХОРОШО!»